Глава 5

Глава пятая

ЗА ЖИЗНЬ!

1

Местный крах философии совершенства

Я позволил себе быть с сыном в родительском доме неделю. Начал уже понимать, что вернулся в страну, во многом изменившуюся и изменённую, о которой моим представлениям было от роду всего несколько дней. Даже не моим, а понаслышке. И надо было набираться собственного опыта, находить и отстаивать моё собственное «место под солнцем». Тем более, что вокруг меня упорно трудились все, включая сына, не имея ни возможности, ни большого желания на пустые разговоры со мной: ах-ах, ого-го. Получалось, что моё мнение по любому пункту их повседневных занятий, о которых я почти не знал, интересно им не больше, чем если бы меня не существовало совсем. В жизни окружающих, даже самых родных, я не участвовал, никому не помогал и не мешал. В их глазах я мог выглядеть только бездельником. И все ожидали от меня каких-то действий, хотя никто на это не намекал.

Во мне забрезжили начатки понимания, для чего Акико отправила меня на Родину, в Россию. Я уехал в Город, снял жильё, но работу нашёл не сразу. В конце концов, мне всё-таки помог мой дядя, младший брат мамы, губернатор Края Гурьян Александрович Соболев. Не сразу вскрылась для меня глубинная подоплёка тех или иных его поступков в отношении меня, его племянника, поэтому я отложил до поры, до времени, попытки оценить их и приступил к непосредственному исполнению того, что он поручил.

Я стал работать в его общественной приёмной, осознавая, что мне выпала редкая возможность в буквальном смысле возложить руку на пульс огромного региона и прочувствовать, как бьётся его сердце, как и чем дышит он, что ему на пользу, что или кто мешает. Мне пришлось вести приём в центре, убедить принять помощницу-пенсионерку на полставки, чтобы самому побывать и на периферии. Опробовать на себе все виды транспорта и способы передвижения в Крае. Вникнуть в множества разнообразнейших вопросов различной степени сложности, решить которые было не в моей власти (у меня её не было).

В любом случае, каждую пятницу до обеда я подавал в канцелярию губернатора предельно краткий перечень того, что с утра в понедельник могло пригодиться высшему должностному лицу региона в подготовке оперативного совещания с подчинёнными ему руководителями Края. Руководствовался при отборе теми устными инструкциями, которые получил от него при приёме на работу. Но я несколько забежал вперёд.

Никто не сказал мне, кто вёл приём посетителей до меня, и сколько времени захламлённая приёмная в самом убогом, по-моему, здании Города бездействовала.

Мне пришлось заставить коменданта здания привести приёмную в божеский вид. Киргизки мыли окна и полы, вытирали пыль, вынесли застарело засохшие цветы из двух обшарпанных горшков, которые комендант тут же забрала вместе с зацементированной землёй. Я вынес два мешка макулатуры, в том числе избранные произведения Леонида Ильича Брежнева, но один экземпляр временно оставил себе, для ознакомления. Считаю, что мне повезло найти в ящике соседнего с моим стола ученическую тетрадку, которую я тоже забрал домой, чтобы в первый же вечер после первого моего рабочего дня ознакомиться с записями, сделанными трудовой рукой, я почувствовал, неравнодушной и немолодой женщины. Я набрал текст из тетради на приобретённом накануне ноутбуке. Вот он:

ПОДЛИННЫЕ ЗАПИСКИ

Георгия Николаевича Иванова (ударение на первом «а»),

записанные с его слов Татьяной Ивановной П. в середине 90-х гг. ХХ века

Я, Георгий Николаевич Иванов, родился 3 ноября 1902 года в селе Пименовка Чесноковской волости Курганского уезда. Ныне это Кетовский район Курганской области. Предки мои были из Псковской губернии. В Отечественную войну 1812 года прабабушка возила из-под Пскова сухари в Русскую армию. Примерно в 1850 году прадед (дед отца) Семён Иванович Лазукин переехал в Курганский уезд из-за малоземелья на Псковщине. Прадед ходил в Петербург к царю Николаю Первому (в числе нескольких человек — ходоков) за разрешением на переселение.

От Чесноков в пяти верстах был Сладкий лог, там росло много ягод — вишни, земляники, клубники. Переселенцы облюбовали это место. Сибиряки, так переселенцы называли коренных жителей, не захотели отдать им это место, поскольку ближайшие деревни: Чесноки, Пименовка, Крутали Малые и Большие и Шмаково — все они пользовались ягодами из Сладкого лога. Возами возили вишню на продажу в город Курган. Сибиряки обратились к земскому начальству, чтобы не отдавать Сладкий лог приехавшим переселенцам. Тогда земское начальство решило приписать прибывших по этим селам. Таким образом, мои предки оказались в Пименовке.

Земли было много, и хорошей, плодородной — паши, да паши, сколько можешь. Пользовались новосёлы ею до 1908 года, при этом земли были ещё не делены. Обширные урочища: Петунино, Колки, Колмацкое, Ивановские кусты — начал самостоятельно разрабатывать мой дед.

Прадеда при регистрации записали — Семён Иванов. И так мы остались с новой фамилией Ивановыми. Прибывшие псковчане настаивали на поселении в Сладком логу, не хотели приписываться по сёлам. За это их наказывали розгами. Прадед перескочил через забор и сбежал от наказания розгами. Пришлось приписываться. Местные сибиряки псковчан стали называть «скобари», видимо, из-за стрижки под скобку, а еще звали «расейцы». Деревня Пименовка названа именем первого поселенца Пимена.

Прадед Семён Иванов занимался хлебопашеством и скотоводством. Трудолюбивые хозяева имели табуны лошадей, коров. Сын прадеда, мой дед Егор Семёнович, продолжил заниматься тем же трудом. Его сын, мой отец, Николай Егорович остался сиротой без отца, с матерью, с шести лет. А случилось следующее: дед Егор Семёнович на лошади повёз мороженое мясо в Долматово, но настала оттепель. Мясо за дорогу в тепле испортилось. Ветеринарный врач наказал мясо спустить в яму, залить карболкой и закопать. Дед и запил с горя, жена нашла его в доме приезжих, привезла домой, и вскоре он умер.

Учился мой отец Николай Егорович у старого фельдфебеля. Бывший солдат, обучившись грамоте в армии, учил у себя на дому человек десять. У него отец выучился читать, писать и считать.

В 17 лет мать женила Николая, он взял в жены дочь кузнеца — Павлу Михайловну Невзорову. Она была уроженкой села Чесноки (оно в 5 верстах от Пименовки). Ещё по дороге из школы Николай часто бывал в кузнице в Чесноках и интересовался кузнечным делом. Женившись, всё ходил к тестю в кузницу. Тот заметил, что с зятя будет хороший кузнец, подарил ему кузницу и не ошибся. Отец выучился насекать серпы, сохи делать, даже плуги. Работал, ковал для своих потребностей и для людей. Оказался он хорошим кузнецом и серьёзным, умным хозяином. Родительский дом был старый, деревянный. Отец построил дом кирпичный. А когда тесть подарил кузницу, то к дому отец сделал пристрой для торговой лавки.

Потом отец построил большой магазин на 4 торговых точки для предпраздничной торговли. Товар был у него самый разнообразный. Как отец говаривал, чтобы покупатели могли купить всё, что нужно человеку от самого рождения и на всю его жизнь. Была в лавке мануфактурно-бакалейная торговля (всевозможная мануфактура, орехи, пряники, мука, керосин, кирпич, медикаменты, рыба, мясо, сахар, готовые костюмы, валенки (которые выписывали из Кукмары на берегу Волги), сапоги (из Кунгура), ботинки, галоши (из Санкт-Петербурга, фабрики «Богатырь»).

Мать умерла 21 февраля 1918 года, простудилась в лавке и долго болела. Остались братья Захар, Илларион и я, Георгий, сёстры Анна, Елена, Прасковья (сейчас живёт в Кургане, ей 84 года). Всего шестеро детей.

Через четыре с половиной года отец женился в 1922 году на Евлалии Евграфьевне Лахтиной (вдове). Была очень хорошая женщина, прожила до 104 лет, а отец умер в 80 лет. Хозяйство до второй женитьбы отца вела жена Захара. Хозяйство было немалое: до 1917 года было до 12 и более рабочих лошадей, кроме них, молодняк; коров дойных до 25, много кур, овец, которые счёта не знали. Излишки молока во флягах сдавали на маслобойный завод. Но отец часто говорил, что лучше и выгоднее держать одного быка, чем 25 коров.

Поскотина (поле для выпаса скота) была в полукилометре от села. А дальше были наделы земли для посевов зерновых культур. Сеяли по 80-85 десятин (десятина земли это 2400 квадратных саженей, то есть площадью около одного и одной десятой гектара). Каждому хозяйству была отведена десятина земли для картофеля и конопли. Конопля шла на получение конопляного масла, её трепали, чтобы вить канаты и верёвки. Ткань с добавлением конопляной нити или из неё не имела сносу. Семена конопли добавляли в корм курам. Земля удобрялась навозом. Держали по 35-40 десятин паров, на следующий год на них сеяли пшеницу.

В селе были 3 сноповязалки (у нас их называли самовязалки), каждая на 2 хозяина. Наше хозяйство можно было считать богатым. Отец сам построил ветряную мельницу. У нас были сельскохозяйственные машины для своей семьи — сеялки, веялки, молотильные машины, сохи (позднее завели плуги), но жали и молотили и для людей, обратившихся за помощью. Одна машина была куплена в 1912 году — самовязалка, самосброска, сенокосилка — и потом ещё одна. Машины покупали в кредит в акционерном обществе. В 1927 году отец купил триер за 380 рублей, а в 1928 году наш триер советские власти конфисковали. Это было устройство для провеивания от шелухи, семян сорняков и твёрдых комков и сортировки по длине зерна.

