Профессор сидел на втором этаже, переключая каналы радиостанции. Вечерами от скуки он иногда забавлялся тем, что прослушивал частоты. Время от времени удавалось поймать какой-нибудь сигнал. Вот опять заговорили на китайском, вернее Хаимович решил, что на китайском, так как ни слова не мог разобрать. Женский голос что-то настойчиво твердил, возможно, рассказывал, где расположено убежище или как вести себя, если тебя пытается съесть дюжина каннибалов. Недавно его радиостанция поймала и записала такой сигнал на русском. Диктор серьезным низким голосом убеждал сохранять спокойствие, выполнять требования полиции и органов правопорядка, оставаться дома и соблюдать максимальную самоизоляцию. При малейших признаках заражения и повышения температуры незамедлительно вызывать скорую помощь.
Это сообщение начали транслировать в самом начале эпидемии, когда власти еще не представляли, насколько быстро рухнет вся система здравоохранения, контроля и правопорядка. Записанный голос человека, который, скорее всего, уже давно умер, продолжал вещать забытый автономный ретранслятор. Альберт Борисович усмехнулся в очередной раз, после слов диктора о том, что «ситуация находится под контролем». Под этим самым контролем все было только у него, до того момента, как он впустил в свой дом Андрея, Машу и всю их компанию. После этого всё пошло коту под хвост.
Профессор перевел взгляд на Таню. Малышка сидела на своей кровати, расчесывала серого плюшевого зайца и что-то шептала ему на ухо. Эту потрепанную игрушку она успела забрать из дома и пронесла с собой весь путь. Заяц, казалось, слушал хозяйку, и, между тем, внимательно смотрел немигающими черными глазами всторону Хаимовича. Девочка с нежностью обнимала этот маленький кусочек прежнего счастливого мира, который напоминал ей о семье.
Альберт Борисович вдруг поймал себя на мысли, что утратил контроль гораздо раньше вторжения его лаборантов. Он нарушил свои принципы в тот день, когда привел Таню в убежище. Возможно, из-за нее он дрогнул и спас своих сотрудников со всей их сворой.
Светлая и темная сторона его сознания с новой силой враждовали между собой. В такие моменты сразу начинала болеть голова, особенно в затылке. Там, где ему проломила череп пьяная банда ублюдков в Новосибирске. Казалось бы, рядовой случай, обычный бытовой криминал, но тот роковой вечер стал точкой отсчета для всей прежней цивилизации. Как иногда бывает опасно обидеть не того человека, с виду маленького, по большому счету, даже беспомощного. Но если этот человек обладает тайной силой, то может случиться страшное.
Хаимович обладал такой силой, и ее хватило, чтобы сломать весь прежний миропорядок. Для этого он рискнул всем, что у него было: жизнью, свободой, достатком, безопасностью, карьерой. Но его личные жертвы казались мелочью, по сравнению с миллиардами трагедий, которые случились после.
- Я спать пошел. Сегодня пораньше хочу лечь, с утра надо капканы проверить, - наставник замолчал и прислушался, - слышишь?
- Нет…, а что? – никаких подозрительных звуков Таня не заметила. Вроде всё как обычно: легкое шуршание мышей под крышей, поскрипывание деревянных половиц, да раз в минуту из умывальника падала капля в тазик на полу.
- Вот и я не слышу. А вчера весь вечер выл. Хоть бы в мою ловушку, наконец, попался, – в голосе профессора слышалась надежда вперемешку с беспокойством.
- Да, точно тишина. Может, он убежал далеко за перевал?
- На это сильно не рассчитывай. Или мы его - или он нас.
Волк выл почти каждый вечер, блуждая вокруг их домика. Хаимович знал, что матерый серый хищник будет мстить за свою самку. Но тут у Альберта Борисовича появился неожиданный союзник в лице приютчика Жеки. Профессор отдал ему ружье, а в качестве оплаты шорец обещал всю зиму помогать им. Они уже вместе ходили на охоту и завалили двух кабанов. Жека научил Хаимовича правильно ставить капканы и силки. Честно делился секретами охоты и выживания в лесу. Показал, как обдирать и выделывать шкуру зайца, чтобы потом сшить из нее одежду. Но, не смотря на это, Альберт Борисович все равно опасался нового знакомого. Он учился, старательно перенимал все знания, но противился тому, чтобы их общение переросло в дружбу.
