Не смотря на то, что Российская Императорская Армия вот уже свыше полугода безостановочно вела тяжелейшие и неимоверно кровопролитные сражения, до сих пор не сумевший восстановиться после потерь времен Русско-Японской войны Российский Императорский Флот, не сказать, что бездействовал, но и не мог похвастать заметными достижениями.
Так на Балтике, в силу многократного превосходства немцев, война велась исключительно минная с редкими артиллерийскими перестрелками легких сил или атаками подводных лодок. Да, подобная тактика приносила свои плоды, и флот Германской империи успел лишиться трех крейсеров, а также полудюжины старых миноносцев и тральщиков, не говоря уже о товарных пароходах, но и русский флот за то же время потерял никак не меньшее количество боевых кораблей, включая погибший вместе со всем экипажем броненосный «Паллада». И ситуация, не смотря на ввод в строй первой четверки новейших линейных кораблей, вряд ли имела возможность кардинально измениться, как по техническим, так и по политическим причинам. Во-первых, подавляющее превосходство немцев в броненосных кораблях и легких крейсерах не представлялось возможным нивелировать даже с учетом достройки всех заложенных на столичных верфях кораблей. Во-вторых, неимоверно переживающий за сохранность Петрограда император строго-настрого запретил выпускать сильнейшие корабли флота дальше центрального минного заграждения, что не оставляло большого поля для маневра командующему Балтийского флота. Но даже будучи скованным по рукам и ногам адмирал Эссен не падал духом и старался по максимуму использовать те ресурсы, что были ему доступны.
Параллельно несколько иная ситуация складывалась на Черном море. Тут российский флот, наоборот, имел немалые силы для завоевания и последующего удержания контроля над всей акваторией, но попросту не мог навязать своему главному противнику генеральное сражение. Так один единственный турецкий линейный крейсер, против которого адмирал Эбергард вынужден был выставлять все пять своих броненосцев, всегда мог удрать, чтобы потом вернуться и вновь начать свою охоту на менее скоростные корабли Черноморского флота и гражданские суда. Постоянно же держать броненосную эскадру у входа в Босфор не представлялось возможным, как из-за выработки ресурса машин и механизмов боевых кораблей, так и в силу опасения ночных атак вражеских миноносцев.
В обоих случаях ситуация складывалась таким образом, что решить поставленные перед флотом задачи применением одних лишь кораблей оказалось невозможно. Именно по этой причине, а также исполняя приказ императора, морской министр созвал совещание на котором, помимо командующих двух крупнейших флотов, также присутствовал командующий совершенно нового, воздушного, флота Российской империи. О чем именно на этой встрече шла речь, осталось достоянием лишь четырех адмиралов, но именно по ее итогам два показавших великолепные результаты пилота-охотника оказались приглашены на очередную аудиенцию к великому князю, должную стать судьбоносной для существования целых империй.
- Рад вновь видеть вас в добром здравии, господа, - по завершении обязательных приветствий, совершенно серьезно произнес Александр Михайлович, поскольку болеть его нынешним посетителям было некогда. Слишком уж многие планы были завязаны на те будущие свершения, в которых пара явившихся на прием авиаторов играли немаловажную роль наставников для молодых пилотов. - Желаете кофе, чаю или чего покрепче? - весенний Петроград зачастую не баловал своих жителей и гостей города теплыми солнечными деньками, отчего военным даже в марте приходилось кутаться в шинели и прикрывать шею поднятым воротником. Потому теплое питье никогда не было лишним, что и подтвердилось спустя секунду сдвоенным согласием на чай. Вообще, большую часть времени командующий ИВВФ проводил, либо под Барановичами, в штабе Верховного главнокомандующего, либо в Варшаве, откуда было легче руководить значительной частью вверенных ему сил. Но не обделял он вниманием и столицу с окрестностями, где, помимо императорской семьи, у великого князя имелось немало интересов в Гатчинской авиационной школе и на Балтийском флоте. Нынче же он вообще занимался проектом устройства системы противовоздушной обороны Царского села. Пусть немецкие аэропланы вряд ли имели возможность добраться до резиденции российского императора, их цепеллины вполне могли осилить столь продолжительный полет и нанести бомбовый удар там, где их никто не ожидал увидеть. Да, это была чистой воды перестраховка. Но грамотно продемонстрировать царственному родственнику свое искреннее служение, стоило дорогого. Потому на вооружение здесь, помимо пулеметных расчетов, собирались поставить, как зенитные трехдюймовки, так и отдельный отряд истребителей ПВО, на деле представлявших собой бронированные штурмовики ШБ-1[1], как наиболее мощные аэропланы из числа существующих в мире. Конечно, восемь подобных машин оказались бы отнюдь не лишними на фронте. Однако и о своей личной выгоде никогда забывать не следовало. А за верное служение у императора можно было попросить что-нибудь очень полезное. Да и сам он умел, как ценить, так и награждать, полезных для себя людей. Нынешние же гости, несомненно, к таковым относились.
- Как поживает ваша несравненная супруга, Михаил Леонидович? - прежде чем заводить речь о ратных делах и в ожидании чая, великий князь решил скоротать время за светской беседой. - Все так же спасает жизни достойных сынов отечества, являясь к ним на крыльях, словно ангел господень? Я, каюсь, за всеми навалившимися делами несколько запустил вопрос создания отдельных санитарных отрядов и не в курсе деятельности того, что некогда был создан вашими усилиями.
- Благодарю, Александр Михайлович, с Элен все в порядке. Еще в ноябре она вернулась в Нижний Новгород, где сейчас занимается воспитанием нашего сына. А все машины ее отряда тогда же убыли на капитальный ремонт и впоследствии были переделаны в бомбардировщики, после чего направлены на фронт для возмещения потерь. Так что санитарного отряда у нас более не существует. Хотя опыт, следует отметить, вышел весьма познавательным. И в будущем, когда у нас появится такая возможность, подобные формирования было бы неплохо возродить. Очень уж они оказались полезны, как на наш взгляд. - Обстоятельно, под едва сдерживаемые смешки своего друга, ответил Дубов. Их высокопоставленный собеседник всех перипетий последних месяцев семейной жизни Михаила, естественно, не знал, иначе не стал бы поднимать столь больную для последнего тему. Слишком уж сильно обиделась мадам Дубова-Дютрие на своего мужа после того как он, можно сказать, лично отдал ее аэроплан другому летчику. И все последующее время яркая представительница европейских феминисток грызла за это своего супруга просто нещадно. Друзья же, оказавшиеся предателями, в ответ на его жалобы, лишь подшучивали над ним. Усугублялось положение пилота-охотника еще и тем фактом, что сам Михаил постоянно пропадал на фронте, в то время как его прекрасная половинка закипала от негодования в глубоком тылу.
