— Что это? — противный дождь забирался к коже, выстуживал всякое желание стоять под промозглым осенним небом.
Влад неопределённо пожал плечами. Какой же он нелепый в этом своём грязном пуховике. Юноша привёл следователя к детской площадке возле своего дома. Там к торчащей арматуре бетонного забора был привязан белый воздушный шар. На округлом боку намалёвана чёрной краской пара глаз и улыбка, похожая на глубокую скобку. Краска уже кое-где облупилась и слезла от льющегося с самого утра дождя, оставляя чёрные потёки на белой резине. Весьма устрашающее. Шарик, по всему, наполненный гелием, колыхался над забором, привязанный за тоненькую упаковочную ленту.
— Мне кажется, там что-то есть, — Лисицкий присмотрелся к пятну света, проходящему через резиновый бок.
— Вы его заберёте? — с надеждой спросил Влад. Лисицкий взглянул в посветлевшее лицо. А ведь, и верно, мальчишка, как будто воспрял духом. Даже синяки под глазами стали меньше.
«Ага, перекочевали к тебе», — возразил внутренний голос. Это верно. От бессонной, наполненной событиями, ночи голова оставалась мутной. А ведь ещё надо найти себе новую квартиру. А время уже к полудню. Совсем замотался.
— Да, — кивнул Лисицкий, оглядываясь. Есть здесь что-то, что может пролить свет на появление этого артефакта? Вон в соседнем доме у окна сидит бабушка. Что ещё ей делать в дождливый день? Быть может, она видела что-то?
— Подожди меня здесь.
— Куда вы? — растерялся юноша.
— Возможно у нас будет свидетель. Постереги пока нашего... — Лисицкий взглянул на ухмылку над головой. — Друга... назовём его Ваней.
— Ваней? — Влад взглянул на шар. Расслабься, парень. Всё уже произошло. — Хорошо...
Дверь подъезда ему открыли не сразу, с первой попытки Лисицкого довольно грубо отправили за несуществующими ключами. Со второй более сговорчивые соседи открыли подъезд, и Лисицкий проник внутрь, прикидывая, в какой квартире живёт возможная свидетельница. Жалко Влада, конечно, но ничего, помокнет для дела. Раз уж вызвался.
Дверь старушка открыла не сразу. Вернее, совсем не старушка, а её дочь. Лисицкий приготовил корочки, вежливо представился. Недоверие на лице женщины сменилось лёгким недоумением. Что ей сказать? Как не поворачивай, звучит по-дурацки и совсем не располагает к деловому тону, поэтому в лёгкой эйфории от бессонной ночи и нелепости ситуации, Лисицкого понесло.
— Понимаете, очень надо понять, кто возле шарика был.
— Какой ещё шарик? — не поняла его женщина. На это пришлось долго объяснять, что ищут допустим... велосипед. Не важно, что следственный этим не занимается. Важно, что оставил юноша велосипед с шариком, хотел девушке подарить, а остался только шарик. Не могли бы добрые женщины вспомнить, не видели ли чего. Похитителя? Велосипед?
Женщина слушала, кивала, но помочь не смогла. Не видела, не помнит, не смотрела. А мама? Мама? Может и видела, она целый день там сидит. Бинго! И вот Лисицкий был допущен к старушке, занимающей свой пост у окна.
Старушка, Зинаида Михайловна, выслушала странного следователя, покивала. Да, с утра сидит, да, смотрит. Она каждый день смотрит, а что ещё делать? Видела ли?
— Да, я, сынок, не вижу почти. Ослепла я давно уж, ещё Михаил живой был...
Разочарование всколыхнулось в груди, надавило на мозг, напоминая, что телу надо отдыхать, что он уже вторые сутки не спит, а впереди ещё работа со свидетелями. А на улице промозглый дождь. Не видит и давно. Пустое, снова пустое.
Лисицкий извинился и собрался уходить.
— Так у каждого подъезда камеры, — вдруг вспомнила женщина, — может, там найдёте...
Точно, камеры.
Вернуться к шару пришлось только вечером. Лисицкий забрал «Ваню», тщательно зафиксировав все детали: двор, состояние земли рядом, узел, инфернальную улыбку на сером фоне, отнёс шарик в лабораторию. Там пообещали заняться в ближайшее время. Лисицкий попросил обратить внимание на детали: краску, состав газа, возможно, следы на резине. Эксперт саркастично улыбнулась, но ничего не сказала. Знатный у него вид, вероятно, ловил себя Лисицкий на мысли. Минуя все посылы мозга ему хотелось улыбаться. Да здравствует безумие!