Наставник посмотрел на девочку и впервые после смерти Доджа погладил ее по голове:
- Спокойной ночи.
Таня даже вздрогнула от неожиданности. Давно ее не баловали родительской лаской. По сравнению с добрым улыбчивым папой, Альберт Борисович всегда казался угрюмым, строгим и холодным человеком. Он был полной противоположностью отца Тани, а после смерти Вени и Доджа стал еще более закрытым и отстраненным.
- Спокойной ночи, я чуть-чуть поиграю и тоже лягу, - пообещала малышка, когда Хаимович спускался по лестнице на первый этаж.
Волчий вой ни разу не побеспокоил людей этой ночью. Профессор понимал, что радоваться рано. Он проснулся с робкой надеждой найти серого с перебитой лапой в капкане и спокойно пристрелить его. Альберт Борисович подогрел завтрак и пошел за водой.К тому моменту как он вернулся, Таня уже сидела за столом, сонно потирая глаза.
- Ух, погода сегодня радует. Я пока ходить буду, ты замочи грязные вещи.
- Хорошо, а что приготовить?
- Лапшу можно сварить, а вообще смотри на свой вкус.
Через полчаса Хаимович уже шагал на охотничьих лыжах по лесу. Он внимательно смотрел на снег, пытаясь освоить «охотничью грамоту» как говорил Жека. Профессор разглядел след зайца, затем нашел отпечаток зверька поменьше, возможно белки. Вот тут скакала какая-то птица, но это его не очень интересовало. Приютчик один раз показал ему след росомахи и предупредил, насколько это опасный зверь. Рыси на их территорию, к счастью, пока не заходили, а вот перспектива встретиться по весне с медведем маячила вполне реальная.
Когда наставник ушел, Таня занялась привычными домашними делами. Она заправила кровать, подмела пол, отложила грязные вещи и поставила греть воду для стирки. Хоть девочка и с содроганием вспоминала дни, которые провела в поселке под надзором бабы Зины, но они пошли ей на пользу, за то время она многому научилась. Очень быстро из обласканного домашнего ребенка, Таня превратилась в терпеливую трудолюбивую девочку, которая уже не боялась ночевать в лесу под открытым небом, умело чистила лошадь, топила печку и могла постоять за себя.
Закончив часть дел по дому, малышка надела теплые вещи. Профессор уже накормил животных, но для Тани стало традицией заглянуть с утра в стайку и поздороваться со всем зверинцем. Белая кобыла встретила ее приветливым стуком копыта по земле. Девочка, втихаря от Хаимовича, угостила ее кусочком рафинада.
Так за повседневными хлопотами быстро пролетело два часа. Таня стояла на крыльце и развешивала на веревке постиранную одежду. Сушить вещи на морозе научил их дядя Женя, так она называла нового знакомого. Вначале малышка боялась, что он заразится также как инспектор Веня, но болезнь не тронула шорца. Альберт Борисович объяснил, что это Додж, скорее всего, был переносчиком вируса и невольно заразил Веню.
Таня прищурилась, приложила ладонь ко лбу и увидела, как из леса появилась фигура человека. Лыжи слегка поскрипывали по снежному насту, путник приблизился, и малышка узнала Жеку. Он помахал ей рукой, девочка ответила на приветствие. У шорца не хватало нескольких зубов, но он всегда улыбался во весь рот, совсем этого не стесняясь.
- Эзен! – поздоровался Жека на родном языке, - Игорь дома?