Отец был очень трудолюбивым человеком и приучал детей хорошо уметь и любить выполнять любую необходимую работу. До революции держали по два работника, после — одного. Каждого работника надо было, в первую очередь, накормить, одеть. Один из них, Макар Семёнович, жил у нас 13 лет и не хотел заводить своё хозяйство. Мы, дети, ему подчинялись, не смели ослушаться. А второй работник, Гриша, молодой, поработав у нас, завёл потом своё хозяйство, выучился и тоже поставил кузницу.

Был отец человеком глубоко религиозным. Он со старанием пел в церковном хоре, стал церковным старостой, потом за его честность избрали сельским старостой, позже и старшиной.

Я пошёл учиться в первый класс в 1911 году. Учился с интересом и легко, и после рождественских каникул меня перевели уже во второй класс. До сих пор помню стихотворение, которое выучил в школе в 1912 году. Оно посвящено манифесту царя-освободителя Александра Второго от 18 февраля 1861 года об освобождении крепостных крестьян. Вот оно, как тогда заучил:

Посмотри, в избе мерцает, светит огонёк,

Возле девочки-малютки собрался кружок.

И с трудом, от слова к слову, пальчиком водя,

По-печатному читает мужичкам дитя.

Мужички, в глубокой думе, слушают, молчат,

Разве крикнет кто-нибудь, чтоб уняли ребят.

Бабы сунут деткам соску, чтобы рот заткнуть,

Чтоб самим бы, краем уха, слышать что-нибудь.

Даже, с печи не слезавший много-много лет,

Свесил голову и смотрит, хоть не слышит, дед.

Что ж так слушают малютку, иль уж так умна?

Нет, одна в семье умеет грамоте она.

И пришлось ей, младенице, старичкам прочесть

Про желанную свободу дорогую весть.

В 1913 году я окончил четвёртый класс и получил документ об успешном окончании начальной школы, этим очень был доволен отец.

В 1917 году, после революции, запретили частную торговлю, обложили налогом, заставили сдавать хлеб. Загружали по 40-50 подвод в день (по двадцати пяти пудов зерна в мешках на лошадь, пуд это сорок фунтов, или шестнадцать килограммов). Арендованные земли разделили и распределили крестьянам. Когда в 1918 году пришли чехи, отцу предлагали снова взять земли обратно, но он арендовать её отказался, посчитав, что хватит и своей земли, которая положена на каждого едока.

В селе случился пожар. Это несчастье позже сыграло положительную роль в моей судьбе.

В 1928 году наше село Пименовка разделили на «пятидесятки», то есть в каждой «пятидесятке» по 50 дворов. В одной из них старостой назначили меня. Я должен был обеспечить сдачу государству муки, зерна. Но заданного количества собрать не смог. За это меня судили. Присудили две недели тюрьмы и 5 лет ссылки в Вологодскую или Северо-Двинскую губернию. Я выбрал Вологодскую. К этому времени наш дом был уже конфискован.

В этом и следующем годах, если люди «пятидесятки» не сдавали назначенный хлеб, то старшего день и ночь держали в сельсовете, несмотря на сенокос. В период «июньской заготовки» выступившего на собрании свата Иванова Дмитрия Ильича с честным объяснением, почему хлеба нет, арестовали и расстреляли за вредительство. Доводы, что зерно, которое оставалось после прошлогодней заготовки на зиму на семена, весной всё посеяно, а нового урожая ещё нет, власти не признавали.

На обвинённых в саботаже заготовок накладывали «бойкот»: детей не принимали в школу, заколачивали колодец с водой, всем членам семьи ничего не продавали в магазине. Самого хозяина виновной в не сдаче зерна семьи могли водить по улицам села в жару одетого в шубу, зимнюю шапку, варежки или шубенки и валенки, сверху покрывали ещё тулупом или меховой дохой. Так позорили Чечулина Дмитрия, Чечулина Александра.

Приехав в Вологду, я поселился у родственников заведующего местной сапожной мастерской Гаммлера. Хозяина звали Исай Яковлевич. Газеты опубликовали статью «Головокружение от успехов», говорили, что написал её Сталин. Она и натолкнула меня на мысль, что появилась надежда освободиться, поскольку наказание было несправедливым.

Я обратился к лучшему адвокату Вологды Спасо-Кукоцкому. Однако он объяснил мне, что не может поехать в Москву из-за одного моего дела, потому что поездка связана с очень большими расходами. Можно просто поручить ему написать заявление о пересмотре моего дела, и это будет стоить 200 рублей. Тогда я сам написал заявление и поехал с ним в Москву к прокурору Республики.

У Ярославского вокзала располагалось трамвайное кольцо. Я спросил у постового милиционера, как мне проехать в прокуратуру. Он объяснил, что нужно сесть в трамвай 22-го маршрута и доехать до остановки Тверской бульвар. Прокуратура размещалась в пятиэтажном здании. Очень много в ней находилось посетителей, которые приходили сюда по 10-12 дней. Прокурором Республики был тогда Крыленко Николай Васильевич (его потом расстреляли в 1936 году). Его заместителем работал Гришин.

Я одет был хорошо и решил держаться посмелей. Сказал секретарю, что должен быть у прокурора, и меня направили к его заместителю. Гришин выслушал меня и пошёл с моим заявлением к прокурору. Пригласили зайти меня. Я предъявил имевшиеся у меня справки. Одна из них подтверждала, что после пожара в деревне Крутали моя семья помогала погорельцам хлебом, другими продуктами, одеждой. В отношении конфискованного у нас дома тоже просил рассмотреть и решить вопрос.

Мне сказали, что я могу считать себя свободным, и выдали справку о моём освобождении от наказания. В отношении дома написали письмо Курганскому окружному прокурору Титову, чтобы пересмотрели дело. Наш дом конфискации не подлежал. Он, хотя и был кирпичный, у нашей большой семьи был единственный.

В Вологду я возвращался обрадованный освобождением. Оформил документы, мои продукты (муку и сало) оставил хозяевам, у которых квартировал. Поехал к себе домой. Мой брат Захар жил тогда на железнодорожной станции Зырянка, в 12 километрах от родной Пименовки. Я пришёл к брату в 6 часов утра. Он немедленно стал запрягать лошадь, чтобы увезти меня в Пименовку.

Когда мы с братом приехали, увидели такую картину: нашу мать вызывали в сельсовет, чтобы она уплатила, как за съёмную квартиру, за проживание в конфискованном у нас доме по 25 рублей в месяц. А она им сказала, что больше трёх рублей заплатить не может, это всё, что у неё сейчас есть. И потом больше трёх рублей в месяц платить не сможет, поскольку нет заработка. Мать очень обрадовалась моему счастливому возвращению.

Я в сельсовет не иду. Но мы узнали, что из Кургана местным властям пришло решение: «Конфискованный дом вернуть владельцам на основании резолюции прокурора Республики». Дом снова стал нашим. Как-то увидел на улице председателя сельсовета. Он спрашивает, почему я не захожу к ним в исполком. Я ответил, что не нахожу нужным. А конфискованные мельницу, двух лошадей и триер нам так и не вернули.

Ещё до поездки в Москву из Вологды я разговаривал с сосланным в Вологду москвичом. Он раньше имел в Москве торговлю, за которую его сослали, как нэпмана, и теперь к нему приехала и жена. Он говорил мне, что если буду обращаться в правительство, то лучше обращаться к председателю Совнаркома Алексею Ивановичу Рыкову, а не к Калинину. Но я решил обратиться всё-таки к «всесоюзному старосте» Калинину, написал, что освобождён от наказания по решению прокурора Республики, просил вернуть нам конфискованное, чтобы и дальше давать стране хлеб и другую сельхозпродукцию. Получил от Калинина отказ. Председателя Совнаркома Рыкова за правый уклон с критикой массового раскулачивания тоже расстреляли, вроде, году в 1938-м.

К сожалению, и наши мучения на этом не кончились.

В 1930 году нас из нашего дома выселили совсем. На мой вопрос: «За что?», ответили, что по полученной разнарядке должны выселить из Пименовки 20 семей. И, хотя вы не сделали никому и власти ничего плохого, но ведь вашего соседа бедняка Ваньку не будешь выселять. Записали про меня основание для выселения: «Бывший торговец и крупный хлебопашец», хотя в отобранном магазине я не торговал, а учился в кузнице кузнечному делу и слесарничать, как рабочий. В какой-то графе про это тоже записали, но не помогло.

Допрашивали нашу соседку, мололи ли мы ей на мельнице зерно, сколько брали плату за помол. Она им ответила, что иногда мололи, но всякий раз считали это, как помощь по соседству, с неё ничего не брали. А когда она у нас, бывало, и работала, то рассчитывались с ней добросовестно и кормили очень хорошо.

Выселили нашу семью из дома 4 марта 1930 года. Я как раз вернулся из Кургана, ничего там от властей не добился. Подошёл к дому, смотрю, в нашем дворе полный беспорядок. Понял, что отец в доме больше не живёт, его с семьёй выселили. Оказалось, что временно они перешли в дом к моему младшему брату. Иду туда. Отец стоит на крылечке и говорит мне: «Строил дом, думал, что и детям его хватит, и внукам. Нельзя стало жить». Нас отвезли сначала за 20 километров, оставили у чужих людей ночевать. А отца срочно увезли в город в суд за неуплаченную страховку 16 рублей. Там, на вопрос, будет ли он платить, отец ответил, что дома у него уже нет, как и хозяйства, и конфискованных с домом денег, а осталась с ним только старуха-жена. Властям с домом и всем хозяйством достались складированные двадцать тысяч штук кирпича, вот кирпич за долги и засчитайте. Вернувшись из Кургана, отец увидел, что всех уже увезли из Пименовки. Попросил запрячь лошадь, чтобы догнать. И догнал.