- Отрадно слышать, что с вашей семьей все в порядке, - слегка недоуменно покосившись на покрасневшего лицом Егора, обозначил легкую улыбку хозяин кабинета. - В такое тяжелое для всех нас время лишь любящая семья может даровать столь необходимый душевный покой.
- Так-то оно так, - соглашаясь, кивнул головой Михаил, но при этом так ссутулился и тяжело вздохнул, что более не способный совладать с собой Егор рассмеялся во весь голос.
- Ох, прошу прощения, Александр Михайлович, - вытирая выступившие на глаза слезы, повинился тот. - Просто Элен оказалась столь яркой представительницей la femme fatale, что едва не загрызла нашего товарища, когда узнала о невозможности скорейшего возвращения на фронт из-за отсутствия потребных для возрождения ее санитарного отряда аэропланов. Потому я, как очень хороший друг Михаила, желал бы просить у вас помощи в его спасении, - все еще посмеиваясь, ободряюще похлопал тот товарища по плечу. - Возможно ли выделить некоторую часть из числа собираемых нынче У-2 для возрождения подобного отряда?
- Полагаю, что ради душевного спокойствия и семейного счастья Михаила Леонидовича я смогу изыскать возможность для такого шага. - Кинув на в очередной раз тяжело вздохнувшего посетителя полный искорок веселья взгляд, командующий ИВВФ[2] поспешил обозначить цену своей помощи в столь непростом вопросе. - Однако в качестве ответной услуги я попрошу исполнить ваше недавнее обещание и решить вопрос с «Гебеном». И, боюсь, решать его придется исключительно силами наличествующими у Черноморского флота.
- Хм, тогда это будет куда более сложным делом, - почесав в задумчивости подбородок, покачал головой Михаил. - Насколько я помню, основным аэропланом морских летчиков на Черном море является У-1М выделки завода господина Анатра с двигателем нашего производства. - Для всех гидропланов отечественного производства в качестве основного двигателя применяли исключительно нижегородский З-5 с пневматической системой запуска, что позволяло пилоту заводить его прямо из кабины. - И это уже неплохо. Пусть бомбовая нагрузка у такой машины будет поменьше, чем у биплана, шесть – семь пудов он точно сможет унести. Но даже семипудовая бомба для столь крупного и хорошо бронированного корабля, как линейный крейсер, будет не слишком опасной. Да, подобными боеприпасами мы сможем нанести ему ряд повреждений. Вот только такая громадина сможет пережить и сотню прямых попаданий и даже две. Потому бомбить его на рейде Стамбула не имеет смысла. Так мы не решим вопрос с его потоплением и лишь заставим немецких моряков раньше времени уделить повышенное внимание противовоздушной обороне кораблей. А ведь основной удар по их флоту мы собирались нанести именно на Балтике.
- И что вы предлагаете? - не услышав прямого отказа, слегка подался вперед великий князь. Пусть прежде он уже успел пообещать императору на деле доказать эффективность легких аэропланов в деле уничтожения вражеских кораблей, до самого последнего момента полной уверенности в успехе подобного мероприятия не было. И лишь сейчас люди, в которых он верил, дали ему четко понять, что дело может выгореть.
- Как я понимаю, единственной нашей возможностью остается подловить его в открытом море и забросать метательными минами. - Представляя собой нечто среднее между шестовой миной и самоходной миной Уайтхеда, небольшие, легкие и потому сравнительно недорогие метательные мины конструкции Эриксона одно время являлись основным оружием большей части небольших русских миноносцев и миноносок. Выстреливаемые из минных аппаратов пороховым зарядом они тут же ныряли под воду, где благодаря приданному ускорению могли по инерции пройти расстояние до четверти кабельтова на глубине в 2-4 метра. Вот только в силу предрасположенности к уходу с курса и малой скорости хода эти мины так и не смогли как-либо показать себя в морских сражениях былых времен и, в конечном итоге, оказались списаны подчистую, на долгие десять лет упокоившись в арсеналах, пока до них не добрались авиаторы. В отличие от новейших 450-мм авиационных торпед для У-3, которые получились путем сильной переделки самоходных мин для подводных лодок образца 1907 года, метательные мины не претерпели каких-либо значительных изменений и были пущены в дело практически в своем первозданном виде. Во всяком случае, с потребными доработками вполне смогли справиться флотские мастерские. Разве что отныне ускорение передавалось подобной мине непосредственно несущим ее аэропланом, отчего на последнем участке атаки от пилота требовалось набрать максимально возможную скорость за счет резкого снижения до высоты сброса. Но по этой же причине они сохранили все свои прежние недостатки, включая слишком малый заряд взрывчатого вещества. - Однако насколько эффективными окажутся последние при применении против современного линкора, мы не знаем. - Вообще тестовые пуски по боевым кораблям были произведены незадолго до начала войны. И корпус бывшего башенного фрегата «Адмирал Спиридонов» даже пошел на дно после всего двух попаданий. Вот только этот списанный корабль как раз являлся ровесником метательных мин. Точнее они были спроектированы в одно время. Возможность же потопления ими корабля обладающего современной противоминной защитой стремилась к нулю. Единственная надежда заключалась в переводе количества в качество. Да и ознакомиться с конструкцией действительно современных кораблей было не лишним. - Но, надеюсь, с вашей помощью сможем узнать у инженеров, которые проектировали наши. Во всяком случае, если они создавали защиту против подводных пробоин, то и должны знать какие повреждения окажутся опасными даже для таких стальных гигантов, как «Гебен».
- Что же, весьма здравая мысль, - полностью соглашаясь с собеседником, кивнул головой великий князь. - И я непременно постараюсь устроить вашу встречу…
В результате прошедшей в полном согласии беседы к Балтийскому и Черноморскому флотам на временной основе оказались прикомандированы два лучших пилота ИВВФ с наказом не посрамить авиацию и показать всем, как умеют воевать русские летчики. В силу же боевого опыта и знакомств прежних лет Озеров Егор Владимирович убыл на остров Эзель, куда с началом войны перебазировалась вся авиация Балтийского флота. А Дубов Михаил Леонидович получил направление в Севастополь, где требовалось раз и навсегда решить проблему существования немецкого линейного крейсера.
То, что боевые действия, ведшиеся по всей акватории Черного моря аж с октября 1914 года, зачастую не удостаивались даже упоминаний на страницах столичных газет, в силу своей меньшей значимости, по сравнению с противостоянием многомиллионных армий, вовсе не означало, что эти самые действия имели вялотекущий ход или околонулевое значение. Будь все иначе, бывшие немецкие, а ныне принадлежащие Османской империи, крейсера не было бы нужды посылать на выполнение боевых задач с текущими трубками котлов и даже не заделанными пробоинами. А ведь, что бывший «Гебен», что бывший же «Бреслау», являясь лучшими кораблями турецкого флота, по несколько раз в месяц оказывались вынуждены покидать стамбульский рейд, чтобы разогнать русские крейсера и эсминцы, справиться с которыми не имели даже тени шанса все прочие корабли осман.