Несмотря на сделку и приятельские отношения, профессор не стал раскрывать приютчику их настоящие имена. Шорец продолжал называть Хаимовича - Игорем, а его «дочку» - Соней. Альберт Борисович объяснил Тане свое решение, чтобы она случайно не нарушила конспирацию:
- Вот, допустим, переправится Беркут со своей бандой через реку и начнет нас искать по лесам. Встретят они Жеку, может, пытать его будут или он сам проболтается, что, мол, живут тут Альберт Борисович и Таня. Бандиты сразу поймут, о ком речь, и найдут нас. А так - хоть какой-то шанс, что они не заинтересуются неким Игорем и Соней. Так что держи язык за зубами. При посторонних называй меня папой, даже если не очень хочется. Это для нашей безопасности, поняла?
Девочка каждый раз вспоминала этот разговор во время встречи с Жекой и надежно хранила их тайну.
- Игорь дома? – еще раз, на этот раз громче спросил шорец.
- Здрасьте! Папа пошел капканы проверить. Может, волк попался, вчера он не выл.
- Волк хитрый, сейчас еды много, сложно серого поймать. Я подожду тут, ты не против? – получив согласие, шорец сбил снег с ботинок, поставил лыжи на крыльце и зашел в домик.
Таня по традиции угостила гостя чаем с куском копченого замерзшего мяса кабана. Жека рассказал ей, что по пути увидел стайку больших красногрудых снегирей:
- Чувствую, скоро крепкие морозы начнутся. Зима в этом году ранняя будет.
- Дядя Альб… ой, гм, ээ… папа говорит, что дров у нас много, продержимся, - малышка едва не проболталась, покраснела от смущения и села около печки, чтобы выгрести золу из поддувала.
Шорец, казалось, пропустил её слова мимо ушей. Он уставился на худенькую фигурку девочки, допил чай и облизнул губы. Ребенок сидел к нему спиной, ловко орудуя совком в печке. Жека молчал, щелкая от скуки костяшками пальцем и поглядывая на Таню.
- О, вспомнил! – неожиданно выпалил приютчик и быстро вышел в прихожую. Таня с любопытством последовала за ним. Шорец развязал рюкзак и достал несколько потрепанных книжек.
- Вот, сбегал недавно специально до базы на Лужбе. В прошлый раз я их брать не стал, а потом подумал, что тебе пригодится, - Жека протянул два тома Джека Лондона, толстый сборник Стивена Кинга и разноцветную обложку с фамилией Чуковский. Затем извлек из старого рюкзака еще несколько книг и положил их на лавку.
- А вы читать не любите? – Таня с интересом пролистала несколько страниц Кинга, бегло пробежавшись взглядом по строчкам.
- Я редко. Вот кино люблю, жалко, что у Вени ноутбук сломался. Так бы я принес вам жестких дисков с фильмами. Плазма же здоровая, её не потащишь. Приходите уже ко мне в гости. Игорь только обещает, а сам не идет, - Жека подмигнул девочке и снова расплылся в широкой улыбке. Его редкие усы смешно топорщились в разные стороны.
Таня поблагодарила гостя за подарки, и они вернулись на кухню. Девочка засунула в топку несколько поленьев, посмотрела в окно и вздохнула. Приютчик догадался, о чем она думает:
- Волнуешься? Не бойся, у него ружьё, стрелять умеет, ничего с ним не случится. Конечно, если шатуна вдруг встретит, то это уже проблема. Но летом еды много было, медведи должны крепко спать.
- А вы тут всегда жили?
- Нет, я из Чугунаша. Поселок такой на юге Кузбасса. Слышала?
Малышка отрицательно замотала головой. Шорец ковырнул из зубов застрявший кусок мяса, и по-свойски плеснул чая себе и маленькой подружке:
- Сейчас расскажу, у нас там здорово было, почти как тут.
Таня подперла подбородок рукой и чуть приоткрыла рот, с интересом слушая гостя. Девочка с жадностью поглощала любую информацию.
- Чугунаш - поселок маленький, меньше тысячи там жило. Вокруг лес, тайга, рядом Мундыбаш - речка такая. Меня батя еще мелкого научил охотиться, рыбу ловить. Ягоды, грибы и орехи я собирал раньше, чем в школу пошел. Мамка у меня рано умерла, батя один и воспитывал. Братьев и сестер нет.