На поезд нас грузили на станции Варгаши. Пименовка была от Кургана в сторону Челябинска, на запад. Нас увезли на восток, за Курган, километров за восемьдесят, чтобы не сбежали со станции домой. Всё имущество на шестерых человек вошло у нас в шестиведёрную бочку-кадь. Для питания с собой разрешили взять сухари.

Самым маленьким нашим детям было 6 лет и 3 года. Оба заболели в дороге корью. Особенно тяжело болел меньший, Саша. Он четыре дня не мог открыть глаза, открыл, когда нас повезли в поезде. Всех везли в товарном вагоне, из вагона не выпускали, как арестованных. В Челябинске, Свердловске, Нижнем Тагиле я через конвойных вызывал к больным детям врача. С Лобвы младшего увезли в Новую Лялю, в больницу.

На станции Лобва к прибытию нашего эшелона с раскулаченными семьями уже организовали множество конных подвод. На этих подводах нас и повезли за сотню километров в село Павда на берегу реки с таким же названием. По дороге некоторые семьи, у кого с собой были взяты пилы и топоры, оставляли прямо в лесу, чтобы строили себе жильё. В Павде я видел, как мастер лесоучастка снимал и на себе вытаскивал на берег со сплавленных с верховий реки плотов людей, обессиленных от голода и цинги. Там, в тайге, на лесоповале, люди ели мох и работали. Нас поселили квартировать у местных жителей. Им не разрешили общаться с кулачьём. Но вскоре они поняли, что выселены к ним люди трудолюбивые.

Нам объявили, что с 1 июня 1930 года работать два месяца будем без оплаты, мы должны строить себе жильё. Труженикам было не привыкать обустраиваться. Срубили избы, сараи, постепенно стали обзаводиться скотиной, покупали молодняк у местных жителей: кто цыплят, кто козу, а кто, поднатужившись, поросёнка либо телёнка. А в 1932 году наступил голод.

У брата Иллариона было четверо детей. В его семье тоже стали добавлять в пищу мох. Нам пришлось помогать ему, поддерживать. Давали в его семью муку, молоко, потом отдали ему корову. Интересно, как и мы обзавелись скотиной. Я, как хороший кузнец, был направлен на работу не в лес, а в кузницу. Стал хорошо там зарабатывать. Некоторые рассчитывались намытым в тайных местах золотым песком. Я сдавал его в Кытлыме, привозил оттуда продукты, и наша семья мох не ела. Работал, не покладая рук, к 1 мая уже купили корову, которую и отдали Иллариону, а в июне — вторую, для себя. Вторую корову купили за 350 рублей вместе с телёнком, хозяин поверил, что постепенно рассчитаемся, как заработаем. Отдал в долг, без денег.

Но и 1933 год тоже выдался очень тяжёлым. В этом году в нашем лесоучастке из-за отсутствия корма погибло около сотни лошадей.

По телевизору услышал, что всего было выслано с конца 1929 года по 1931 год двадцать семь миллионов человек. Сколько из них погибли, кто от голода, кто от болезней, какие замёрзли насмерть, особенно дети, не сказали. В лагерях было 3 миллиона 500 тысяч человек крестьян. Тем, кого лишили гражданских прав, кого называли «лишенцами», надо было платить государству 50 рублей в год.

Я состарился. Но до сих пор не могу понять, не могу взять в толк, как русскийтрудолюбивый народ мог навредить своему рабоче-крестьянскому государству?

Я, как записавшая воспоминания Татьяна Ивановна П., тоже не смог остаться равнодушным к подлинному историческому свидетельству и решил сохранить тетрадку в двенадцать листов и набранный по ней текст, с тем, чтобы, при первой возможности, его опубликовать. Но пока сделать это не удавалось: изумлялись, проникались, омрачались — и всё. Публиковать не брались, некоторые отговаривались, что не Солженицыны. Почувствовал, что Георгия Николаевича Иванова уже нет в живых. Он покинул этот мир, так и не получив ответа на мучительный вопрос, который возник и стоял перед ним всю его долгую трудовую жизнь.

Не стану пока расписывать, с чем приходили на приём бесчисленные просители. Имя им легион. Реальных и надуманных проблем у каждого из нас множество.

Я действительно задумал, подготовился, написал и опубликовал ряд статей, но вначале не по тематике исторического характера. Острой, животрепещущей проблемой и Края, и страны в целом, мне представилась обширная тематика, связанная с жилищным строительством и развитием жилой среды поселений. Того, в чём и где мы все живём. К чему все мы не можем и не должны быть равнодушны, но не всегда способны повлиять. Я смог использовать специальные знания, которые, благодаря содействию Акико и её действенным связям, счастливо получил на её родине. Меня стали узнавать в профильных и правительственных организациях Края после публикаций в региональном отраслевом журнале цикла статей, которые я посвятил развитию, в первую очередь, социального строительства. Но официальной реакции не последовало, потому что на проблемы людей небогатых власти всех уровней внимание обращать при демократии перестали. Власть провозгласила и создавала якобы капитализм — строй для блага капиталистов, собственников средств производства, за счёт труда всех остальных, — а что у неё из объявленной затеи получилось, серединка на половинку, но для себя, побоку остальных, видят все. Статьи по проблемам жилой среды отклик получили, но небольшой. Центральная газета Края свела тему к проблеме распространения мусорных свалок и пыталась найти виновных за отсутствие борьбы с пострадавшей экологией.

Стало грустно. Но потом с утроенной силой захотелось дать детям, внукам, потомкам, всем хорошее образование и привычку думать, без чего не выработается различение. Иначе и с их страной разделаются, как с Советским Союзом, играючи.

Справедливости ради, скажу, что одно из народных предложений дядя и мэр осуществили. У подземного перехода к торговому центру поставили бронзовую скульптуру женщины в натуральную величину с авоськами в обеих руках. Собирается, якобы, перебежать проспект в неположенном месте, а сама повернула голову к магазину, забыв и про дорогу. Знающие люди позже рассказывали, что от бюджета на городское благоустройство отщипнули и распилили «в пополаме» оба отца, и Города, и Края. Между собой они, вроде бы, пребывают в войне «между городом и деревней», не живут мирно, но их первые замы взаимодействуют в плотном постоянном контакте. Ну, это так, слепок времени.

Одну из моих статей о вредоносном законотворчестве государственного депутатского корпуса, приведшем жилищное строительство в стране к резкому спаду, перепечатал, с моего разрешения главному редактору по телефону, один федеральный журнал.

После трёх месяцев работы в общественной приёмной я всё-таки отважился на смелую публикацию, после которой мне предложено было уволиться. Предложил мой дядя Гурьян.

Вот аннотация, которую я написал, и сама прогремевшая и ударившая по мне статья:

«Редакция планирует опубликовать цикл материалов о складывающихся нетрадицион­ных взглядах на индивидуальное жилье. В представленной статье автор рассказывает о престижном элитном жилье с точки зрения, сегодня довольно непривычной для многих читателей. Не возражаем, если и другие авто­ры, не обязательно специалисты, поделятся с нами и читателями своими представлениями по интересующей многих теме жилища и не только элитного, а именно того, которое считают наиболее подходящим для себя. Особенно важными бу­дут мнения потенциальных застройщиков, владельцев, инвесторов жилья, которое предстоит строить в двадцать первом веке.

Где жить богатым?

Объявления о продаже элитного жилья в нашем Городе обычно вызывают у экспертов закономерное удивление, потому что по-настоящему элитного жилья в региональном центре несо­измеримо меньше, чем жилплощади, которую стремятся преподнести и продать, как элитную. Интерес продавца понятен. Если «элиту» к продаже предлагает агентство по недвижимости, значит, либо дилер лукавит, либо провинциально заблуждается, никогда элитного жилья и в глаза не видев. Но когда по тысяче долларов за квадратный метр общей площади квартиру, как элитную, потому что «в ней есть второй санузел и окна с тройным стеклопакетом», пытается продать специализированная компания, сама выбравшая земельный участок, сама спроектиро­вавшая квартиры и сама дом построившая, хочется спросить:

— Да знаете ли вы, господа, что это такое сегодня — элитное жильё?

Между тем, с общим улучшением промышленной и экономической ситуации в столице обширного края возник, живёт и процветает слой людей с высоким и средним уровнями обес­печенности. Интересы и потребности этих людей, а также их финансовые возможности таковы, что отмахиваться от них рынку или пытаться всучить им «за элиту» жильё с просто улучшен­ной планировкой и повышенной комфортностью, мягко говоря, неразумно. Невыгодно и неце­лесообразно.

