Родник холодный 2

https://author.today/reader/492023/4625222
Глава 1

«И судимы были мертвые по написанному в книгах,

сообразно с делами своими».

Откровение святого Иоанна Богослова.

Ранним утром выходного дня трижды прозвенел телефон, стоявший на рабочем столе в кабинете майора Протасова. Это был вызов дежурного по отделу. Майор поднялся со скрипучего кожаного дивана. Он потряс головой, стараясь стряхнуть остатки тяжелого, безрадостного сна, оглянулся и стал соображать, почему он не у себя дома. Взгляд его, привыкший к полумраку, скользнул по знакомым очертаниям сейфа, книжных шкафов и карты страны на стене.

Вспомнил — этой ночью шла большая работа по Красногурбинску — городу, находящемуся далеко за Уральским хребтом. Городку, затерянному в бескрайних сибирских просторах, где жизнь текла по своим, особым законам, и где теперь вскрывался большой, запущенный нарыв. Там региональные оперативные службы Комитета государственной безопасности придавили хвост хорошо законспирированной банде барыг и курьеров и потащили всё кубло на свет божий. Можно сказать, что за хвост потащили настоящих чертей, не просто банду, а особо опасных беспредельщиков. Всю ночь шли стремительные аресты и допросы, а сюда, в центр, летели скупые, лаконичные шифровки, из которых, как из кусочков мозаики, складывалась картина предстоящего большого дела.

Тамошние местные опера и следователи, не отягощённые ограничениями и юридическими условностями социалистической законности, имевшими место в центральном аппарате КГБ, раскручивали дело по горячему на полную катушку. Они действовали с той прямолинейной и грубоватой эффективностью, которую в столице уже подзабыли, предпочитая кабинетную, чиновничью осторожность. Фишки бандитского домино сыпались, карточный домик конспирации преступного формирования полыхал синим пламенем. Каждый новый задержанный, ломаясь, выдавал своих подельников, и цепь арестов расходилась кругами, захватывая все новых и новых участников.

Всю ночь, принимая звонки с докладами из Красногурбинска, майор Протасов местных оперов не подгонял, но и не тормозил. Он, как опытный капитан дальнего плаванья, стоял у штурвала, чувствуя дыхание далекой бури через тонкие нити спец связи, доверяя своим людям на местах, но и зная их горячность.

— Слушаю, Протасов, — не отрывая взгляда от бумаг, ответил майор в трубку своим густым басом.

— Товарищ майор, вас срочно вызывает к себе Сабуров.

— Который час? — нахмурившись, спросил майор, не находя на заваленном бумагами столе своих часов, интуитивно чувствовал, что утро только началось и вызов столь ранний — дело не простое.

— Семь ноль восемь утра, — четко и бодро отрапортовал молодой голос дежурного.

Майор уже нашел свои часы у себя на руке. Он с удивлением посмотрел на циферблат. Часы за неделю набрали отставания на пару минут. Это его изрядно раздражало. Эта маленькая, бытовая неточность в мире, где все должно было работать как часы, казалась ему дурным знаком, символом общего разлада.

— «Спартак» — «Динамо» как сыграли вчера? — прижав трубку телефона ухом к плечу, рассеянно спросил майор, выставляя точное время на своих ручных часах.

— Два — один в пользу наших.

— Кто забил? — переспросил майор, на мгновение отвлекаясь от корректировки времени.

— Оба забил Кармазин, товарищ майор. Он просто великолепен в этом сезоне.

— А! Этот единственный, кто по-настоящему играет. Мне к Сабурову? Принял. Всё.

Майор уже хотел положить трубку, но его рука замерла в воздухе:

— Алло, дежурный!

— На связи, товарищ майор! — голос в трубке немедленно откликнулся.

— Прибудет старший лейтенант Дроздова — сразу ко мне. Никуда не отпускать! Если меня нет на месте — пусть ждет! Понятно? Теперь всё.

— Так точно, товарищ майор!

Майор Протасов положил трубку, подошел к окну, отодвинул штору, посмотрел на улицу. Стекло было холодным, за ним лежал еще не проснувшийся город, розоватый в лучах восходящего солнца. Машин, наворачивающих круг мимо памятника Дзержинскому, было необычно мало. И людей было мало. Вспомнил, что сегодня воскресенье, и что он точно позвонил вчера вечером домой, сообщить, что остается на работе на всю ночь.