Вот и на сей раз вышедший для прикрытия действий устаревших турецких крейсеров и миноносцев «Гебен» скромно скрывал под водой от взора любопытствующих солидных размеров пробоину ставшую результатом подрыва на русской мине еще в конце минувшего года. Вообще, тогда линейный крейсер получил аж две крупных пробоины, что являлось бы смертельным приговором для любого эскадренного броненосца. Однако детище немецких верфей эпохи «Дредноута» благодаря спроектированной по итогам многочисленных натурных испытаний противоминной защите, приняв в поврежденные отсеки около полутора тысяч тонн забортной воды, лишь потеряло 3 узла скорости, да и только. О том же, чтобы пойти на дно не могло быть и речи. Но даже с текущими котлами и огромной подводной пробоиной он все равно сохранял преимущество в скорости над устаревшими русскими броненосцами, лучший из которых сейчас не смог бы выдать более 16 узлов, в то время как для просящегося в ремонт линейного крейсера и 20 не были пределом. А ведь на сдаточных испытаниях он продемонстрировал и вовсе ошеломляющую скорость в 28 узлов, что сделало его недосягаемым для любого из существовавших на тот момент английских одноклассников.
Тем не менее, к немалому огорчению немецкого вице-адмирала Сушона, который своими действиями смог таки втравить турок в начавшуюся войну и впоследствии даже оказался назначен на должность командующего флотом Османской империи, былые достижения его флагманского корабля остались в не таком уж и далеком прошлом. Интенсивная эксплуатация корабля в предвоенные годы, поспешное бегство к Дарданеллам от эскадр союзников, вынужденный переход с кардифа на посредственный турецкий уголь, необходимость делать ответные ходы на постоянные наскоки русских кораблей и сильно ограниченные ремонтные возможности, самым пагубным образом сказывались на боеготовности линейного крейсера. У турок попросту не имелось достаточно большого сухого дока, чтобы вместить «Гебен», отчего для заделки подводных пробоин приходилось пользоваться кессоном, что, в свою очередь, приводило к изрядному затягиванию сроков ремонта и снижению качества проводимых работ. О возможности замены прогоревших трубок котлов и вовсе не приходилось мечтать из-за необходимости реагировать на постоянные атаки противника и потребности время от времени демонстрировать флаг у берегов все еще колеблющихся Румынии с Болгарией. А ведь ресурс корабля был отнюдь не бесконечным. Но вновь и вновь приходилось мириться с его неизбежным расходом и, выбрав якоря, отправляться в очередной поход. И, тем не менее, что вышколенная немецкая команда линейного крейсера, что его же отличная немецкая сталь, до сих пор не подводили адмирала Сушона в деле противостояния целым флотам стран Антанты. Нынче же жизненно необходимым виделось нанести русским визит вежливости в ответ на недавний разгром учиненный теми в Зонгулдаке – едва ли не единственном порту откуда осуществлялась поставка столь потребного, как флоту, так и городу, угля. И дальнейший ход истории мог пойти совсем по иному пути, не появись в середине марта 1915 года в Севастополе одного нижегородского авиатора. Хотя отныне и без Михаила имелось кому освоить в должной мере и применить по назначению новейшее оружие, призванное продемонстрировать превосходство летающих перкалевых этажерок над стальными гигантами.
Вообще, в отличие от многих офицеров, генералов и адмиралов, нынешний командующий Черноморским флотом прекрасно видел весь тот нереализованный потенциал авиации, что многие и многие не замечали в упор. Наверное, в том числе поэтому, чувствующие себя нужными и ценимыми черноморские авиаторы с началом боевых действий продемонстрировали себя с самой лучшей стороны, как в деле ведения разведки, так и в противодействии вражеским кораблям, своими налетами однажды даже заставив отступить от Севастополя крейсер «Бреслау». Скорее всего, по той же причине вице-адмирал Эбергард с максимальным вниманием отнесся к высказанной великим князем Александром Михайловичем идее о потоплении османских кораблей путем нанесения массированного авиационного удара, что обещал если не уничтожить тот же линейный крейсер, то, хотя бы, нанести ему существенные повреждения. Отчего и прибытие в качестве инструктора армейского пилота-охотника Дубова, Михаила Леонидовича не было встречено в штыки, ни командованием флота, ни самими летчиками. Более того, первый в истории пилот совершивший успешную атаку вражеского корабля оказался всячески обласкан и мгновенно допущен к обучению господ авиаторов столь новаторскому военному ремеслу, как атака морских целей с воздуха. Хотя, справедливости ради, стоило отметить, что работать знакомому всем и каждому нижегородцу довелось отнюдь не с сырым материалом. Мало того, что он еще в свой прошлый визит свел хорошее знакомство с большей частью местного летного состава, так по его же рекомендации в Качинской авиационной школе оказался выстроен деревянный макет корабля, который будущие летчики морской авиации с завидной периодичностью бомбили чугунными болванками, отрабатывая столь потребный навык в полигонных условиях. Да, макет являлся огромной неподвижной мишенью, которая к тому же не предпринимала никаких шагов противодействия по отношению к «атакующим» ее авиаторам. Но подобная тренировка была уже хотя бы чем-то! А хоть что-то во все времена было лучше, нежели вообще ничего. Потому ознакомление Михаилом с материальной базой и навыками авиаторов Черноморского флота уложилось всего в одну неделю после чего он смог уделить все свое внимание участию в планировании той операции, ради которой его сюда и командировали.
Вполне естественно, что самым простым и первым приходящим на ум способом нанести удар по «Гебену» виделся налет на рейд Стамбула. Ведь, казалось бы, что могло быть проще – отбомбиться по огромной неподвижной мишени, и всего делов. А после знай себе, получай заслуженную награду от государя-батюшки. Однако, как и в любом ином деле, при более подробном рассмотрении уничтожение современного крупного корабля превращалось для современной авиации в поистине тяжкий труд. Да, пусть тот же легкий крейсер или эсминец еще виделось вполне возможным разбить ударами 3-х и 7-мипудовых бомб, но вот разделенную на несколько слоев горизонтальную защиту линейного крейсера такими боеприпасами было не взломать. И это было не его личное умозаключение. Еще пребывая в Петрограде, Михаил смог не только пообщаться с кораблестроителями, но и получить доступ на борт линкора «Гангут». Конечно, что конструктивные особенности, что система бронирования русских и немецких кораблей, могли сильно отличаться. Все же ни у кого в России не имелось какой-либо информации о подобных особенностях того же «Гебена». Но вот осмотр всех внутренних отсеков отечественного линкора и ознакомление с присланной из Англии копией отчета английского командора Тирвита о потоплении в сражении у Доггер-банки германского броненосного крейсера «Блюхер», наводили на очень невеселые мысли. Начать можно было хотя бы с того, что по всем параметрам заметно уступающий «Гебену» броненосный «Блюхер», смог продержаться под огнем нескольких линейных крейсеров свыше трех часов. И получив от 70 до 100 попаданий тяжелыми снарядами, пошел на дно, только будучи добитым торпедами. Две торпеды в его борт еще в середине сражения всадили с флагманского легкого крейсера командора Тивита, остальные же пять результативных попаданий он приписал командам эскадренных миноносцев. Учитывая тот факт, что торпеды у англичан имели калибр 533-мм, а проведенные еще в 1913 году натурные испытания показали полную негодность противоминной защиты даже новейших отечественных линкоров типа «Севастополь» к сопротивлению подрыву столь мощного боеприпаса, выходило, что о живучести немецких кораблей уже сейчас можно было начинать слагать настоящие легенды. Да полученных одним «Блюхером» повреждений оказалось бы вполне достаточно, чтобы отправить на дно все броненосцы Черноморского флота! Вторым же неприятным фактом стало понимание полнейшей невозможности уничтожения «Гебена» силами одной лишь авиации. Тут требовалась совместная работа всех имеющихся сил, тем более, что подобный подход полностью соответствовал тайным планам нижегородских авиаторов.