По самым приблизительным маркетинговым оценкам, годовой бюджет слоя обеспеченных в нашем Крае в прошлом, 2010 году составил в пересчете на «твердую» валюту около 4 млрд. долларов США. Эти примерно 80 — 100 тысяч че­ловек за год истратили около 500 млн. долларов на престижные личные автомобили и их техниче­ское обслуживание. Около 300 млн. долларов забрали у них расходы на мебель и одежду и около 200 млн. долларов — на крупную бытовую технику. Естественно, что они так же, как обычные смертные, нуждаются в питании, отдыхе и лечении, ещё какую-то часть своего бюд­жета истратили на удовлетворение запросов в соответствии со своими личными вкусами, на хобби. Следовательно, около миллиарда долларов эти 20 — 25 тысяч семей (а также одинокие обеспеченные граждане) способны в нынешней экономической ситуации ежегодно выделять на улучшение своих жилищных усло­вий. И не всем из них по вкусу коттеджи, построенные «у чёрта на куличках», куда и продукты, и корм для домашних любимцев, и стиральный порошок и многое другое надо везти из супермаркета, расположенного в центре города. Им приходится думать, как из города доставлять охрану и прислугу и т.д. И оказывает­ся, что только денег, пусть и больших, для их счастья здесь, в нашем благословенном Крае, далеко не дос­таточно. Сами по себе деньги не обеспечивают высокого качества жизни, страдающей от бездарно спланированного и некомфортно­го быта.

Вот для них-то, самых богатых жителей регионального центра, и необходимо соответст­вующее их возможностям по-настоящему элитное городское жилье. Проще — элитное жилье. Что же можно предложить этим уважаемым людям для удовлетворения их потребности в комфорта­бельном жилье? Что сегодня является элитным жильем?

Элитность жилья складывается из бесчисленных множеств высококачественных элементов и начинается ещё до проекта с тщательного выбора места расположения дома. Место должно быть тихое, вдали от оживлённых транспортных магистралей (но с удобным выездом на них), с га­рантией обеспечивающее обилие света и чистого воздуха. Кстати, по количеству солнечных дней в году наш Город вполне соперничает с Сочи.

У нас пока один международный аэропорт. Можно приблизитель­но определить центральную часть города как месторасположение будущего Сити, средоточия финансовой и деловой активности Края. Исходя из мировой градостроительной практики, наилуч­шим местом для расположения элитного жилья следует считать ось «аэропорт — Си­ти». С учетом красот природного ландшафта и розы ветров проекты элитного жилья, помимо самого центра, могут позиционироваться применительно к земельным участкам вблизи Алтынагаринского водохранилища, особенно на его привольном левобережье, а также на обоих склонах Елисеевых гор и поблизости от лесопарка имени писателя Леонида Леонова.

Ведь обитатели элитных домов ценят не техногенный, а естественный природный ландшафт. И не меньше, чем своё деловое и личное время. Поэтому можно сказать, что если самую феше­небельную квартиру из пока гипотетического элитного дома взять да целиком и перенести в дом из самых современных конструкций на Юго-Западе, «Богуславке» или в центре города по улице Добровольцев с видом на желез­ную дорогу, склад, транспортную развязку или даже на соседний дом, такая квартира элитной считаться уже не сможет.

Представительский класс элитного жилья, относящегося к высшей лиге недвижимости, диктует присутствие и одновременно подтверждается наличием следующих трёх главнейших компонентов: стиля, удобства, надежности. Уже приближение к родным стенам вызывает у обитателя элитного жилья непередаваемое и неподдельное ощущение, что дом сердечно рад встрече. Он деликатно, ненавязчиво и бережно принимает владельца как высшую ценность, готов преданно служить, хранить покой своего хозяина, и отдать всё наилучшее для комфорт­ности пребывания в нём.

Сразу отметим, что элитные квартиры могут размещаться в элитных домах небольшой этажности, скажем, по пять-шесть трёх-пяти комнатных квартир в пяти-шести этажном доме. Это приемлемо для спокойных, зрелых обеспеченных людей, предпочитающих тихую охра­няемую улочку в центре и минимум только приятных для общения соседей. Но могут распола­гаться и в более высотных элитных комплексах, где с жилым комплексом будут органично соседствовать собственный аквапарк, яхт-клуб или, к примеру, закрытая для других, оборудо­ванная и охраняемая слаломная или роллерная трасса. Жильцами элитных комплексов станут более молодые, преуспевающие и динамичные люди.

Привилегированное элитное жилье и всё его окружение по сложной и развитой структуре подобны высокоорганизованному существу.

И элитный дом и элитный комплекс имеют достаточную по размерам, благоустроенную, огороженную и тщательно охраняемую территорию. Благоустройство выполняется по индивидуальному проекту и сдаётся в момент приёмки дома, ни днём позже. Сберегается естественный ландшафт, сохранены или посажены взрослые деревья, преимущественно хвой­ные, обеззараживающие и улучшающие воздух.

Парковый комплекс обслуживается высококвалифицированными садовниками. Живые струи фонтанов с лазерной подсветкой. Ограды и яркие фонари освещения также стильные и неповторимые. Пешеходные зоны и дорожки замощены брусчаткой из природного камня, бе­тонные тротуарные плитки здесь неуместны. К автомобилю или причалу можно пройти, не за­мочив подошв и без зонтика. И цветы, и подстриженная трава и престижная садовая мебель — всё до мелочей работает на раскрытие и последовательное развёртывание общей темы: исклю­чительной красоты, созданной за большие деньги для гарантированного обеспечения радости жизни. Для престижного жилья мелочей или случайностей не существует. Ибо нет в нём ниче­го такого, что было установлено потому, что другого под рукой не оказалось. Элитное жилье — это наивысшее качество во всём, в каждом использованном элементе.

Привилегированное жильё соответствует обширному комплексу разнообразнейших параметров, вся совокупность которых подтверждает принадлежность жилья и его окружения к элитному. Такое жильё комфортно для всех своих обитателей независимо от их возраста и лич­ных вкусов.

Детские игровые и спортивные площадки во внутреннем дворе дома и тренажёрные залы в его нижних ярусах не только оснащены высококачественным и безопасным оборудовани­ем, но и обслуживаются квалифицированными специалистами, от клоунов и затейников, развлекающих детишек, до спарринг-партнеров по айкидо и теннису для взрослых.

Рассмотрим инженерное оборудование и инфраструктуру дома. Элитные здания оснащаются одно- или двухуровневыми гаражами из расчета одно, полтора (три места на две квар­тиры) или два стояночных места на квартиру, обычно оплачиваемыми отдельно. Открытые въездные пандусы устраиваются с подогревом. Обязательна автомойка, возможен технически несложный автосервис. Коммуникационные сети и системы дома имеют дублирование или тройное резервирование, а в случае крупной аварии городских сетей дом тут же переходит в автономный режим и сам в состоянии поддерживать собственное жизнеобеспечение без при­чинения малейших неудобств жильцам. В элитном здании немыслимы броски напряжения или «уплывание» промышленной частоты электрического тока, пагубные для высококачественной бытовой техники.

Спутниковое телевидение, системы видеонаблюдения за территорией, гаражом, стоянками и зонами общего пользования, сверхскоростной доступ в Интернет, оптоволоконные сис­темы цифрового теле- и видеофонирования — всё это и многое-многое другое имеет обязательное высочай­шее, в том числе экологическое, качество и является непременной принадлежностью элитных домов и комплексов.

Обитаемые объёмы оснащаются центральным кондиционированием и принудительной высокоэффективной приточно-вытяжной вентиляцией. В квартирах и даже отдельных комнатах по желанию вла­дельцев регулируются температура и влажность. Можно заказать в спальне на ночь хвойный запах или йодистый запах моря, напитать воздух положительными или отрицательными аэро­ионами, притемнить стёкла или задать оконным стёклам определённый цвет, оттенок или сте­пень прозрачности, а в гостиной к ужину заказать лёгкий аромат роз или лаванды. Естественно, что сложнейшее, высокотехнологичное, справедливо сказать — интеллектуальное инженерное оснащение дома, — также обслуживается высококвалифицированными специализированными собственными службами.

Работа промышленных компьютеров, управляющих оборудованием дома и бытовой техникой, освещением и микроклиматом и выполняющих заказы жильцов, находится и под неусыпным контролем специальных инженерных служб.

У жильцов не возникает проблемы, как создать кондоминиум или товарищество собственников жилья для грамотной эксплуатации систем дома, потому что обслуживающий персо­нал, помещения для него и развитое технологическое оснащение самого высокого качества за­ложены уже в проекте дома. Планирование эксплуатационной службы на стадии проекта под­тверждает, что сложное оборудование дома сразу после монтажа и испытаний попадёт в руки профессионалов, имеющих солидный опыт работы, все необходимые приборы, расходные ма­териалы и принадлежности. Таким образом обеспечивается ещё одна из трудоёмких, но важ­ных составляющих высшего качества уровня жизни.

Здания независимо от этажности оборудуются не просто грузовыми и пассажирскими лифтами, а лифтами не хуже чем бизнес-класса, например, комфортабельными скоростными французскими лифтами OTIS. Лифтом можно спуститься прямо в гараж или подняться на кров­лю, на смотровую площадку. Несколько экзотическим, но сверхпрестижным вариантом счита­ется жить в особняке-пентхаусе, построенном среди сада или небольшого парка из взрослых деревьев и ухоженных кустарников на самой кровле элитного здания. Естественно, тогда наивысшая смот­ровая точка будет доступна лишь одной семье и её гостям.

Применительно к современному элитному жилью известное высказывание знаменитого французского архитектора Ле Корбюзье, что «дом — это машина для жилья» оправдывается лишь час­тично. Хотя элитный дом и гордится тем, что является сложной конструкцией или машиной, но он не предстает перед своими обитателями только в таком унитарном и утилитарном качестве. Архитектурой, продуманными организацией внешней и внутренней структур и составом по­мещений, самой своей аурой современный элитный дом почтительно развернут к человеку, в нём проживающему, к своему хозяину и повелителю, и именно это — самое главное, что ха­рактеризует современность его духа и сущности, причину, содержание и смысл существования элитного дома. Не что-либо иное.