«А говорят, что из окна этого дома видно Сибирь. Никакой Сибири не видно. Из Сибири звонят по спецсвязи, через коммутатор. Может, у Сабурова из окна Сибирь видно? Он двумя этажами выше», — подумал майор.

Он взял в руки свои брюки, лежавшие на краю стола, осмотрел их. Положил брюки вдоль кожаного дивана, вытянув их на всю длину. Из большого бокового ящика стола достал маленький портативный утюг командировочный, воткнул вилку утюга в розетку.

Взял со стола графин с водой, налил до краев первый стакан и выпил. Налил второй наполовину, набрал в рот воды так, что щеки его раздулись в стороны. Вернулся к брюкам и мелкими брызгами окатил изо рта те места брюк, на которых нужно было освежить стрелки.

***

Витька Гвоздь блатное своё прозвище оправдывал на все сто. По масти он был из тех, кого в криминальном сообществе определяют как: «белые медведи», «отколотые», «челюскинцы», «ломом подпоясанные» или «один на льдине».

Гвоздь — такое прозвище в зоне часто обретают воры-одиночки — персонажи волевые, готовые идти на конфликт и с администрацией, и с «блат-комитетом». Говоря проще — имя Витька Гвоздь в «людской среде» своё имел, а вот делёжек старался избегать.

Если только появлялся ненадолго где-то в катране, катать в двадцать одно, буру или терц. С выигрыша, если случалась такая маза, взгреет по-чесноку, на общее — десятину, и нет его. Где, что — никто толком ничего про него не знал.

К тридцати годам имел он уже две ходки «к хозяину» — по два и четыре года, в которых «от звонка до звонка» отбыл правильно, по-пацански. На волю выходил без тюремных наколок, такое ему лишнее. В Москве Гвоздь знал, а скорее даже не знал, а чувствовал, где нужно нырнуть, а где вынырнуть, когда и кому скинуть ворованный чемодан со шмотками, а когда затихориться на дне и надолго.

Спешить Витьке Гвоздю некуда. В Москве девять вокзалов: Белорусский, Казанский, Киевский и дальше по алфавиту. Витьке хватало. Был предельно осторожен в своем родном городе, ибо знал его не понаслышке. Честная, типа, братва столицы была вся насквозь изъедена крысами, подмусорёнными до дыр, как швейцарский сыр. Насквозь через неё солнышко видно, как через решетку в камере следственного изолятора.

А вот именно сейчас погореть на ерунде было бы особенно Гвоздю западло. Ощущал он себя на пороге чего-то большого, того, что перевернет его жизнь, вытащит из грязи в князи. Сейчас пошла у Гвоздя тема такая, хоть и не по профилю, но такая по бабкам козырная, что погореть никак ему нельзя было. Совсем другие бабки!

Одно тяготило Витьку Гвоздя — то, что тема эта чужая, которую ему подогнала двоюродная сеструха Лида, и он в теме чужой, как шнырь, движется по ней вторым номером. Быть на подхвате, зависеть от чужой, пусть и родственной, прихоти — это било по его самолюбию, по его природной натуре. В конце концов, взяла своё его натура вора-одиночки, и Гвоздь решил врезать в чужую тему свой личный краник и качать понемногу себе — в одну харю. И это был вопрос даже не денег, а, можно сказать, вопрос жизненного его принципа.

Вот и вспомнил Гвоздь про тот базар, который прокатился у него по краю уха в подмосковном катране в Химках, когда он шпилил там в двадцать одно. Базар был о том, что на прошлой неделе Сева Пончик взял большой куш за одну ночь игры в терц у гастролировавшего в столице шнифера-домушника. Куш настолько большой взял Сева Пончик, что тот шнифер-домушник часть денег предложил Пончику взять ртутью — металлом Q-60/60/200. И Пончик взял.

Пончика Гвоздь знал по своей второй ходке к «хозяину». Тот был смотрящим по бараку в Вятском ИТЛ, по-старому — в Вятлаге.