В то время как командующий ИВВФ мечтал продемонстрировать всем и каждому невероятные возможности аэропланов, трое друзей ставили перед собой несколько иную цель. Это для военных моряков на первый план выходил факт уничтожения грозного противника. Для того же, кто знал, по какому пути могла пойти история мира, решение проблемы под названием «Гебен» обретало куда большее внутриполитическое значение. Да и внешнеполитическое тоже.
С одной стороны, они дали обещание Александру Михайловичу одержать в черноморских водах показательную победу, дабы вновь продемонстрировать полную состоятельность авиации. Пусть и морской, обособленной от ИВВФ. С другой стороны, ни в коем разе нельзя было оставлять в стороне от подобного достижения самих моряков. И речь в данном случае шла не столько о местных морских летчиках, сколько об экипажах кораблей всех классов. Ведь показательная демонстрация несостоятельности последних могла очень сильно обидеть не только черноморцев, но и вообще всех моряков. Подобный же результат в плане крайней необходимости грядущего подталкивания к активным действиям того же покамест прячущегося за минными полями Балтийского флота, виделся крайне негативным, не смотря ни на какие личные достижения. Тут как раз, наоборот, требовалось наглядно продемонстрировать актуальность линейных сил отечественного флота. Иными словами, виделось необходимым не столько уничтожить намеченную цель с минимальными затратами времени и ресурсов, сколько создать благоприятную ситуацию для потопления вражеского линейного крейсера корабельной артиллерией имеющихся броненосцев. Да и отношения с черноморцами в силу разделения победы и триумфа обещали стать куда более радужными, что самым лучшим образом могло сказаться на будущих поставках устаревших боеприпасов и взрывчатых веществ для сидящей на голодном пайке авиации. Ведь если на склады Балтийского флота авиаторы совершили уже далеко не один налет, выбрав для своих нужд все, что моряки не успели спрятать за семью замками, арсеналы флота черноморского все еще обладали достаточными запасами старых снарядов и взрывчатых веществ.
Потому, в конечном итоге, к исполнению была принята многоходовая операция, направленная на выманивание противника из его логова. И только в случае полного провала намеченного плана все имевшиеся гидропланы Черноморского флота собирались применить для массированного налета на рейд Стамбула. А пока все авианесущие корабли Черноморского флота взяли курс к турецкому берегу, где летчикам морской авиации требовалось не только завершить первый этап намеченной операции, но и проверить на деле свои боевые навыки, благо небольших, трехпудовых, фугасных бомб удалось наделать из старых 152-мм снарядов свыше трех сотен штук.
- Нет, я, конечно, многое мог себе представить, - качая головой, едва слышно пробормотал себе под нос Михаил. - Но чтобы в бой меня вел Геринг – это уже перебор! - Облокотившись на леерное ограждение палубы гидрокрейсера «Император Александр I», в недавнем прошлом бывшего товаро-пассажирским пароходом РОПиТ, пилот-охотник Дубов размышлял о превратностях судьбы, что свела его с капитаном 1-го ранга Герингом, который и командовал данным кораблем Российского Императорского Флота. Все же для него, боевого летчика и человека знакомого с историей Второй Мировой Войны, данная фамилия несла немало негативных оттенков. Здесь же и сейчас Геринги являлись старым служилым дворянским родом, что приняли русское подданство еще при Елизавете Петровне.
- Вы что-то сказали, Михаил Леонидович? - поинтересовался неожиданно обнаружившийся по соседству лейтенант фон Эссен, под чьим началом находился 1-й корабельный авиационный отряд.
- Просто мысли вслух, Раймонд Федорович, - по доброму улыбнувшись молодому человеку, ответил тот. - От вынужденного безделья принялся рассуждать о том сколь сильно перемешались народы мира, что русские лейтенант фон Эссен и капитан 1-го ранга Геринг, находясь под командованием не менее русского вице-адмирала Эбергарда имеют своей целью уничтожение германских крейсеров, которыми командует немецкий адмирал с самой что ни на есть французской фамилией «Сушон». Вы только не спешите причислять меня к тем крикунам, что судят о людях по их фамилии, - под конец поспешил уточнить Михаил, поскольку поднятие патриотических настроений в стране в связи с началом войны, как это зачастую бывало, произошло слишком криво и привело к самым натуральным немецким погромам. - Я человек простой и потому ценю людей не за их родословную, а за их дела. Однако вот навеяло что-то, знаете ли.
- Понимаю, Михаил Леонидович, - слегка улыбнулся в ответ лейтенант. - Не вы один в наступившее время задаетесь подобным вопросом. Вот, честное слово, не знал бы вас ранее, предположил бы, что начальство решило прислать надсмотрщика над моим польско-немецким отрядом. Вы ведь сейчас единственный летчик среди нас, кто имеет именно русскую фамилию.
- Хм, - хмыкнул Михаил. - А ведь со стороны и правда может так показаться. Но да будем надеяться, что дальше умозаключений подобные мысли не уйдут. Уж чего-чего, а брожения умов никому сейчас совершенно точно не нужно. И так проблем хватает.
- Это вы верно подметили, - облокотившись спиной на ограждение, Эссен, подобно его собеседнику, окинул взглядом закрепленные на палубе аэропланы, - брожение умов нам ни к чему. Воевать надо.
- И чем лучше мы с вами будем воевать, тем скорее весь этот кошмар закончится. Во всяком случае, я очень хочу в это верить. Скажу откровенно, мне прошедших месяцев войны во как хватило, чтобы всякого навидаться, - провел он ладонь над головой.
- Там, на сухопутных фронтах, и правда было так жутко? - лейтенант все же поинтересовался той темой, от обсуждения которой его собеседник прежде всячески старался уйти, стоило кому-либо ее поднять.