В нижних ярусах элитных зданий размещаются сервисные службы, выполняющие уборку квартир и хозяйственные работы по дому в соответствии с заказами жильцов. Ведь сер­вис для обитателей элитного дома не должен быть ниже, чем в пятизвёздочных отелях, но лучше выше. Этому требованию подчинены работающие круглосуточно ресторан или кафе, бары, служба доставки вкусной и горячей пищи и напитков, входящие в специальную систему питания элитного дома.

Я избегаю употребления таких пока не вошедших в широкий обиход иностранных слов, как бутик, фитнесс-центр, боулинг, барбекю и других, но поверьте, все эти функциональные помещения и площади, как и женские и мужские клубы по интересам, банкетный зал для торжественных мероприятий, небольшой конференц-зал для деловых встреч, фирменные магазины, отделения связи и банка, зоны досуга, солярии, русские бани, финские сауны и турец­кие хамамы, роскошный кинозал и залы игровых автоматов, в элитных комплексах обязательны и также закладываются на стадии проекта.

Медицинскую помощь, лечебные и профилактические процедуры, массаж, косметологическое обслуживание в салоне красоты также можно получить не выходя из дому, либо пригласить соответст­вующих специалистов к себе в квартиру. Собственные домашние доктора для взрослых и детей в элитном доме — это реальность.

Основной задачей сервисной службы, как и служб охраны и эксплуатации, является создание для обитателей престижного жилья новой, принципиально иной среды проживания, свободной от забот по быту, доставляющей человеку радость уже от того, что он в ней нахо­дится.

Возводя элитный дом, никогда не экономят на его архитектуре. Богатый человек, взглянув на дом, должен твёрдо сказать себе:

— Я хочу и я буду здесь жить!

Элитный дом можно построить в любом архитектурном стиле, например, в стиле модерн. Но в самое последнее время ускоренно развивается архитектурное направление, полу­чившее название «Современный классицизм», означающее не только новое прочтение и пере­осмысление классики, но и наполнение стиля новым содержанием, более полно раскрывающим сегодня его богатства. Уместной является сложная, близкая к скульптурной, тектоника здания, особо ценится её уникальность.

Фасады элитных домов с их проработанной детализированностью можно с неубывающим интересом прочитывать, как былины или легенды. Фасады могут многое рассказать взыскательному глазу своими пере­секающимися плоскостями, колоннами, башенками, арочными окнами, барельефами, изыскан­ными элементами парадного декора, выкованными из бронзы и стали. Богатые дома имеют мощные и выразительные фасады. Но очень продуманным и выразительным должен быть и вход на территорию, ибо это ворота для немногих избранных, впускающие их в рай земной.

Престижные здания видны издалека и с многих точек города, поэтому элитные дома и комплексы служат и своего рода визитными карточками как самого города, так и его искусных архитекторов. Я не очень верю в оправданность и эффективность привлечения чужеземных варягов, обычно озабоченных своими проблемами и неглубоко вникающих в местные условия, но очень верю в грядущую мощь, мастерство и художественную силу наших молодых архитекторов, за чьим развити­ем давно и внимательно слежу. (О своём слежении за развитием молодёжи Борису дописал в распечатке статьи заведующий кафедрой архитектуры в академии, придирчиво изучавший готовящуюся публикацию в региональном отраслевом журнале). Ведь варяги, как правило, способны привезти готовые дорого­стоящие рецепты, своеобразную мешанину из чуждых городу художественно-строительных канонов. А нам необходимо сохранить, упрочить и развить в архитектуре патриотические, исторические, державные, гражданские и социально-общественные традиции нашего своеобычного, разноликого, неповторимого и любимого Города, центра нашего седого Края-батюшки.

Наконец, и внутреннее наполнение элитного жилого дома качественно отличает его от любых других видов жилья.

Войдём в задумываемое нами здание. Холлы элитных зданий несут не только служебную, но и осознанную художественно-смысловую нагрузку. Их отделка роскошна, не ниже класса «люкс», и также по-русски неповторима. Не только венецианская штукатурка, но и её сочетание с натуральными мрамором, и яшмами, и змеевиком поражают всякое воображение, — а ведь всё это наши природные отделочные материалы. Торжественность придают элементы интерьеров из ценных пород дерева, мозаичные панно и орнаментированные паркеты. Перво­классные материалы дают натуральность восприятия и ощущений отделки и глазу, и на ощупь. Даже диванчики и банкетки в холлах уютные и только стильные. Уместны в холлах, переходах и коридорах хрустальные бра, картины и зеркала в багетных рамах в сочетании с лепниной на стенах и потолках. Люстры и зеркала принадлежат работе ведущих дизайн-ателье. Потолки привлекают взоры своей многоярусностью и изысканностью встроенного освещения, создаю­щего даже в безоконных переходах полную иллюзию света дня.

Естественным светом дня напоены и квартиры. Здесь целые моря света. Окна от пола до по­толка, французские балконы, застеклённые лоджии, зимние сады. При желании владельца лю­бая из квартир может выглядеть целиком, как зимний сад. Квартиры высокие, от трёх метров и выше. В двухярусных квартирах спальни хозяев могут иметь потолки на высоте шести метров от пола и ещё выше. Торжественный покой, тишина и уют. Тишину обеспечивают монолитные трехслойные наружные стены, тройной стеклопакет в наружных окнах и двойной стеклопакет в остеклении внутриквартирных дверей, каждая из которых — самостоятельное произведение искусства. И любые окна в любой из квартир обеспечивают исключительно приятный для глаза вид. Входные двери обычно устанавливают стальные, облагороженные, сейфового типа.

Воля вольная владельцу во всём, что он захочет из своей квартиры создать, потому что планировка во всех квартирах свободная. Покупатель может заказать и оплатить планировку и декор внутреннего убранства квартир ещё при их проектировании. Практика строительства в других городах России показывает, что опла­та элитного жилья на стадии проектирования больше не возрастает и реально обходится при­мерно в половину той окончательной цены продажи, которая обоснованно возникает на момент сдачи дома при ажиотажном спросе, вызываемом ошеломляющей роскошью, которую хочется не только без конца трогать своими руками, но с которой больше не хочется расставаться.

Каждый владелец может дать поручение первоклассным архитектору и дизайнеру, чтобы вся его квартира была выдержана в едином стиле и обставлена первоклассной мебелью и утварью. А можно любую из комнат выдержать в собственном стиле. В элитном доме и элит­ной квартире возможно обустроить, разумеется, очень и очень многое, и по-разному.

Трёх-четырёх комнатные квартиры имеют в элитных домах устоявшуюся общую площадь по 150 - 180 квадратных метров и уйму вспомогательных помещений. Шестикомнатные — до 350-400 метров. Жилая площадь составляет 70 - 80% от общей. Обычная цена квадратного метра общей площади элитного жилья начинается от примерно 2500 - 3000 долларов и может дости­гать 6000 - 8000 долларов. Стоимость зависит от месторасположения дома, этажа, вида отдел­ки, времени оплаты по отношению к сроку сдачи дома. В особо ценящихся пентхаусах, распо­лагаемых на кровлях элитных домов, когда ни с боков, ни сверху соседей нет, вокруг особняка сад, а выше действительно только небо, стоимость квадратного метра достигает 10000-12000 долларов. Так ведь и есть за что.

Одно- и двухместные гаражи стоят соответственно 30-40 тысяч долларов. Исходяиз опыта уже существующих в других городах России элитных домов и комплексов, оплата за обслуживание и охрану составляет примерно по 1,5-2,5 доллара с квадратного метра общей площади квартиры в месяц.

Что даёт состоятельному человеку проживание в элитном жилье помимо ощущения заслуженного покоя, безопасности и высокого уровня комфорта? Не только чувство собственни­ка престижнейшего в городе жилья. Не только подтверждение того, что владелец элитного жи­лья обладает безупречным вкусом, крепко стоит на ногах и уверенно двигается по жизни. Это ещё и чувство глубокой, в том числе гражданской гордости за то, что человек смог себе позво­лить такое жильё, а также за то, что дом, в строительстве которого он принял участие, явился необходимым украше­нием города.

Невозможно согласиться с теми осторожничающими, кто считает строительство жилья для состоятельных граждан задачей, сегодня не актуальной, потому что негде жить бедным. Это либо скрытные, либо ко всему не своему равнодушные люди с ханжеским отношением к жизни. Подобная позиция характерна также для временщиков или запуганных. Правильнее относиться к проблеме элитного жилья в нашем Городе с точностью до наоборот, и вот почему.

Во-первых, вопросы жилья актуальны всегда, а люди богатые — это тоже люди, которые живут сегодня, а не потом. А во-вторых, строительством элитного жилья решаются качественно иные, именно сегодня особенно ак­туальные задачи, которые строительством никакого другого жилья не решаются. Для небога­тых как раз и можно создать новые рабочие места на расширении предложения строительства жилья разным категориям населения, в том числе жилья экстра-класса. В-третьих, в самой бо­гатой природными ресурсами стране мира во все времена очередь на жильё существовала и останется ещё надолго, но при чём здесь жильё для богатых? В-четвёртых, высокотехнологичные элементы из престижных образцов технических устройств и зданий рано или поздно становятся обязательной принадлежностью, характерной для уровня обычного, стандартного качества.

По элитному дому-дворцу долгие и долгие годы будут судить о времени, в котором сегодня живут построившие дом люди, об уровне культуры и цивилизации нашей непростой эпо­хи, которая тоже довольно скоро сменится другими временами. Как судят об оставивших предметный след в истории и культуре страны богатейших дворянстве и купечестве в Москве по дому Паш­кова и дворцу графа Шереметева в Останкине, в Питере по особняку балерины Кшесинской, во Львове по палацу графов Потоцких, в Екатеринбурге по усадьбам купцов Харитонова и Рязанова и в нашем городе по роскошному, хоть и не очень большому дому золотопромышленника Скоробогатова. Ничего нескромного не будет в том, если в холле при входе в такой дом внутри будет установлена памятная доска с указанием имён первых жильцов, на чьи средства сооружён элитный дом-дворец.