- У меня тоже, - Таня погрустнела, вспомнив подслушанные разговоры родителей, которые безуспешно пытались завести второго ребенка.
- Учиться я поехал в Таштагол. Техникум закончил, а потом в Барнаул на стройку отправился работать. Там я чуть не спился. Батя спас, лупил сильно. Сам он ни капли в рот не брал, сколько я его помню. Батя классный был, два года назад как помер. Он меня сюда приютчиком и пристроил. Вот так вот. Так и живу теперь, - шорец понизил голос и вытер рукавом нос. Воспоминания о прошлом тоже вызывали в нем болезненную тоску.
Прошло минут сорок, а Хаимович всё не возвращался. Беспокойство ребенка передалось и Жеке. Он поблагодарил девочку за гостеприимство вышел на улицу:
- Покачу ему на встречу, мало ли чего. Тайга все-таки. Куда он говоришь, пошел?
- Туда, - показала рукой Таня.
Приютчик нацепил лыжи, надел перчатки и задумался:
- След свежий, быстро его найду.
Жека махнул девочке и шустро побежал на своих коротких охотничьих лыжах. Таня нагребла полное ведро снега и поставила топиться на печку. Затем заперла дверь, взяла новую книжку и села поближе к окошку, с интересом погружаясь в очередную написанную историю.
В это время Альберт Борисович уже возвращался назад. Все капканы, расставленные на волка, остались нетронутыми. Только в один из силков попался заяц - совсем не тот результат, на который рассчитывал охотник.
«Может, Таня права? Убежал волчара? Понял, что нас не достать и свалил подальше?»
Ученый не спеша передвигал ноги, наблюдая, как лыжи скользят по снегу. Перед следующим подъемом он решил остановиться и передохнуть. Профессор поднял голову, расправил плечи, сделал несколько глубоких вдохов. Снежок тонким слоем лежал на лапах елей, солнце искрилось в нем, отражаясь от тысяч граней маленьких ледяных кристаллов. Альберт Борисович чуть улыбнулся, созерцая дикую спокойную красоту этих мест. Ему здесь нравилось, но ученый все чаще погружался в тревожные мысли о будущем.
Не так он представлял себе жизнь после его рукотворного апокалипсиса. Он никуда не планировал уезжать из Новосибирска, тщательно подготовил свой коттедж, переоборудовал подвал в бункер с лабораторией. Сделал запас продуктов, предусмотрел автономное водоснабжение и обогрев. В общем, превратил свой дом в маленькую, почти неприступную крепость, в которой планировал пересидеть первые и самые тяжелые дни крушения старого мира.
«А что потом?» – Хаимович не раз задавал себе этот вопрос. У него не было цели остаться последним человеком на планете. Ученый хотел очистить перенаселенную, по его мнению, Землю, и дать людям шанс начать всё заново. Он поделился бы вакциной с теми, кто принял бы его ценности и разделил взгляды. Альберт Борисович представлял себя спасителем, вокруг которого бы собирались последователи и помогали бы ему по крупицам выстраивать новый миропорядок.
Но всё рухнуло в ту ночь, когда он проявил слабость. Появление Андрея и Маши со всей компанией не было случайностью. Они целенаправленно ехали к нему. Кузнецов знал, что может найти в доме профессора ответы на свои вопросы. Но нашел только смерть. Хаимович вспомнил грохот взрыва в подвале. Ему тяжело дался этот шаг, но другого выбора они не оставили. Профессор временами с грустью вспоминал лишь о Маше. Но в тот момент он ненавидел их всех.
Альберт Борисович иногда спрашивал себя: «Поступил бы я сейчас также? Убил бы их? Сжег заживо?»
Одно он знал наверняка - дверь его дома осталась бы закрыта для незваных гостей. Но теперь это далекое и невозвратное прошлое. А будущее казалось таким же неясным, как туманные очертания вершин Поднебесных Зубьев, которые сейчас скрывались за плотным белым облаком.