- Вы знаете, Раймонд Федорович, вроде бы есть такая легенда, что при военном походе Чингизхан приказал своим воинам бросить в общую кучу по одному камню, чтобы позже, по возвращении, забрать его. Таким образом, исходя из размеров получившегося кургана, он мог оценить, сколько его воинов ушло в набег и сколько в конечном итоге не вернулось. - Сделав небольшую паузу секунд в десять, Михаил продолжил. - И мне тоже в самом начале прошлогодней осени довелось лицезреть курган. Наш добровольческий отряд тогда, знаете ли, помимо уничтожения противника, занимался еще и сбором трофейного и брошенного армейского имущества, поскольку в то время практически никому до этого не было никакого дела. И за какую-то неделю трофейные команды собрали столько всего, что у нас оказалось под завязку забито все летное поле. Чего там только не было! И орудия, и повозки, и автомобили, и целые штабеля ящиков со снарядами. Про стрелковое вооружение и патроны – вообще молчу. Там этого добра для снаряжения пары пехотных дивизий хватило бы и еще осталось. Но более всего мне тогда заполнился именно курган. Курган высотой метров в пять наваленный из сапог снятых с покойников.
- Простите? - Эссен аж подавился слюной, не ожидая подобного откровения. - Вы снимали с павших солдат сапоги?
- И сапоги, и шинели, и все прочее имущество, за исключением разве что исподнего, - посмотрев прямо в расширившиеся от негодования глаза военно-морского офицера, совершенно спокойным голосом произнес Михаил. - Полагаете, что это было грязно – обирать павших?
- А вы полагаете, что нет? - с трудом сдерживая тон своего голоса в пределах нормы, поинтересовался лейтенант.
- Раймонд Федорович, вы имеете полное право судить о произошедшем так, как сейчас думаете. Но только по той простой причине, что находитесь здесь в полном неведении о ситуации в стране. Извините, но вы и все ваши сослуживцы живете здесь, как у Бога за пазухой, по сравнению с тем, что сейчас твориться в армии и тылу. Просто примите это как данность, чтобы более полно оценивать действия, подобные описанным мною.
- Простите, а что сейчас творится в стране? - не смог не задать вертящийся на языке вопрос Эссен.
- Ну, начнем с того, что все довоенные армейские запасы подошли к концу еще в прошлом году. Ни обмундирования, ни обуви, ни вооружения, ни боеприпасов, за редким исключением, на складах не осталось вовсе. Мы ведь, армейские авиаторы, относительно недавно не просто так совершали набеги на склады и арсеналы Черноморского флота. Просто, ни в армии, ни у балтийцев, в закромах уже ничего не оставалось. Мощностей же имеющихся промышленных предприятий и мастерских оказалось совершенно недостаточно для удовлетворения потребностей воюющей армии. Когда мы покидали Восточную Пруссию, если не половина, то треть всей 2-й армии воевала с трофейными винтовками в руках по причине полного отсутствия патронов к отечественным трехлинейкам. Ныне же ситуация дошла до того, что на фронт не могут отправить вновь сформированные дивизии по причине полного отсутствия сапог и шинелей. Не в лаптях же и домотканых косоворотках им прикажете выдвигаться! Вот и получается, что, либо будь добр собирать на полях сражений все уцелевшее имущество, либо даже думать забудь о получении потребных подкреплений и обеспечении находящихся на передовой войск хотя бы минимумом необходимого снаряжения. Флот этого еще не почувствовал, но вот армию уже начинают сажать на голодный паек. Все довоенные нормы питания пересматриваются. И отнюдь не в сторону увеличения. Да и качество продуктов отныне оставляет желать лучшего. При этом многие миллионы пахарей были оторваны от земли и забриты в солдаты. Стало быть, грядущий урожай станет заметно ниже. Как бы при таком раскладе к осени в стране голод не начался. Вы поймите, дорогой мой человек, что эта война из-за своих немыслимых масштабов всего за несколько месяцев перекинулась с противостояния войск и флотов на противостояние экономик воюющих держав. И, судя по тому, что я, совладелец нескольких крупных заводов, вижу, нам жизненно необходимо закончить эту войну в этом году. В противном случае страна попросту не выдержит столь колоссального напряжения всех сил. Да и люди не выдержат тоже. Вот такая вот правда жизни от простого человека, - безрадостно заключил Михаил. - А вы говорите – сапоги с мертвых снимать постыдно. Так ведь если их не снимать, то скоро живым, ни одеть, ни поесть, станет нечего.
- Все… действительно столь тяжко? - нарушил воцарившееся на пару минут молчание командир 1-го корабельного отряда.
- Это вы еще не видели, как за считанные часы боя полнокровный полк стачивается до размеров роты. И мертвых по полям лежит столько, что живых не хватает для их сбора и погребения. А как выглядит какой-нибудь небольшой городок, когда в него со всей округи свозят тысячи раненых, что из-за банальной нехватки мест могут днями напролет лежать прямо под открытым небом в ожидании эвакуации в тыл. И двадцать четыре часа в сутки ты вынужден слушать их нескончаемый стон. Про сопровождающую все это вонь обгаженных портков и мертвечины я вообще молчу. Тут моральное давление в разы тяжелее физических ощущений все же будет.
- Прости нас, Господи, грешных, - сняв фуражку, перекрестился лейтенант, услышав из уст непосредственного участника отгремевших боев о том, чего в газетах никогда не напишут.