И наш Город также должен быть кровно заинтересован не только в строитель­стве недорогого социального жилья, которое послужит людям и со временем неминуемо будет снесе­но, как сегодня сносят бывшие доходные дореволюционные дома, ничего не говорящие ни уму, ни сердцу, но и в возведении таких высокопрестижных зданий, которые подтвердят притязания пребывать столицей богатейшего ресурсами, горного и лесного Края и останутся зданиями-памятниками на века, как вос­становленные по всей России храмы, духовные места, губернаторские резиденции в областных центрах, как дворцы сановников, промышленников и купечества, которые вызывают чувства гордости и восхищения и в ныне живущих нас. Они в веках будут украшать лик земли, и благодаря им останутся в памяти потомков имена тех, чьим старанием они построены и возрождены к жизни. Ведь произведения архитектуры являются важной составляющей лица каждого города, и именно с них начинается знаком­ство с городом как подрастающего поколения, так и приезжающих.

Кроме того, появление и только ещё чуть обозначившееся начало строительства в столице региона элитного жилого дома-дворца, как событие далеко не рядовое, не простое и не однозначное, обязательно вызовет интерес инвесторов и местных, и из-за рубежа. Это означает ещё и многомиллионные заказы производителям высококачественных материалов и лучшим строителям, ознаменует установление новых широких связей с представителями оте­чественного и международного бизнеса, будет способствовать техническому перевооружению предприятий стройиндустрии многих регионов.

А теперь, уважаемые господа состоятельные горожане, глубоко задумайтесь, взвесьте в уме или с микрокалькулятором в руках все «рго» еt «соntra», все нюансы «за» и «против», и ответьте сперва лично себе на вопрос: хотите ли вы великолепно жить не на засуш­ливом и знойном Кипре, не в двуязычной, но всё равно чужой, не русской Бельгии, не в «туманном Альбионе», а у себя до­ма, в родном Крае, в элитном доме и элитной квартире? Неплохо бы, верно? Мир тесен, это так, и заграницы — рядом. Но ведь здесь ваша Родина, здесь вами зарабатываются деньги, здесь тратятся ваши силы и нервы, здесь вам и надо жить не по временной схеме, а постоянно, не потом, не ко­гда-то, а сейчас, и если не сегодня — так пускай завтра, ведь при отличной организации элитные дома строятся быстро, за пару-тройку лет. И жить красиво, культурно, полноценно, широко и достойно. Иначе, вдумайтесь, господа, для чего тогда, для какой цели вы так упорно трудитесь?

Так в чём же дело?

Постройте в нашем любимом Городе настоящий элитный дом-дворец! Живите и отдыхайте в нём на здоровье! Вам, уважаемые господа, в удовольствие, а будущим поколениям — в нази­дание и пример».

Я вернулся в посёлок к сыну, чтобы обдумать, чем заниматься дальше, не теряя, а честно зарабатывая деньги. По возможности, приличные, чтобы самому перед собой стыдно не было. При этом постараться создать такой бизнес, чтобы как можно меньше зависеть от прихотей власть имущих. Мне, исходя из полученного образования, пришла в голову не самая здравая и плодотворная идея стать творцом в стране, творчество не поддерживающей. Кроме ремесла криминального, запрещённого, но наиболее популярного во всех слоях и сферах общества, приносящего деньги, чтобы просто жить, пусть не на широкую ногу, если уж шиковать не у всех получается.

При мыслях о заработке вспоминается эпизод в аэропорту местных авиалиний при моём возвращении в Город из командировки в одну из северных окраин региона. В зале отлёта рядом присел кавказец с национальными роскошными усами, возрастом лет под тридцать. Через пару минут подошли двое молодых полицейских, попросили его предъявить документы и ручную кладь, которой, кроме барсетки, у него не было, а у меня спросили, не со мной ли он. Я ответил, что не со мной. Уходя, самый молодой, с погонами рядового, со злобой взглянул на моего соседа и процедил сквозь зубы: «Вся зараза прёт с Кавказа», а сержантик дёрнул товарища за рукав и увёл. Кавказец, пряча документы, улыбнулся мне и сказал совершенно без акцента: «Молодых с материка пригнали взамен скурвившихся, нашей жизни ещё не знают. Показываю им, что свой, местный я, а они ноль внимания».

В небольшом, но быстром чешском самолёте L-410 он оказался снова моим соседом. Понемногу разговорился, и вот что без малейшего опасения рассказал. Он после окончания школы у себя дома отработал на нашем севере двенадцать лет безвыездно. Дать ему высшее образование ни дома, ни в России родные по бедности не смогли. На врачей-табибов и юристов-кадиев его соплеменники учатся в России, а потом припеваючи устраиваются дома, с помощью, конечно, родных. Священнослужители получают духовное образование в Египте и Турции. На добыче углеводородов на северах сейчас есть настолько богатые люди, только руку подними, сразу спросят, чего тебе надо, и наймутся работать со своей техникой, хоть японским «Коматсу», хоть американским «Катерпиллером», хоть на БЕЛАЗе. А он откладывал каждый рубль, и вот теперь получил шанс стать на родине достойным человеком. На заработанные им деньги родные дома купили для него новый грузовик на госпредприятии. Его зарплату будет получать, как принято, директор государственной автобазы, отстёгивая и посылая, в свою очередь, наверх. Заправлять, обслуживать и ремонтировать машину будет, естественно, её владелец, но работать на ней будет уже чисто на себя. Построит дом, приведёт невесту, будет свадьба, пойдут дети. Ребята в бригаде посмеивались над его мечтой, так у вас там феодализм, он же им отвечал, что не надо им ни советского коммунизма, ни постоянного российского бардака. Пусть будет то, что есть, к чему люди привыкли и знают, что при соблюдении ими установленного порядка и им жить дадут. Нет, и не будет ежеквартального изменения налогов и ежегодной свистопляски с не гарантированной государством пенсией.

Как-то, в дороге, сама собой сочинилась у меня горькая басня на тему правового государства, хотя критически настроенный мыслитель, чуть ли не Гораций, в далёком прошлом заметил, что нет смысла в праве, если в людях отсутствуют нравы. А басня вот какая:

Решили звери суд мирской в лесу устроить,

Чтоб жизнь и в джунглях стала нормой правовой:

Избрать присяжных, персонал, острог в чаще построить,

Чтоб встал на каждой тропке постовой.

Судьёй — Сову, не надо днём повязки

Ей на глаза; защитницей — Лису.

Винит пусть Заяц всех, он знает все завязки,

Не зря петлял, не зря скакал в лесу.

И тут сказал Осёл: «Досюда всё толково.

А вот судить как — где у нас закон?»

Все приуныли. Лев, подумав, слово

Взял и вот что, не спеша, поведал он:

«Уж коль так исстари по всей земле ведётся,

Быть по сему, не спорит пусть никто!

Всё ж есть у нас закон! В веках такой зовётся

Законом Джунглей — всякий знает то!»

Прошёл по лесу тихий стон:

«Опять прав Лев, а не закон!

Пока на Льва не сыщем мы управы,

Все, кроме Льва, останутся не правы…»

Знаете, жаловаться ниже моего достоинства, я просто как-нибудь это моё крушение с трудоустройством потихоньку переживу. Поделился я только с поднаторевшим в бизнесе старшим братом Иваном, и он крепенько призадумался, не сразу согласившись мне помочь. Если я и расскажу ещё кому-то, то лишь много спустя. Пока противно, а пустопорожние эмоции ещё никого из нас не спасли. Мне пришлось припомнить японские уроки Саи-туу и Чу Де Гына и снова выучиться реагировать на происходящее без эмоций. Хотя неохватного не охватишь, полного совершенства, по Синмену Мусаси, не добьёшься, всегда кто-нибудь опередит, а поддаваться всё же никогда не надо, не по-мужски это.

2

Да свершится предопределённое,

или Добрый конец — всему делу венец!

После возвращения Бориса на Родину, его увольнения из Вооружённых Сил, первых попыток стать полезным семье и стране много воды утекло. Что-то получилось у него, что-то не очень, а кое-что провалилось, как говорят, с треском. О том речь впереди, в своём месте, чтобы не нарушать порядка повествования.

Сергею пошёл тринадцатый год, и к дню его рождения приехала почти забытая многими его мать Полина. Борис из-за перенесённого вмешательства в психику не помнил в подробностях, какой она была в пору замужества, но то, как она выглядит сейчас, не может не вызвать сочувствия у чёрствого сухаря или засохшего пня, если с ними сравнивать равнодушного человека. И всё же она бодрится и старается восстанавливаться с упорством ирокеза или гурона, охотящегося за скальпом бледнолицего, устроившего погубление племени краснокожих.

Брат Иван сказал как-то Борису, что с год на лечении в Москве Полина отказывалась разговаривать, и надо радоваться, когда ей хочется о чём-то рассказать, к кому бы она ни обратилась. Пришёл час, когда Полина решила пооткровенничать с бывшим мужем. Ей не хотелось воспоминаний, связанных с обоими домами и садом Августовых. Она предложила выйти из жилого дома туда, что условно считалось улицей, и прохаживалась, разговаривая с Борисом, от сетчатой ограды до начавших рано желтеть лип перед домами, а потом обратно:

— Знаешь, Борис, как меня встретил Сергей? Я думала, Серёжка меня совсем забыл. А он спросил:

— Мама, есть у тебя любимые стихи?