Хаимович понимал, что он слишком мало знает о своем детище. Необходимо продолжить изучение «Новой звезды», понять, почему у некоторых людей есть иммунитет к вирусу. В этом он уже почти не сомневался, хотя поначалу отрицал данный факт. Смогут ли зараженные пережить суровую сибирскую зиму? Этот вопрос также волновал ученого. Он допускал мысль, что некоторые из инфицированных сумеют каким-то образом дотянуть до весны.
Однако Хаимовича пугала перспектива возвращения в Новосибирск. И даже не сам путь назад, а те трудности, с которыми им предстоит столкнуться в огромном вымершем городе. Его домашняя лаборатория уничтожена, а научный центр обесточен. Даже если НИИ не успели разграбить мародеры или он случайно не сгорел от пожара, то каким-то образом придется там всё налаживать. Нужно достать электрогенератор, топливо, затем найти подопытных зверьков, а после - людей. Как вариант - перевезти всё оборудование в место, где сохранилось автономное электроснабжение, но это тоже трудновыполнимая для одиночки задача.
Профессор уже склонялся к тому, чтобы махнуть на всё рукой и остаться в этом глухом безопасном месте. Он не обязан был рисковать жизнью и делать вакцину ради незнакомых ему людей. Но в тоже время ученый понимал, что не захочет прятаться здесь до конца своих дней. Знать бы только, сколько осталось этих дней? От тяжелых раздумий заломило в висках. Хаимович решил отпустить мысли и просто плыть по течению времени.
- Весной подумаю, там будет видно. Зима длинная, всякое может случиться. Чего раньше времени мозги нагревать? - в очередной раз успокаивал себя профессор, а спустя пару дней невольно вновь возвращался к этим вопросам.
До домика оставалось меньше часа ходьбы. Альберт Борисович всегда волновался, оставляя Таню одну. Особенно после случая с Доджем. Вернись Хаимович тогда на пару минут позже, то хоронил бы не только собаку, но и девочку.
Однако других вариантов не было. Таскать ребенка с собой так далеко в лес каждый раз он не мог. Теперь малышка стала гораздо осторожнее и без важной причины из домика не выходила. По крайней мере, профессор на это надеялся. Смерть Доджа стала для них суровым уроком. А школа жизни продолжала готовить новые задания.
Хаимович ждал, когда ударят сильные морозы. Жека сказал, что тогда волка легче поймать. Всё живое попрячется, добычи станет меньше, и голодный хищник рискнет приблизиться к капкану с приманкой. Серый зверь осторожный и умный. Кроме зрения и нюха, у него есть внутреннее чутьё. Невидимое чувство, которое звери развивали в себе из поколения в поколение за миллионы лет эволюции.
Размышляя о зубастом противнике, Альберт Борисович взбирался на пригорок. Профессор громко пыхтел, упираясь палками в снег и шагая «ёлочкой». Этому его тоже научил шорец. Хаимович впитывал всё как губка и сразу же применял новые знания на практике, иначе было не выжить. За эти месяцы учёный сильно изменился не только ментально, но и физически. Его мышцы окрепли, тело стало более ловким и выносливым. Теперь в нем сложно было узнать того хилого сутулого дядьку в лабораторном халате.
Преодолев подъем, Альберт Борисович остановился и протёр очки. Пар валил изо рта, ученый вспотел, но понимал, что надолго останавливаться нельзя. Сейчас ему жарко, но через несколько минут холод начнет сковывать мышцы. Вдруг боковым зрением он уловил движение между деревьев.
Профессор быстро надел очки и прицелился. Дуло ружья слегка покачивалось, плавно передвигаясь от одной ёлки к другой. Заяц? Птица? Лиса? Волк? Человек? Последний вариант казался Хаимовичу самым неприятным. Может, просто показалось? Или начались галлюцинации?