- Теперь вы, надеюсь, понимаете, почему я настоял на скорейшем начале нашей операции, не смотря на тот факт, что еще не все летчики в полной мере освоили новые приемы боя? - Как бы парадоксально это ни звучало, но все опыты прежних лет по привлечению гидропланов к нанесению ударов по морским целям, так и не привели к появлению на вооружении авиации Черноморского флота полноценных бомбардировщиков. Все, без исключения, крылатые машины черноморцев создавались для ведения разведки. Да, при этом находившийся в задней кабине У-1М наблюдатель имел возможность взять с собой в вылет и сбросить на головы противника пару 10-тифунтовых самодельных бомбочек. Но столь легкие боеприпасы не могли представлять опасность даже для старых турецких миноносцев. И данное упущение приходилось в срочном порядке исправлять прямо на месте. Так из 16 наличествовавших здесь гидропланов типа У-1М, к моменту получения отмашки от великого князя, лишь 12 удалось переделать в полноценные бомбардировщики, благо умных голов среди технических специалистов флота оказалось вдосталь, и чертежи системы сброса бомб были готовы уже на следующий день после выдачи Михаилом технического задания. А в мастерских нашлось немало достойных мастеров, чтобы менее чем за неделю довести ее до ума и поставить изготовление на поток. Плохо было другое – многие машины уже успели налетать немалое количество часов и находящиеся на последней стадии своей жизни двигатели попросту не вытягивали полную боевую нагрузку. По-хорошему, уже сейчас не менее шести стальных сердец требовалось отправить в капитальный ремонт. Вот только заменить их было нечем. В стране в полный рост вставала проблема нехватки авиационных двигателей, что не преминуло сказаться на авиации флота. Повезло еще, что с расположенного в Одессе завода в начале марта пришли аж три новеньких гидроплана, в результате чего все 15 имевшихся морских летчиков смогли пересесть на У-1М с более старых машин зарубежной выделки. Вот только, имея всего один аэроплан в качестве резерва, и совершенно не имея запасных пилотов – новый выпуск морских летчиков в количестве всего 5 мичманов ожидался только через месяц, строить грандиозные планы боевого применения авиации на Черном море виделось сильно преждевременным. По этой же причине возникало немало сомнений в способности машин благополучно преодолеть расстояние в 50-70 миль, что требовалось для того же налета на рейд Стамбула и последующего возвращения к кораблю приписки. При этом ждать пополнения авиационного парка тоже не имелось никакой возможности, из-за чего в бой приходилось идти с тем, что находилось под рукой. - Мы ведь с вами здесь обкатываем ту тактику противодействия авиации вражескому флоту, которая, в случае нашего успеха, в значительно большем масштабе найдет свое применение на Балтике. А коли там мы закрепим свое превосходство на море, то промышленность Германии, уже сейчас в немалой степени зависящая от сырья, поставляемого через Швецию с Данией, задохнется за считанные месяцы. Да и поддержка крупнокалиберной корабельной артиллерии при действиях нашей армии в прибрежных районах будет совсем не лишней. Ведь один единственный крейсер способен заменить три батареи осадных орудий. Про возможности артиллерии линейных кораблей, я вообще молчу. При грамотной корректировке их огня, они будут способны попросту вычистить землю от немецких сухопутных частей. С другой стороны – совершенно верно и обратное. Выйди наши войска к прибрежным районам, они тут же превратятся в великолепные мишени для германского флота.
- В таком случае, почему вы не желаете сразу нанести удар по турецкому флоту? К чему эта предварительная атака на Зонгулдак? - совершенно логично поинтересовался Эссен, до которого не довели все аспекты начавшейся операции.
- Считайте, что атака этого порта станет нашей генеральной репетицией. - Не раскрывая большей части правды, нисколько не соврал Михаил. - Все же одно дело – тренироваться с применением учебных бомб и мин. И совсем другое – бомбить в условиях противодействия противника. Я, как и вы, верю в летчиков черноморцев. Верю в их стремления добиться победы. Верю в их отвагу. Но поверьте и вы мне на слово. Ни того, ни другого, не оказывается достаточно, когда ты начинаешь заходить на цель под свист пролетающих у головы или дырявящих твой аэроплан вражеских пуль. В такой миг необходимо проявлять железобетонную выдержку, чтобы не отвернуть с курса и довести намеченное дело до конца. Однако подобный опыт нарабатывается исключительно в боевой обстановке. Потому, прежде чем атаковать наши основные цели, жизненно необходимо провести всех летчиков через настоящее дело, чтобы впоследствии ни у кого в последний момент непроизвольно не дрогнула рука. Все же человек – живое существо и защитные реакции организма имеют право быть. Это заложено в нашей природе. И мне, как вашему временному инструктору, необходимо, среди прочего, научить вас всех преодолевать это чувство самосохранения ради выполнения поставленной задачи. Вы летчики морской авиации. Под крыльями своих аэропланов вы несете верную смерть стальным гигантам и многим сотням вражеских моряков. Каждая ваша удачная атака может принести победу целому флоту. У вас, в отличие от армейских летчиков, нет права отвернуть до того, как удар будет нанесен. Я знаю, что, и вы, и остальные господа морские летчики, осознаете это. Теперь же теорию потребно сопрячь с практикой. Так что атака угольного порта станет вашим выпускным экзаменом. А вот охота на вражеские корабли – уже той самой привычной боевой работой, к которой вас всех готовили на протяжении последних лет. Вы уж впоследствии постарайтесь показать себя с самой лучшей стороны, ведь, чем быстрее мы выбьем из войны турок, тем скорее находящиеся на этом фронте дивизии смогут обрушиться на австрийцев, что ныне с величайшим трудом держатся исключительно благодаря многочисленным подкреплениям из Германии. Да и на Болгарию с Румынией необходимо произвести должное впечатление, чтобы их правители как можно раньше приняли правильное решение о том, на чьей стороне следует вступать в войну. Сейчас именно вы должны будете стать той песчинкой в отлаженном военном механизме противника, что заставит его сбиться и пойти в разнос. Так сделаем же нашу работу настолько хорошо, насколько это вообще видится возможным.
- Мне было как-то легче, когда я полагал нашей главной задачей только уничтожение вражеских кораблей, - задумчиво произнес лейтенант, совершенно иным взглядом рассматривая закрепленные на верхней палубе У-1М. Пусть наличие поплавков весьма негативно сказалось на летных характеристиках и боевой нагрузке этого аэроплана, свою сотню килограмм бомб он вполне мог поднять в небо, чтобы впоследствии всадить в борт или палубу вражеского корабля. С одной стороны, это было не так уж и много. Во всяком случае, даже устаревший броненосец вполне мог выдержать поражение не одним десятком шести- и восьмидюймовых снарядов, из которых и были изготовлены имеющиеся в наличии боеприпасы. С другой стороны, этого хватало, чтобы доставить прямиком к борту намеченной цели старой метательной мины. Да, пусть по мощности заряда последние не шли ни в какое сравнение с современными торпедами, но любая подводная пробоина была страшна не столько самим фактом разрушения корпуса, сколько началом неконтролируемого поступления во внутренние отсеки корабля забортной воды. Учитывая же, что каждый гидрокрейсер нес по 6 аэропланов, и таких кораблей в составе флота имелось уже две штуки, конечный результат совместного налета 1-го и 2-го корабельных отрядов начинал играть совершенно иными красками. А ведь помимо «Императора Александра I» и «Императора Николая I», еще 3 аэроплана совместно несли на своих палубах крейсера «Алмаз»[3] и «Кагул»[4]. А с десяток или хотя бы с полдюжины относительно небольших подводных пробоин уж точно не могли добавить здоровья даже такому гиганту, каким являлся «Гебен» именуемый ныне «Явуз Султан Селим».
- Все мы с каждым днем узнаем что-то новое, Раймонд Федорович. И далеко не всегда новые знания способствуют сохранению былого спокойствия. Такова жизнь, - развел руками Михаил. - Нам же с вами остается лишь прожить ее достойно, преодолевая все печали и невзгоды с высоко поднятой головой. Глядишь, потомки оценят наш ратный труд по заслугам, и лет через сто воды мировых океанов будет рассекать своим форштевнем гигантский авианосец «Адмирал фон Эссен»! Как вам, господин лейтенант, такая идея? Готовы стать для всех морских летчиков мира тем человеком, что первым наглядно продемонстрирует их удаль, отвагу и истинное боевое могущество?