Камеры у подъездов фиксировали лишь происходящее у самых дверей и на площадку перед домом направлены не были. Однако, Лисицкий обратил внимание на чьи-то ноги, прошедшие ровно на грани охвата камеры одного из подъездов. Рано, часов в пять утра. Возможно, кто-то выгуливал собаку, а возможно это и искомый субъект. В любом случае — информации — ноль. Спросим «Ваню». Влада Лисицкий отправил восвояси и велел звонить при любом подозрении на новый сигнал.
После дознания свидетелей по делу об убийстве в ломбарде, оформления соответствующих бумаг, разговора со Шруновым, он взглянул на часы на стене напротив. Семь часов вечера. Вот и день прошёл, а квартиру он себе так и не подобрал. Возвращаться в старую глупо. Неизвестно, повезёт ли так во второй раз. Как ни крути, а погибать по-глупому не хочется. Остаться здесь?
Словно в ответ на эти мысли, руки сами потянулись к компьютерной мыши. Пара щелчков и перед ним раскрылись сделанные утром фотографии.
Итак. Шарик. Цвет — белый, улыбка, чёрт знает, кто назвал это улыбкой, намалёвана чёрной акриловой краской. Состав уже выяснили. Скорее всего из набора, какие можно купить в любом магазине.
Дверь натужно скрипнула, отсырев ещё больше за последние дни. Вошёл эксперт с папочкой. Симпатичная женщина за сорок пять. Кажется, её зовут Анна Николаевна. Она одинока, уже сообщила об этом утром.
— Держи, Константин Георгич, — папочка упала сверху на стопку таких же, — где ты такие дела находишь?
— Какие такие?
— Как в кино... — Анна Николаевна облокотилась рукой на стол, явно не собираясь никуда уходить.
— Да? — Константин поправил очки на носу и потянулся к папке. — А что там?
— Внутри этого резинового изде-елия, — с непонятным прононсом прогудела Анна Николаевна, видимо копируя какого-то героя из фильмов, — действительно кое-что было.
— Бумага? — Лисицкий бегло пробежался взглядом по отчёту.
— Ага, газета. Фигурка из газетки. Ровно такой, из которой была твоя щука... И даже не одна
— Разве щука? — Лисицкий взглянул на эксперта снизу вверх, — мне показалось, это стилизация.
— Ну, конечно стилизация, боже мой, Константин Георгич, — Анна Николаевна закатила глаза к потолку, — я фигурально. Не будь таким буквальным. Это вредно...
— Совсем не вредно. Так-так, и что? — Константин вытянул лист с отпечатанным снимком. Снова оригами. Автомобиль. Что это значит? А вот ещё одна фотография автомобиль поменьше
— Их там оказалось двенадцать. Все разного размера. От двадцати пяти миллиметров до тридцати восьми. Отпечатков нет. Внутри гелий, как ты и говорил, а ещё тальк...
— Хорошо, — Лисицкий вчитался в отчёт. Бумага... краска... газ... тальк... Если бы фигурки подбросили просто так, они бы размокли, а так дождались своего адресата, так? Ради этого надо было устраивать это представление? Кому-то было очень нужно, чтобы Влад эти фигурки получил. Значит, мальчишка важен для этого... человека. Но чем? Надо задать пару вопросов Елизовете Максимовне. Желательно наедине.
— Расскажешь? — Анна Николаевна присела на стол, сдвигая папки.
— О чём? — не понял Лисицкий, поднимая отсутствующий взгляд.
— Что у тебя тут за ребусы?
— Я пока сам не понял.
— Прямо как Шерлок Холмс.
— Скорее, инспектор Коломбо, — машинально поправил Лисицкий, пытаясь вчитаться в отчёт. Отчего-то присутствие Анны Николаевны не давало сосредоточиться.
— Ну, ты обращайся, интересно, чем закончится, — Анна Николаевна подмигнула. И вид нависшего над глазом века в жирной чёрной подводке, опустившегося ещё ниже отчего-то застопорил все мысли, как локомотив на единственном пути.
— Конечно...
— Домой идёшь? — женщина, качнув бёдрами, отошла на пару шагов. Широки бёдра, да и остальное тоже. У неё четвёртый размер?