Гвоздь так же знал про Пончика, что отрывается он регулярно в кафе-стекляшке у конечного кольца одиннадцатого трамвая в Останкино. Там и встретились, перетерли.

Поначалу Пончик сел на шифр, как подпольщик в гестапо, прикинулся ветошью, но под конец разговора сказал, что надо ему подумать. Когда встретились во второй раз, там же, в стекляшке, через неделю, уже сказал он Гвоздю, что тема эта стрёмная, что сильно по ней работают «конторские» и сроки дают тяжёлые. Что тогда в катране взял ртуть по случаю, только чтобы вол не му-му за хвост насчет выигрыша, что залетный гастролер влетел-вылетел, ищи потом его, свищи.

Стрёмная, короче, тема. Говорил так, как будто Гвоздь сам про то не в курсе был. Гонял, короче, в разговоре воздух Пончик, и Гвоздь видел, что сидит тот на сильном атасе. Под конец порешили, что в тему Пончик не впишется, а за долю малую выведет Гвоздя на покупателя.

Время и место для первой встречи с покупателем назначил сам Гвоздь. В первый следующий понедельник в сквозной электричке, уходящей с Белорусского вокзала на Дмитров, в десять сорок пять во втором вагоне от начала. Сказал Пончику, пусть тот опишет внешность его в деталях, а для верности будет Гвоздь читать газету «Советский спорт». Пусть покупатель подойдет сразу, как электричка проедет Лобню, и скажет, что от Пончика.

Пончик в ответ сообщил, что покупателем будет тётка — маруха из приблатнённых, что работает та маруха вроде как с Мамукой Гогочурия, но это не точно. Что брать она может хоть и не помногу, но регулярно. На том и порешили. Разошлись.

«Свой персональный боковой краник в тему врезал. Половина дела сделана», — так примерно рассудил Гвоздь после удачной встречи с корешем. Теперь всё надо наладить, чтобы было ровно.

Наступил понедельник.

Когда Гвоздь садился в электричку на Белорусском, он не знал, да и кореш его по Вятлагу Пончик тоже не знал того, что уже нет никакой надобности описывать в подробностях внешность Гвоздя. Внешность его уже хорошо была известна той приблатнённой марухе, которая должна встретиться с Гвоздём во втором вагоне от начала.

Известна была не только его внешность, но и его личное дело осужденного, его порядковый номер, соответствующий копии приговора суда, все документы, относящиеся к организации и осуществлению процесса исполнения наказания, регистрационные листы, объяснения и объяснительные, справки о проведении бесед, результатах проверок по месту отбытия наказания, рапорта сотрудников ИТЛ и даже табели о количестве времени, отработанного осужденным на обязательных работах, и прочее, и прочее, и прочее.

Откуда было знать Гвоздю, что козырная маруха, которая должна прийти на встречу с ним, работает не с вором Мамукой Гогочурия, а совсем даже наоборот — её непосредственным начальником является майор Комитета государственной безопасности Протасов. И не маруха приблатнённая она вовсе, а старший лейтенант Валентина Дроздова.

***

ПРИКАЗ ПРЕДСЕДАТЕЛЯ КОМИТЕТА ГОСУДАРСТВЕННОЙ БЕЗОПАСНОСТИ СССР

от «04» марта 19** года № ****

Москва

Об утверждении Инструкции по наружному наблюдению, осуществляемому органами государственной безопасности СССР

1. Утвердить Инструкцию по наружному наблюдению, осуществляемому органами государственной безопасности СССР (прилагается).

2. Председателям КГБ союзных и автономных республик, начальникам УКГБ по краям и областям, начальникам управлений особых отделов КГБ СССР и особых отделов КГБ СССР по группам войск, округам, флотам, объединениям и соединениям центрального подчинения, армиям и корпусам, начальникам войск пограничных округов, начальникам главных управлений, самостоятельных управлений и отделов КГБ СССР обеспечить изучение настоящей Инструкции руководящим и оперативным составом и ее неукоснительное исполнение.

***

Месяц назад, первого мая, в самый праздник трудящихся, Гвоздь впервые попал в поле внимания оперативной группы Седьмого управления КГБ РСФСР по городу Москве, отвечающей за наружное наблюдение за иностранными гражданами — сотрудниками одного из посольств страны — члена НАТО.