- Хм. А вы умеете подбирать нужные слова, господин Дубов. - Вновь расплывшись в вежливой улыбке, усмехнулся Эссен. - А что касается названия будущего авианосца, то плох тот мичман, что не желает примерить погоны адмирала!
Еще с самого начала боевых действий на Черном море, порт Зонгулдак, наряду с Эрегли, Козлу и Килимли, стал самой натуральной Меккой для кораблей противоборствующих сторон. По причине отсутствия какого-либо железнодорожного сообщения со столицей, турки были вынуждены посылать сюда один пароход за другим с целью вывоза скопившихся запасов угля, добываемого в близлежащем угольном бассейне. Соответственно для перехвата этих судов и уничтожения портовой инфраструктуры в эти края постоянно наведывались российские крейсера и миноносные корабли, для противодействия которым флот Османской империи выставлял собственные силы. И так продолжалось уже полгода – русские крейсера с эсминцами топили угольщики и гоняли турецких одноклассников, после чего уже сами убегали от появляющегося на сцене линейного крейсера, который, в свою очередь, распугав всю «мелочь», спешил укрыться обратно в Босфоре, стоило на горизонте показаться дымам броненосной эскадры русских. Наносимые же с больших дистанций артиллерийские удары по портовым сооружениям зачастую ни к чему не приводили в силу особенностей ландшафта, а находящиеся под погрузкой пароходы надежно прикрывал высокий мол и орудия батарей береговой обороны. Потому идея нанесения первого массированного бомбардировочного удара с воздуха именно по этому порту была принята командующим Черноморским флотом весьма благосклонно и все потребные ресурсы для его претворения в жизнь оказались выделены без малейшей заминки. Но прежде чем выпускать в атаку все двенадцать бомбардировщиков, сперва в вылет ушли спущенные с борта «Алмаза» разведчики. Они как раз обещали вернуться обратно к эскадре к тому моменту, как основная ударная сила морской авиации закончит подготовку к выполнению боевой задачи.
К сожалению, в силу большой скученности техники на палубах гидрокрейсеров, доставлять к аэропланам боеприпасы и впоследствии подвешивать те же бомбы приходилось исключительно вручную и с большой осторожностью, что самым пагубным образом сказывалось на скорости приведения в полную боеготовность всего корабельного авиационного отряда. Сей неприглядный факт вскрылся еще при проведении учений, но как-либо улучшить ситуацию попросту не представлялось возможным. Все же переделанные на скорую руку в гидрокрейсера обычные грузопассажирские пароходы никак не являлись настоящими авианосцами и в большей мере предназначались исключительно для транспортировки аэропланов. По возвращению в Севастополь с них даже снимали все самолеты и передислоцировали крылатые машины на станцию 1-го разряда в Круглой бухте, где имелись все возможности для их обслуживания и ремонта в отличие от палубы кораблей. Потому не было ничего удивительного в том, что разведчики вернулись к флоту задолго до того как первый из бомбардировщиков оказался спущен на воду. Зато это же позволило ознакомить с добытыми сведениями разом всех летчиков и заранее назначить приоритетные цели, дабы не распылять и так невеликие силы.
В первую очередь под удар попала батарея полевых орудий, которые турки приспособили под зенитную стрельбу. По той простой причине, что легких бомб в закромах не имелось вовсе, удар наносили с высоты в полкилометра всей дюжиной машин сразу. Это, конечно, не выглядело столь же ужасающе, как налет сотни американских «летающих крепостей» времен Второй Мировой Войны, но для привода к молчанию слишком сильно скученных зениток оказалось более чем достаточно. Возможно, не все из них были уничтожены или даже повреждены после разрыва двух дюжин трехпудовых бомб, но оставшаяся в живых прислуга столь сильно припустила, куда глаза глядят, что при последующем налете в небе не разорвалось ни одного шрапнельного снаряда в противовес первой атаке, когда летчикам пришлось преодолевать заградительный огонь, благо тот был весьма жидким и не сильно точным.
Целью же второго налета стали два стоявших под погрузкой судна. К сожалению, какой-либо крупный пароход, из числа переданных с началом войны Германией, подловить не удалось. Но и пара небольших каботажников были лучше, чем парусные фелюги, которые в немалых количествах также привлекались к перевозке столь необходимого столице Османской империи угля. Наверное, экипажи обоих судов, по завершении первой атаки, уже успели перевести дух и никак не ожидали возвращения русских аэропланов. Но спустя примерно полтора часа – уж очень затруднительной оказалась работа по подвешиванию трехпудовых бомб со спущенных на воду гребных катеров, все двенадцать крылатых машин вновь появились в небе над Зонгулдаком, и с них вниз посыпались очередные взрывоопасные «подарки». Правда, на сей раз атаку производили не всем скопом, а поодиночке. Из образованного русскими самолетами несколько в стороне от порта круга то и дело отделялся очередной борт и устремлялся к одному их угольщиков. Но даже тот факт, что свыше половины сброшенных бомб ушли мимо целей, не спас турецкие пароходы. Что одному, что второму, для ухода на дно вполне хватило бы и одной пробоины в днище или по ватерлинии. А таковых в конечном итоге оказалось куда больше. Будучи же оперативно покинутыми экипажами, суда весьма скоро затонули прямо у пирса.
Третьей же и последней целью воздушной атаки стали батареи береговой обороны. Тут удары вновь наносились разом обоими корабельными отрядами с высоты в 250 метров. Но, в отличие от первых двух налетов, защищавшие берег орудия продолжали бомбить в течение последующих пяти часов, пока на их позициях не прекратилось всякое шевеление. Причем параллельно с этим пришедшие с отрядом тральщики весьма активно расчищали от мин проход непосредственно в сам порт. Все же простой налет на Зонгулдак турки могли бы оставить без внимания, не смотря на понесенные потери. Вот только авторам плана по уничтожению турецкого флота требовалось заставить своего противника в обязательном порядке сделать ответный ход. Для чего, собственно, сюда и заявился практически весь Черноморский флот. И пока морская авиация творила безобразия в порту Зонгулдака, 1-я бригада линкоров в составе «Евстафия», «Иоанна Златоуста» и «Пантелеймона» вела обстрел маяков и фортов на входе в Босфор, одновременно блокируя единственный проход в Черное море. А отряд миноносцев во главе с крейсером «Кагул» наведались в Эрегли, где, войдя в бухту, огнем артиллерии уничтожили с десяток груженых углем барж и всю портовую инфраструктуру. Количество якорных мин у турецкого флота оказалось не столь велико, чтобы прикрыть все свои черноморские порты, и потому находившиеся при «Кагуле» два тральщика остались вообще без работы. Так 28 марта 1915 года Черноморский флот нанес столь звонкую пощечину Блистательной порте, что не ответить на нее не представлялось возможным.