— Попозже...
— Не задерживайся тут, — погрозила пальцем Анна Николаевна.
— Угу, — дверь с грохотом закрылась.
Итак. Тальк... ничего необычного. Краска, улыбка... чтобы привлечь внимание. Допустим. Автомобиль. Автомобили. Газета та же. Не такая же, а та же. Что ещё?
Лисицкий приник к монитору. Узел... Хороший узел. Даже излишне хороший для столь малого веса. Не простой. Восьмёрка. Такие альпинисты могут использовать, рыбаки. Зачем такие сложности? Можно было просто завязать бантик, это же не трос. Тоже знак? Или подсказка? Запишем.
Тонкие, как паучьи лапки, буквы споро усаживались на линейки блокнота. Лисицкий тщательно записал всё, что удалось найти. Можно будет подумать завтра, на свежую голову.
Взглянул на часы. Десять вечера. Пожалуй, поздно. Искать гостиницу долго. Лучше остаться здесь на ночь. Стулья можно составить.
Нет, есть ещё один момент. Пальцы бодро застучали по клавишам.
«Никитин Андрей Васильевич». Информации немного. В соцсетях его нет. Странно, сейчас можно найти каждого. Надо поискать по своим каналам. Лисицкий набрал «Мединская Нонна Александровна». А вот она есть. Красивая, и всегда в одном образе роковой красотки. Благотворительница, искусствовед местного музея. Всегда красива, строга и загадочна. Здесь есть музей? Не знал.
Лисицкий замер, разглядывая фотографию. Родственники не указаны. И дата рождения тоже. Он поймал себя на мысли, что не может определиться, сколько ей лет. Зелёные глаза на фото завораживали.
— Константин Георгич! — укоряющий голос дёрнул всё тело. Он задремал? Это дежурный. — Долго вы тут?
— Я посижу ещё, Михаил Саныч.
— Поздно, — посетовал охранник, — служебную надо было писать, что до поздна работаете.
— Да, завтра напишу...
— Сегодня надо.
— Ещё немного, хорошо? — Лисицкий вдруг разозлился. От своего бессилия и беспомощности перед судьбой, от невозможности поехать домой, от дурацких загадок и больше всего от собственной недальновидности. В бытовых вопросах он иногда оказывался беспомощным, точно ребёнок, забывая поесть, или вот как сейчас, найти себе квартиру.
— Полчаса, а потом извините, придётся покинуть здание, — укорил его дежурный.
Полчаса... Поспать не дадут. Лисицкий медленно сложил бумаги в папку. Перед внутренним взором стояла дурацкая улыбка-скобка. Автомобиль... Что это значит? Следующая жертва водит автомобиль? Ерунда, это почти каждый первый. Продаёт автомобили? Занимается ими? Или его смерть будет связана с автомобилем? А рыба? Дурацкие загадки.
Надо поискать гостиницу.
Он не спеша оделся, медленно спустился к проходной. Остановился, глядя в чёрные слепые окна. Не ждёт ли его там очередной сюрприз? Нельзя бесконечно бояться. Лисицкий толкнул дверь на улицу.
— Константин Георгиевич? — томный бархатный голос щекотал сознание. Нонна Александровна. Лисицкий понял, что рад её видеть. Даже среди ночи.
— Что вы здесь делаете? — Лисицкий поднял ворот выше. Кажется, куртка так и не высохла.
— Я же говорила... я там...
— «Где должна быть», я помню, — рассмеялся Константин
— Поехали? — Нонна плавным жестом показала на припаркованный недалеко «Фиат».
— Я не хотел злоупотреблять вашим гостеприимством, — Лисицкий упрямо тряхнул головой, — я поеду в гостиницу.
— Нет, — Нонна покачала головой, — это глупо. Там вас быстрее найдут...
— Я всё решил.
И тут Нонна сделала ловкий манёвр, оказавшись у левого бока, и протиснув руку под локоть.
— Ничего вы не решили, — возразила она легко, словно речь шла о чём то обыденном, — поехали, я заварила прекрасный чай... чёрный, безо всего, как вы любите...
— Да я... да... — Откуда она узнала? Он, кажется, не говорил. А воля куда-то утекала, словно вода сквозь пальцы. Почему нет? Поспать не на казённом белье, снова выпить чаю с красивой женщиной.