Гвоздь прошёлся два раза вдоль фасада дома 56 на Пушкинской улице. Вошёл в подъезд дома, вышел почти сразу обратно на улицу. Всего-то ничего. Но до этого, за тридцать минут до Гвоздя, в подъезд вошла и также быстро вышла из него супруга вице-консула посольства той самой страны НАТО, за сотрудниками которого наблюдала оперативная группа «семерки».

Чего в мире только не бывает? Каких случайностей? Кто-то куда-то зашёл, кто-то куда-то вышел. И, как говаривали в Вятлаге сидельцы, «один раз — не вилкой в глаз».

Во второй раз Гвоздь был замечен наружкой в ЦУМе, в отделе тканей на третьем этаже, в тот самый момент, когда ивановским трикотажем в этом же отделе интересовалась всё та же гражданка страны вероятного противника. Хоть никакого физического или иного контакта двух наблюдаемых объектов оперативники не зафиксировали, а всё равно Гвоздя взяли в оперативную разработку.

Тут же всплыло его уголовное прошлое. Кинули опера невод в блатную среду столицы, в среду своих информаторов-стукачей. По итогу полученной информации перекочевал Гвоздь из оперативной разработки «семёрки» в отдел майора Протасова. Здание одно, этажи и подъезды разные.

Сквозная электричка Белорусский — Дмитров была наполовину полна пассажирами — для людей-оптимистов, наполовину пуста — для людей-пессимистов. Старший лейтенант Дроздова не принадлежала ни к одному из типов таких людей. Гвоздя она засекла, проходя мимо вагона по перрону Савеловского вокзала, сидящим у окна, положившим ногу на ногу и читающим газету «Советский спорт». Зашла в соседний, первый вагон состава. В тот вагон, к которому Гвоздь сидел спиной.

Занимать место Валентина не стала, пересекла сцепку между вагонами, оказалась в тамбуре второго и стала наблюдать через двери за Гвоздём, собираясь подойти к нему, как было назначено, после того как проедут Лобню.

Электричка тронулась. Скрипнула всей ходовой частью, набрала медленно и тягуче ход и скоро вышла на крейсерскую скорость. Колёса стали выстукивать по рельсам ритм популярной в недавнем прошлом песни: «Колёса диктуют вагонные, где срочно увидеться нам. Мои номера телефонные разбросаны по городам. Мой адрес — не дом и не улица, мой адрес — Советский Союз».

Из личного дела Витьки Гвоздя, которое Валентина внимательно изучила, следовало, что он крайне осторожен, но в критических моментах может проявить решительность.

«Нельзя вспугнуть такого неосторожным словом, такой при первом шухере сразу заляжет на дно и надолго. И ещё надо внимательно следить за его руками, может быть с оружием», — повторила она ещё раз для себя это и свою легенду прикрытия. Кого из людей знает, кто её знает, где она чалилась, если чалилась. ИК-14 Мордовия, женская исправительная, вышла по УДО, кумом был подполковник Проценко и т. п.

Присела на одно колено, как бы завязывая шнурок на ботинке. А на самом деле она ещё раз проверила, насколько легко и быстро задираются вверх джинсы, скроенные специально в широкий клёш, чтобы быстро достать из закреплённой у щиколотки кобуры.

Пистолет «Кольт 380 Гавермент». Один из немногих карманных пистолетов, выполненный под патрон 9 мм с реальным останавливающим действием. Хоть и предпочитала старший лейтенант всегда фирму «Браунинг» за надежность, но карманники — малыши «Браунинга» калибра 7,65 мм, тем более 6,35 мм — это всё ни о чём.

Станцию Марк электричка проехала без остановки, как делали почти все электрички на этом направлении. Станция безлюдная, потому что не станция это, а просто платформа для погрузки-разгрузки, вблизи от Московской кольцевой автодороги стратегический транспортный узел на случай войны. Следующая станция — Новодачная. Лобня. Будет шестой. Валентина прикинула, сколько это займет времени.

Она услышала, как за её спиной со стороны первого вагона с лязгом оторвалась дверь перехода из вагона в вагон. Грохот колесных пар, доносившийся снизу сцепки, усилился многократно. Валентина обернулась и увидела сотрудника милиции в форме младшего сержанта, за его спиной еще одного в форме старшины с собакой-спаниелем на поводке.