- Началось, господа! - лейтенант Эссен скорым шагом вошел в отведенную авиаторам комнату отдыха, где морские летчики коротали время пребывания на берегу. - На подступах к Севастополю, примерно в 30 милях к югу, обнаружен «Гебен». - Не смотря на смену официального наименования и флага, все даже в официальных документах продолжали причислять этот линейный крейсер к флоту Германской империи, соответственно и именовали его прежним названием. - Линейная эскадра готовится к выходу. Нам же всем поставлена задача снарядить аэропланы для нанесения упреждающего удара и вылетать одновременно с выходом с рейда броненосцев. Это означает, что на все про все у нас не более полутора часов. Я уже отдал приказ оружейникам подготовить метательные мины. Будем стреножить немцев! Как вы все знаете, «Гебен» в одиночку никогда не ходит, и потому факт наличия поблизости «Бреслау» не подвергается сомнению. Потому, в соответствии с ранее разработанным и утвержденным его превосходительством вице-адмиралом Эбергардом планом, 1-й корабельный отряд и группа с «Алмаза» атакуют линейный крейсер, а 2-й корабельный отряд с господином Дубовым наносят удар по легкому крейсеру. - Еще во время дискуссий имевших место в марте месяце начальником службы связи Черноморского флота, читай главным морским разведчиком на этом театре боевых действий, была высказана идея, как можно было бы попытаться притормозить бегство вражеского дредноута, чтобы в конечном итоге подставить его под огонь тихоходных броненосцев. То, что маломощные авиационные мины и бомбы вряд ли смогут нанести критические повреждения «Гебену» не оспаривал никто. Потому наиболее реальной целью для аэропланов выступал именно «Бреслау», который, получив некоторое количество подводных пробоин, и возможно даже потеряв ход, мог заставить адмирала Сушона оставить при подранке линейный крейсер, как для защиты, так и снятия с того экипажа, в случае если легкий крейсер не смог бы пережить нанесенный ущерб. И то, и другое, давало пилотам морской авиации возможность вернуться на базу, подготовить аэропланы к новому вылету и вновь атаковать противника, пока тот все еще оставался в радиусе досягаемости. - Чем больше воды они примут через подводные пробоины, тем больше шансов появится у наших главных сил нагнать наглецов и навязать им бой. Потому я прошу вас всех не только в полной мере подготовиться к скорому вылету, но и не промахнуться. Сегодня нам представился уникальный шанс продемонстрировать всему миру, что с морской авиацией стоит считаться даже экипажам сильнейших из ныне существующих кораблей. Так давайте же продемонстрируем, чего стоит настоящий русский морской летчик, и как мы умеем защищать наши берега! - За последующие десять минут он еще много чего сказал, дабы подбодрить своих людей и настроить их всех на нужный лад. Но самые главные слова уже были произнесены, отчего пребывавший последние пять дней в не самых радужных мыслях Дубов Михаил Леонидович незаметно для всех выдохнул с немалым облегчением и мысленно потер руки. Самая крупная рыба все же клюнула, и теперь им предстояло надежно ее подсечь, чтобы она не смогла сорваться с крючка готовящихся добывать свой главный трофей рыбаков.
Тем временем находившийся на мостике «Гебена» адмирал Вильгельм Сушон до сих пор вовсю мысленно костерил всю поднявшую жуткий вой из-за действий русского флота и бездействия немцев «турецкую общественность», для успокоения которой ему пришлось отложить заделку имеющейся по левому борту подводной пробоины и выйти в поход на изрядно растерявшем былую прыть корабле. Не смотря на куда более высокие характеристики «Гебена», с которым не мог сравниться ни один русский броненосец, попадаться этим бронированным утюгам на зуб ему не хотелось совершенно. Пусть в бою один на один его линейный крейсер с легкостью мог расправиться с любым из них, такого события не могло произойти в принципе. Русский командующий не шел на риск, и всякий раз выводил в поход едва ли не весь свой флот, от которого оставалось только убегать, даже имея под рукой столь мощный корабль. Вот и сейчас, ведя свой флагман на перехват вражеского крейсера, который обозначил попытку добраться до сцепившихся с «Бреслау» в артиллерийской схватке русских эсминцев, адмирал нисколько не сомневался, что вскоре им предстоит очередной забег на юг прямиком к Босфору. Главное было дождаться сообщения от ушедших громить порт Одессы турецких крейсеров, прикрытие которых он и обеспечивал, дефилируя в каких-то тридцати милях от главной военно-морской базы Черноморского флота, чтобы потом никто не смел обвинить немецких моряков в малодушии. Однако на сей раз, прежде чем столкнуться в бою с броненосцами русских, ему пришлось стать невольным свидетелем применения неприятелем новейшего вооружения, что в будущем обещало уничтожить броненосные корабли, как класс.
Летевшие на высоте не более полусотни метров русские аэропланы смогли приблизиться к флагману турецкого флота на какие-то две мили, прежде чем оказались замечены наблюдателями. Это было и не мудрено, ведь никакого демаскирующего дыма от них не шло, да и все внимание моряков было приковано не к небу, а к воде, в толще которой вполне могли красться русские подводные лодки. Впрочем, даже сам факт обнаружения аэропланов, в принципе, не играл никакой роли. И тому было несколько веских причин. Во-первых, немецкие моряки доселе не сталкивались с действительно боевыми русскими аэропланами и не могли знать, сколь высокую опасность те могут представлять для кораблей. А во-вторых, противопоставить этим крылатым этажеркам оказалось попросту нечего – на линейный крейсер еще не успели установить зенитки, а вести по ним огонь из орудий среднего и противоминного калибров не позволяли ограничения углов вертикального наведения. Потому наблюдающим за приближением самолетов морякам только и оставалось что смотреть, да гадать, какую именно пакость задумал их противник на сей раз. А то, что пакость была задумана, всем стало ясно по количеству приближающихся аэропланов, поскольку для проведения разведки вполне хватило бы двух или максимум четырех машин. Тут же насчитывалось около десятка. Да и шли они как-то слишком низко для разведчиков. И только когда прорезался крик одного из сигнальщиков – «Они несут торпеды!», все встало на свои места. Вот только слова оставшегося неизвестным для истории зоркого немца слишком сильно припозднились.
[1] ШБ-1 (Штурмовик бронированный 1-ой модели) – в реальности штурмовик Пегас конструкции Д.Л. Томашевича
[2] ИВВФ – Императорский Военно-Воздушный Флот
[3] Алмаз – крейсер 2-го ранга или скорее крейсерская яхта. Единственный крейсер из состава 2-ой Тихоокеанской эскадры сумевший прорваться во Владивосток. В начале Первой мировой войны переделан в гидрокрейсер.
[4] Кагул – бронепалубный крейсер 1-го ранга типа «Богатырь».