В лесу стояла умиротворяющая тишина. Легкий ветерок отзывался чуть слышным шорохом веток. Хаимович решил, что это была ложная тревога, и осторожно скатился с пригорка. Спустя четверть часа ему вновь почудилось, что сбоку мелькнул какой-то силуэт. Ученый не стал тормозить, до дома оставалось совсем чуть-чуть. Вдруг серая тень метнулась между заснеженных кустов. Профессор вскинул ружьё, но зверь словно растворился в густых зарослях можжевельника.
Резко подскочил пульс, задрожали руки, на лбу появилась испарина, во рту пересохло – Альберт Борисович разом ощутил все признаки надвигающейся паники. Это точно прыгал не заяц, косые такими здоровыми не бывают. Хаимович кожей ощущал, что за ним следят. Вот что-то хрустнуло за спиной, ученый резко обернулся и выстрелил. Мимо! Но грохот и запах пороха придали ему уверенности.
Волк петлял вокруг человека уже больше часа, выжидая удобный момент для нападения. Профессор боялся оставаться на месте, но и бежать, всё время оглядываясь, было страшно. Он ждал, когда зверь выдаст себя, но тот оставался невидимым.
Ученый медленно двигался по часовой стрелке вокруг своей оси, аккуратно переступая лыжами, как вдруг увидел пару желтых глаз между старыми соснами.
Заряд угодил в дерево, разорвав кору на стволе. Второй залп пришелся в сугроб, под которым прятался здоровый валун. Волк снова скрылся с издевательской легкостью.
Хаимович бросился вперед, мечтая скорее оказаться под защитой толстых стен. Он понимал, что играет не по своим правилам. Рано или поздно кончатся патроны или стемнеет. Оба этих варианта не обещали ему ничего хорошего.
Прошло три минуты, и вновь пришлось останавливаться и стрелять. Затем профессор скрылся за стволом могучего кедра, чтобы перезарядиться. Но серый, словно призрак, мгновенно возник в нескольких шагах он него. Ученый успел надавить на спусковой крючок… и промахнулся. Через секунду клыки сомкнулись на предплечье Хаимовича. Зверь одним движением разорвал одежду, и кровь красными пятнами брызнула на снег. Альберт Борисович завопил, но его крики услышали только деревья. Сосны растопырили свои развесистые лапы, безучастно наблюдая за схваткой. Вернее, даже не схваткой, а настоящей расправой. В ближнем бою у человека не осталось шансов. Истошный крик профессора слился с рычанием хищника. Зверь вымещал на жертве всю свою ярость и злость, которую накопил после гибели волчицы. Он мстил с упоением и не спешил, наслаждаясь стонами и болью злейшего врага.
Хаимович не услышал выстрела. Не увидел, как серая шкура дернулась и покрылась кровью. Уже после он почувствовал, что кто-то с силой лупит его по щекам. Профессор с трудом приоткрыл глаза. На него смотрело хмурое и взволнованное лицо Жеки:
- Встать сможешь? Лежать долго нельзя, замерзнешь. Я помогу дойти.
Ученый уставился на свои руки, шорец уже успел перевязать их разорванной майкой.
«Сколько я был без сознания? Откуда он тут взялся? Где волк?!»
Альберт Борисович поднялся и только сейчас заметил, что обмочил штаны. Он так и не понял, когда успел обоссаться: от страха или от радости, что остался жив. Профессор посмотрел на мертвого волка, а затем на приютчика.
- Спасибо, - единственное, что смог выговорить сейчас Хаимович.
- Здоровый, черт. Я давно таких матерых не видел. Хорошая шуба для Соньки будет, теплая. Смотри, какой мех!
Профессору было плевать на шкуру, он ничего не ответил. Зубы стучали как молотки по наковальне, адреналин уже растворился в крови, и жгучая боль с каждой секундой становилась всё сильнее.
- Думал, не успею! Всё, хана! Драл он тебя как зайца. Повезло, что до горла не добрался! Я даже удивился. Не зря ты мне ружье продал, да? – Жека погладил карабин, из которого завалил серого.
Альберт Борисович стоял и слушал с трясущимися коленками. Боль в душе и теле слились в одно мучительное чувство. Вдруг ноги подкосились, он упал лицом в снег и заплакал взахлеб.