Я ответила:

— Да, сынок, конечно. И ты, наверное, знаешь, какие стихи.

— Неужели эти, мама? Гаврилы Романовича Державина:

На тёмно-голубом эфире

Златая плавала луна:

В серебряной своей порфире,

Блистаючи с небес, она

Сквозь окна дом мой освещала

И палевым своим лучом

Златые окна рисовала

На лаковом полу моём.

Тебя так давно у нас не было… А я вспоминал, как ты в детстве читала мне эти стихи на ночь, говорила, что ты бездомовная, но не знаешь, почему. Каждый вечер повторял их про себя и только потом засыпал. И навсегда их запомнил.

— Обо мне он вспоминал тоже, но другое, — сказал Борис. — Он просит меня рассчитать для него небольшой самолёт. Чертить на компьютере собирается сам, графика у меня хромает. Строить будем вместе с его друзьями. Ребята хотят летать.

— Не прерывай. Это всё детская чепуха. Хочу тебе рассказать, что помогло мне не сойти с ума от голода в жутком плену в Центральной Африке. Каждое утро я процарапывала ногтем на земляной стене ямы, в которую меня заточили, чёрточку — для отсчёта времени, для календаря. И потом весь день посвящала обдумыванию одного конкретного вопроса из моей вдруг незадавшейся жизни, рассуждала, комментировала часто вслух, вполголоса, чтобы не злить охранника. Таких вопросов я набрала семь, на всю неделю. Через неделю начинала новый круг из тех же вопросов и сравнивала вновь получаемые ответы с прежними результатами. Потом стала терять сознание от духоты и голода. Воду, правда, бросали, две литровых бутылки на день. И сушёную травяную лепёшку.

— Я не знал, что ты попала в плен, узнал только, что тебя освободил президент страны и передал российскому консулу. Какие это были вопросы?

— Допустим, в понедельник я вспоминала, что помогало мне в жизни. В разных её аспектах: в родительской семье, в нашей с тобой семье, которую мы не сохранили. В пору студенчества, в экспедициях, в общении с коллегами, руководством, в том числе научным. Во вторник я думала над тем, что мешало, кто и как мне мешал. В среду надо было ответить, чему меня жизнь научила. Потом надо было вспомнить, кого и чему научила я, оказала ли помощь, когда это требовалось. Была ли она достаточной? Была ли она чрезмерной, то есть я делала за кого-то то, что он должен был выполнить сам. В пятницу я искала ответы на вопрос, кто именно и чего хотел от меня. Следующий день был самым сложным и интересным, потому что надо было ответить, чего от самой себя хотела бы я? Чаще всего в этот день я сбивалась и начинала думать о себе заново. Самым простым был выходной, воскресенье — чего я хотела бы от других? Немногого! О свободе я себе думать запретила: слишком простое, но невероятно болезненное желание, очень не просто осуществимое, можно свихнуться от одного сознания невозможности вырваться. Я поняла многое. Поняла ещё и то, что могу советовать всем и каждому задать себе при первой возможности эти вопросы. Но ни с кем мне не хочется делиться ничем из того, до чего я в яме додумалась, настолько всё это глубоко личное. Наверное, я здорово очистилась в духовном плане за этот месяц. Всё стало выглядеть невероятно простым и понятным.

Главарь похитившей меня банды неожиданно стал президентом всей республики, новое название которой невозможно выговорить, не сломав язык. Он объявил меня своей почётной гостьей и сразу окружил посильным в тех примитивных условиях комфортом. Но я была уже настолько плоха от истощения, что не смогла ходить. Я весила меньше сорока килограммов. На носилках пришлось самолётом срочно эвакуировать меня в Россию. К местным колдунам и дипломированным, но с пустыми руками, эскулапам бандит никакого доверия не испытывал и не мог допустить, чтобы я умерла у него «в гостях». Здесь меня восстанавливали почти год, ещё с полгода я провела в Ванином доме, спасибо ему, в Абхазии, в Гагре, у моря и на фруктах, чтобы окрепнуть. Африканского бандита, кстати, через месяц застрелили. Было в теленовостях, президентов у них в каждый год по дюжине и больше.

Я не знала, что ты не служишь и находишься здесь. Ваня меня не беспокоил, оберегал. Хотела только навестить Серёжку перед тем, как уехать в новую экспедицию, где я встану на ноги, и во весь рост. Всем остро нужна нефть. У нас здесь начинается тихая, прекрасная, хрустальная осень с синим небом и паутинками, а в Южном полушарии сейчас наступает благословенная весна. Хочу проверить и некоторые из интересных гипотез о движении нефти в земной коре, моих и чужих. Дома не высижу, надо, надо ехать, куда-то нестись, куда-то лететь. И я этому вновь очень рада, как перелётная птица, взбулгаченная предстоящим отлётом.

Лично тебе, Борис, я хотела бы сообщить очень немногое из того, о чём мне думалось. Ты, вижу, почти не изменился. Всё такой же молчаливый и сосредоточенный на своём. Наверное, я чувствовала бы себя счастливой, если бы любящий человек рядом со мной в рот бы мне глядел. Постоянно и с восторгом. И был счастлив этим. Хорошо бы, если б он и ездил всегда со мной в экспедиции. Ты же бредил самолётами и полётами. Ты такой же эгоистичный, как я, и тоже хочешь, чтобы всё беспрестанно крутилось вокруг тебя, всё способствовало тебе, твоим устремлениям.

Серёжа прекрасно вырос без меня. Со мной ему это было бы намного труднее. Я не стала переламывать о колено ни тебя, ни его. Потому что поняла, что мне самой себя не переделать. Иначе я перестану быть собой. Такая уж я есть, бездомовная. Мечтаю в одиночку сплавиться по Индигирке или Амгуэме, испытать себя, как легендарный геолог Олег Куваев, хоть вряд ли когда напишу такой мощный роман об открытии богатейшего золота, как его «Территория». Литературного дара у меня точно нет. Я пишу другое, и о другом. Знай, что кандидатская диссертация моя по нефти остаётся на прежней моей… Нет, на твоей фамилии — её автор Густова Полина Глебовна. Это действительно честно. Потому что там есть доля и твоего личного участия, незабвенных Кирилла Михайловича, Надежды Александровны. Я не могу предать дорогую память о них. Вы все мне помогали, брали на себя мою домашнюю работу, освобождали мне время, заботились о моём сыне. В моём сыне и их кровь, я знаю и помню. Да, с сыном помогает снова твой брат. Дядя Ваня, наш милый, терпеливый, добрый, бедный, раненый в тело, сердце и душу, стойкий, непревзойдённый Ваня. Следующую диссертацию, докторскую, пишет уже снова одинокая Полина Глебовна Рой. Мой удел, моё призвание.

Думала я и о тебе. Знаю, что ты не любишь непрошеных советов. Но не век же тебе оставаться тоже одиноким. Не подумай, что водружаю на твою отчаянную голову какой-то венец безбрачия. Но, в самом-то деле, на ком же тебе жениться? Этого я не знаю. Знаю лишь о тех, на ком жениться лично тебе не стоило бы, поскольку хорошо знаю тебя. Это не актриса, которая вбирает в себя всё отовсюду, чтобы выдать потом своим мастерством оглушительные залпы со сцены алчущей эмоций зрительской ораве, а дома она то необъяснимо взвинчена, то до донышка пуста, и сама непрерывно нуждается в понимании, почитании, восхищении и бытовом, хотя бы, за собой уходе. Не певица или музыкантша, она изведёт окружающих распеванием, ежедневными гаммами и экзерсисами. Не нищая училка, которую на словах все любят и уважают, а на деле не нужная никому, потому что не имеет возможности правильно воспитать хотя бы собственных детей. Не вороватая простодушная работница общепита, которая станет кормить тебя вынесенными из столовой котлетами из хлеба с запахом мяса. О, и не врач, тонущий в чужих проблемах и болезнях, и с ними идущий с работы домой. Тем более, не геологиня, такая, как я, которая, как её ни ласкай, а она всё в лес и поле смотрит и в благоустроенной квартире грезит о ночлеге в палатке.

В идеале, и не только немецком: кюхе, киндер, кирхе. Жена должна всегда быть дома, а вне дома только при муже, на пристёгнутой к нему и себе цепочке, и ни-ни даже глазками!

Но что-то я не увидела вокруг себя, как ни смотрела, живого образа свободной русской женщины, воспетого поэтами и придуманного всей классической литературой, театром, кино и телевидением!

Ловлю себя и на том, что и в Городе, и в Москве, и в этом посёлке — повсюду — оказываюсь чуждым вкраплением, настолько всё, что построено за последние двадцать лет, оказывается не родное, чуждое, не русское, не справедливое, не моё. Народ выживает не благодаря, а вопреки проводимой государством политике — нужно ли ему такое государство? Взаимно не принимая, хочу отсюда в пампасы, в пампасы!..

Я, скорее, поверю в духов гор, лесов, озёр, ущелий, рек, среди которых проходит моя жизнь и от них зависит, чем бреду Карла Маркса о противостоянии капиталиста, владельца, и пролетария, работника того же производства, которое кормит их обоих, в котором оба кровно заинтересованы.

О! Нашла! Идеал — женственная, но при этом стальная, наполовину русская, крепость Изольда! Он для неё вожделенный, милостиво снисходящий кумир, предмет поклонения, почти божество, окружающие её уважают, от неё зависящие до беспамятства боятся утратить благословенную зависимость. Найди себе женщину, ей подобную. Ты всегда был сильным. За либерастического европейского хлюпика, мечтающего не снимать фартук домохозяйки, о модной губной помаде и новых колготках, я бы замуж не вышла. Живи, как можешь, Борис. Больше и сказать тебе нечего.