— Гражданочка… — младший сержант жестом ладони — от себя в сторону попросил Валентину отойти от дверей и дать им проход в вагон к пассажирам.

Валентина посторонилась. «Это нехорошо, — сразу подумала она. — Спаниель на поводке — это рейд по наркотикам и взрывчатым веществам. Это нехорошо. Это не вовремя».

Милиционеры прошли в вагон. Стали двигаться между рядов. Спаниель вертел обрубком хвоста, совал свою морду под лавки с сидевшими на них пассажирами. Казалось, что нюхает именно пол под лавками, попеременно то в одном ряду, то в противоположном.

Пассажиры замечали продвижение милиционеров и собаки не сразу, а только когда те приближались или уже проходили мимо. Реагировали спокойно, можно сказать, безразлично.

Когда спаниель поравнялся со спиной Гвоздя, читавшего газету, пес остановился и сел рядом, посмотрел на старшину.

Увидев такое, Валентина подавила внутрь себя стон: «Нет, нет, нет! Чёрт, чёрт, чёрт!»

— Гражданин, предъявите, пожалуйста, ваши документы! — прочитала Валентина по губам и по жесту младшего сержанта.

— Документы? А в чём собственно дело, товарищи? — с наигранным, но убедительным удивлением услышала Валентина Гвоздя, уже входя в вагон из тамбура, но еще не имея никакого плана действия. Ее сердце забилось чаще.

— Впрочем, пожалуйста, — сказал всё еще несколько возмущенным голосом Гвоздь, с явной неохотой отложил газету и добавил, кивая головой в сторону коричневого кожаного портфеля, находившегося на сетчатой полке над окном. — Документы у меня там.

— Достаньте, пожалуйста, — настоятельно, но без грубости, сказал младший сержант.

— Пожалуйста. Извините, товарищ. Придется вас немного побеспокоить.

Гвоздь поднялся, потянулся к полке.

Удивлённый происходящим пожилой пассажир в роговых очках, берете и с бородкой профессорского типа, сидевший напротив Гвоздя, вдруг воскликнул, не соображая, к кому обратиться — то ли к милиционерам, то ли к Гвоздю:

— Но это мой портфель, товарищи!

Хрясь!

Гвоздь, ухвативший уже портфель за ручку, ударил им в лицо младшего сержанта. Сержант упал. Вторым ударом в живот Гвоздь ногой оттолкнул старшину и кинулся в сторону третьего вагона.

«Это провал операции!» — пронеслось в голове Валентины.

Гвоздь молнией метнувшийся по проходу между лавками выскочил в тамбур третьего вагона. Там он ухватился двумя руками за одну ручку двойных раздвижных дверей, уперся ногой в другую ручку, потянул со всей силы, раздвинул двери из вагона на улицу, просунул ногу между дверей, отжал их еще шире и прыгнул из электрички на ходу.

На всё это у него ушло всего несколько секунд.

Погнавшиеся за ним следом милиционеры только успели высунуть лица в открытые заклинившие двери и увидеть, как покатившийся по гравийной насыпи Гвоздь поднялся и похромал в сторону от железнодорожного полотна. Им обоим пришлось придерживать свои форменные головные уборы, чтоб их не сдуло ветром из открытых дверей.

— Вот сиганул, гад! — выкрикнул младший сержант. — Что делать-то будем?

— Да ну на… ноги ломать из-за торчка этого, — сказал старшина, отстраняясь от открытых дверей.

В этот момент они оба повалились на пол. Еще сколько-то пассажиров электрички повалились, кто на пол, кто друг на друга. Механизм колесных пар вагонов заискрил, скользя по рельсам. Раздался раздирающий пространство свист!

Это старший лейтенант Дроздова дернула стоп-кран!

Следующее, что увидели милиционеры, это была женщина, выпрыгивающая из открытых дверей вагона и столбы, мелькавшие в зияющем проеме дверей.

Гвоздь, травмировавший при падении ногу, далеко уйти не смог.

Валентина настигла его в паре десятков метров от железнодорожной насыпи. Дала два предупредительных выстрела в воздух!