— Да, пойдёмте, выпьем... — кивала Нонна, увлекая его к машине, — вам непременно надо попробовать...
«Я схожу с ума...» А над головой бесшумно скользнула тень. «Словно в фильме ужасов»
— Скорее сказка, — прошептала Нонна уже наливая чай. Они уже дома? Как они добрались? Он так устал, что не запомнил поездки. Безумие. Этот город сводит его с ума.
— Вы ведьма, Нонна? — выдал воспалённый мозг. Что за чушь? Это он сам сказал? Он же не верит во всё это. Идиот...
— С чего вы взяли? — Нонна кокетливо поправила рыжий локон на щеке. — Что у вас нового?
Нельзя раскрывать детали следствия. Это непреложная истина. Лисицкий всегда это знал и следовал этому правилу. Но не теперь. Сейчас отчего-то сознание размягчилось, словно масло, и захотелось рассказать про дурацкие загадки. Быть может, она сможет помочь? Она же не глупа, а взгляд со стороны никому не мешал, верно?
Нонна выслушала внимательно.
— Если убийца последователен, значит нам стоит рассматривать эти события, как следствие одного из другого, так? — по деловому начала она. Лисицкий расслабленно положил голову на ладонь. Так.
— Это значит, что сначала нам стоит рассматривать рыбку, а затем автомобиль. Если предположить, что первое — это способ, то второе — место? Или указание на жертву?
— Связи между предыдущими жертвами никакой, — сонно проговорил следователь, — они не знакомы друг с другом, даже из разных районов города.
— Автосалон? — продолжила Нонна. Лисицкий взглянул на её пальцы, теребящие гнутую ручку чайного бокала.
— Авторынок? — продолжил он, — владелец? Работник? Да, кто угодно! Сколько в городе автосалонов?
— Не знаю, но могу выяснить, — Нонна хитро улыбнулась.
— Но это же не ваша работа, — Лисицкий сдержался, чтобы не зевнуть. Сейчас он совсем никуда не годится. Единственное, что может выдать мозг — это то, что сейчас за полночь, перед ним сидит красивая женщина, а они ведут беседы об убийце. «Стареешь, Лисицкий»
— Я должна помочь, раз уж мы всё это начали, — вздохнула Нонна.
— Мы?
— Я, вы, — Нонна опустила взгляд, — надо попробовать спасти Влада. Знаете, для него это хорошим не закончится. Поэтому я постараюсь помочь.
Ну, вот опять. Гражданин Никитин говорил то же самое. Они все оракулы тут?
— Немного, — согласилась Нонна. Он что, вслух это сказал?
— Кто вы, Нонна? — Лисицкий подался вперёд, — и ваш Андрей Васильевич, кто вы?
— Просто люди, неравнодушные люди, — Нонна пожала плечами. — Это такая редкость, что вас это удивляет?
— Я устал удивляться, — Константин устало потёр глаза, — но я понимаю, что вы сейчас спасаете не только Влада, но и меня. Это глупо звучит, боже, идиотски... Я должен быть благодарным, но я не привык. Это глупо.
— Вовсе нет, — Нонна дотянулась и успокаивающе похлопала его по руке, — просто некоторые вещи кажутся вам необычными. Вам никогда не оказывали протекцию? Это бывает. Жизнь — странная штука.
— Странная... — согласился Лисицкий. Странный город, странная женщина, странное дело. А он, кажется, смертельно вымотался за эти дни. «Оказывали протекцию» — вот ещё удивительная фраза. От неё веет запахом буржуйки, и слышен шорох шёлка и кринолина. Боги, он сходит с ума.
— Скажите, Нонна? — Лисицкий улыбнулся устало, — вы — ведьма?
— И не скрываю этого, — расхохоталась вдруг рыжая красавица, превращаясь на глазах в огненную бестию. Всё вокруг полыхнуло ярким рыжим пламенем осеннего костра, на долю секунды вокруг вытянулись к небу осины и берёзы, но только на миг, а затем всё разлетелось невесомой пылью, горячечным миражом. Что происходит? Кажется, его отравили. Вот дьявол! Зачем спасать, чтобы затем убивать в собственной квартире? Ограбить? Что за чушь? Нелогично, а Нонна женщина не глупая. Кажется.
— Вам надо отдохнуть, вам нужны силы, — тихо прозвучал её голос, и мир медленно угас.