— Руки вверх! Мозги вышибу! — крикнула она, держа Гвоздя на прицеле, подбегая к нему.

«Всё! — понял Гвоздь. — Это всё. Не фартануло…» Он остановился и поднял руки.

Через минуту, лежавший лицом в землю Гвоздь, со связанными его же брючным ремнем руками, на мгновение поднял голову и увидел бежавших вдоль насыпи двух милиционеров и собаку-спаниеля.

— Лицом вниз! — услышал он за своей спиной, и потом ещё, обращенное уже не к нему: — Я старший лейтенант госбезопасности Дроздова. Вы поступаете в мое распоряжение! Сейчас необходимо доставить задержанного в ближайшее отделение милиции.

Завтра, на первом допросе на Лубянке, Гвоздь поймет, что взяли его не за коробок шмали, который был у него в заднем кармане.

***

Длинный монолог первого заместителя председателя комитета госбезопасности генерал-лейтенанта Сабурова был посвящен оперативной обстановке, складывающейся по Ярскому краю, прилегающему к Восьмой Аномальной Зоне.

Слова Сабурова были произнесены размеренным тоном, под сопровождение звука «тик-так» механизма больших напольных часов в деревянном корпусе. Эти часы немецкой фирмы Хермле были вывезены в качестве трофея из Потсдама в тысяча девятьсот сорок шестом году и помещены в этом кабинете.

С тех пор сменилось в кабинете первого заместителя комитета немало хозяев, а часы так и стояли на своем месте. Механизм их был надежен и точен с тремя гирями и маятником. В документах, сопроводивших часы в СССР из Потсдама, переведенных на русский язык уже в Москве, говорилось, что часы выдерживают четырнадцать дней хода на одном заводе. Для того чтобы завести часы, нужно было всего лишь поднять гирьки на цепочке в верхнее положение, медленно отвести маятник и запустить часы.

За всё время своего пребывания в этом кабинете Сабуров никогда такого не делал. Можно сказать, что для него эти напольные часы имели вечный ход. За гирьками и маятником в часах следили его адъютанты. Сабуров запускал в ход иные механизмы.

Из всех поступающих в «центр» оперативных сводок Сабуров уделил особое внимание информации о том, что среднестатистические цены на незаконном рынке оборота металла Q-60/60/200 имеют устойчивую тенденцию к снижению. Из чего следует, что, несмотря на усилия правоохранительных органов, взять под контроль криминогенную обстановку в крае — это им осуществить не удается и незаконный оборот металла Q-60/60/200 неуклонно растёт.

Далее Сабуров сообщил, что на следующую неделю назначено межведомственное совещание по этому вопросу и дал указание майору Протасову подготовить свои соображения о комплексе мер для устранения сложившейся в Ярском крае нетерпимой ситуации.

Майор Протасов внимательно слушал начальство, сидя через стол. В Комитете хорошо знали — если Сабуров предлагает сесть сотруднику справа, то вызов в этот кабинет, или как говорят в авиации — полет, пройдет штатно. А если Сабуров предлагал присесть, указывая на левую сторону напротив своего стола — жди разнос.

Были случаи, когда с этого несчастливого места слева катапультировались сотрудники нести службу прямиком из центрального аппарата за Можай, в места не только обделенные электричеством, но и иными благами цивилизации.

Протасов делал быстрые записи в свой блокнот. Ждал самого главного, которое по обыкновению Сабуров сообщит в самом конце.

В контексте сказанного Сабуров перешёл к деталям и поставил новую оперативную задачу, из которой следовало, что первый заместитель хочет обострить постоянно тлеющий конфликт между двумя правоохранительными силовыми ведомствами — между Комитетом и МВД.

— Моё соображение такое — необходимо туда послать надежного сотрудника и аккуратно прощупать там обстановку, — заканчивал в своём кабинете долгий монолог Сабуров, — Что скажите, Петр Алексеевич? Есть у вас надежный сотрудник для этой задачи, с опытом полевой работы в аналогичных условиях?

— Есть такой сотрудник! — уверенно ответил майор Протасов.

— Приступайте, не откладывая! — Сабуров поднялся и протянул через стол Протасову руку.

Майор вышел из кабинета.
https://author.today/reader/492023/4625222