Кажется, тебя Ваня зовёт… Вон, он идёт от своего дома. Да, Боря, подойди-ка к нему. И кто-то едет со стороны шоссе. Да это пылят две машины! Но почему две, а не одна, ведь здесь, в посёлке, уже без охраны! Похоже, обе сворачивают к нам. Всё ли в порядке? Почему их пропустили?!

Борис махнул рукой старшему брату и направился к подъездной дорожке. С усадьбы, сквозь сетчатую ограду, из-под кустов малины, с интересом принялся отслеживать происходящее матёрый рыжий, нет, больше, конечно, персиковый кот Хакер.

К Полине подошёл Иван Кириллович, поздоровался и взял её под руку. Вместе они стали наблюдать за двумя приближающимися внедорожниками. Иван почувствовал, что Полину сотрясает дрожь. Прижал к себе плотнее её руку: «Ну, ну, спокойнее, Линка, не трясись, здесь ведь не Африка». Машины остановились, подъехав к Борису. Из первой выбрался Джеймс Миддлуотер, подошёл и обнял Бориса. Джеймс начал седеть по вискам и подстригся очень коротко. Его дочери Элис в ярко-красной лыжной куртке и жене Диане в лёгком расстёгнутом дорожном пыльнике дверь предупредительно открыл блондинистый водитель.

Полина с изумлением, а Иван с усмешкой увидели книксен Дианы перед Борисом:

— Your imperial Highness (Ваше императорское высочество)…

Полина и Иван переглянулись, Иван улыбался. С ещё большим удивлением Полина встретила появление из второй машины, с ассирийцем, темноволосым личным водителем самого Ивана, долговязого сутуловатого мужчины азиатской наружности, который принял на руки и поставил на газон одного за другим двух крохотных карапузиков не старше лет полутора в одинаковых альпийских курточках и шапочках. Мальчик выглядел европейцем, девочка — азиаткой. Потом мужчина помог выйти высокой худощавой даме в сером демисезонном пальто-реглане, нейлоне, облекающем стройные, прямые ноги, чёрных туфлях на шпильках и трёхъярусной лисьей шапке-ротонде.

— Что за азиатское семейство? Кто это? — Недоумевающая Полина задала вопрос Ивану, продолжающему с улыбкой следить за происходящим. — Они к Борису? Или к тебе, Ваня?

Дама в импозантной ротонде, тоже азиатка, издали улыбнулась Ивану и Полине, остановилась и повернулась к Борису.

— Это приехали к Борису его японская жена, — негромко сказал Полине Иван, — и их дети. Для Бориса это сюрприз, Лина. Только что их крестил в истинном Иордане, Босфоре, у подножия горы Бейкоз, японский православный священник отец Николай. Сейчас он в самолёте на пути из Ататюрка в Стамбуле обратно в Токио, в аэропорт Нарита. Её имя в крещении Аглая, отчество она выбрала византийское — Георгиевна, у детишек истинно императорские имена, Константин и София…

Обескураженный Борис переводил взгляд от Акико к Фусэ и вновь к Акико, веря и не веря своим глазам. Семейство Миддлуотеров тоже заинтересованно наблюдало за неожиданной для Бориса встречей. Фусэ поклонился Борису и произнёс по-английски:

— Your imperial Highness…

Борис поклонился Фусэ в ответ, не находя слов.

— Ты рад? — У Акико заметно дрожали губы и жгло в глазах, она готова была осесть, но держалась изо всех сил. — Мы приехали. Я привезла наших с тобой двойняшек.

Борис без стеснения опустился перед Акико на колени и обнял её ноги. Акико выпрямилась и замерла, мучительно откинув голову, не мигая и не видя перед собой белого света.

— Пойдём здороваться и знакомиться, — сказал Полине Иван Кириллович. — И сразу ко мне, Изольда прислугу загоняла со своими эстонскими закусками и колбасками и сама с ног сбилась. И малышей надо срочно положить отдыхать. Наверное, устали: самолёт, вертолёт. А там и Серёжка из школьной мастерской вернётся…

Рыжий, но персиковый Хакер убедился, что новые приехавшие люди ущерба его владениям не причинили, развернулся и скрылся в малиннике по своим неотложным кошачьим делам.

Предлагая занять места за столом в своём доме, чтобы не обеспокоить возможным шумом уложенных у брата под надзором няни малышей, предусмотрительный Иван Кириллович сказал, что обед чисто домашний, безалкогольный, узким семейным кругом.

Собравшиеся повернулись к красному углу, где теплилась лампада у рядочка почти неприметных иконок. Старший Августов попросил Господа благословить трапезу и осенил застолье широким крестным знамением. Все обитатели нового Ноева ковчега дружно перекрестились под «Аминь», произнесённый хором, но, без привычки друг к другу, несколько не дружно, вразнобой.

— Пусть каждый из собравшихся, — предложил Иван, — сообщит о себе в двух словах, кто он и что он, чтобы всем всё стало друг о друге ясно. С самой младшей, и по солнышку.

— Я Элис, — по-русски сказала американская девочка, — мне уже будет десять лет, не давно, к зимой. Это приехал мой фэмили, мама и папа, я дружит с Серёжа и буду здесь жить очень далеко в Сибирь. Учусь один или два год, потом смотрим, как делаем дальше. По-русски мне имя Алиса, потом крестили Элизабет.

— Елисавет, — поправил дочку Джеймс, — как русская императрица.

— Yes, — не смутилась Элис, — по-русски Елисавет.

Диана посмотрела над головой Элис на мужа:

— Please, darling…

Себя и семью представил по-русски Миддлуотер, хотя и несколько сумбурно:

— Я Джеймс, меня на самом верху настоятельно попросили уйти в отставку в звании уже генерал-майора авиации. Согласился и ушёл. Мне не захотелось предстать перед комиссией из невежественных зубоскалов и мозгоблудов, которые обвинят меня во всём, что кому-то в голову придёт, от расизма и женоненавистничества до государственной измены.

Теперь я служу в бизнесе отца. Он решил, что на какое-то время, возможно, надолго, мне с семьёй лучше перебраться к вам, в Россию. Зная о способностях некоторых из здесь присутствующих видеть людей насквозь, скажу откровенно: отец пожелал мне научиться самому отвечать за мою семью, отнеситесь с пониманием к тому, что я крепко думаю сейчас над его словами, и помогите мне здесь обживаться. Отец держит жёсткую осаду в условиях глобального кризиса и постепенно переформатирует свой бизнес. Такие люди, как отец, не дают государству окончательно погубить утопающую в раздорах страну. Он ожидает моей поддержки отсюда, но в одиночку мне не справиться.

Рядовым американцам давно подменили бога. Вместо иконы с ликом Божиим дана бумажка, с которой за всем бдит недремлющее око. Ещё моё поколение наизусть знало десять американских заповедей, что провозглашены вместо данных в Новом Завете Христовых:

Не сказано — трудись на благо себе и всем. Это бы ещё полбеды, потому что трудиться всё равно приходилось, чтобы жить. Но беда пришла, когда провозгласили новую заповедь: «Наслаждайся! Работать за тебя и на тебя будет весь остальной мир. На тебе деньги, иди и покупай!» Идеология сладостного безделья, far niente, придуманного когда-то итальянцами и возведённого кредитодавцами в ранг закона, испортила простых трудолюбивых американцев. Безумие поразило и тех в мире, кто поверил во всесилие американского долларового нарисованного бога, стоит лишь взять пачку с изображениями его ока в руки.

О делах поговорим потом, тесным мужским кругом. Здесь, в России, я хочу построить свой дом, обязательно церковь. Мы крестились в православие ещё в Штатах, настоял отец, мать согласилась, потому что эта вера греческая, и ей импонирует. Пока не привыкли к новым именам в крещении, Георгий и Мария. Мы с Дайаной только что на Босфоре стали крёстными отцом и матерью Акико и малышам. Подготовились заранее, крестили в павильоне на воде. Мы, как видите, тоже ждём ребёнка. Вроде, снова девочка. Или мальчик, не ясно… Мы против ультразвуковых исследований, потому что ребёнку это очень не нравится. Будем рады, кого Бог даст.

Весь прошлый месяц мы, в ожидании Акико, провели в Стамбуле, причём, с обоюдной пользой и возрастающим интересом в свободное время к фантастически интересным музеям. Я занимался своими делами. В Дайане пробудился подспудно дремавший историк, она набирала в Стамбуле материалы по теме, которую определила сама и ею увлеклась: «Древняя Русь — фема Византийской империи».

В самом деле, славяне, скифы, сарматы, готы, половцы, ромеи, и вдруг ранняя Русь — не только Киевская Русь, но и византийская фема. Непонятно, как это произошло. Сумасшедше интересно! Дайана воссоздаёт истинную историю. Но не станем преждевременно забегать далеко вперёд, спокойно дождёмся научных результатов Дайаны. Благодарю за внимание. Айвен?

Иван улыбнулся и коротко сообщил, что он старший брат Бориса и местный бизнесмен. Джеймс вполголоса переводил для Дианы и Элис с русского языка. Иван посмотрел на Изольду.

— Я Изольда Марковна Зарецкая, мне 23 года, эстонка по матери, русская по отцу. По образованию я VIP-дизайнер. Вышла замуж, прожила с Карлом меньше года. Работы в республиках Прибалтики нет. Из Европы прибалтов стали возвращать в пользу южных мигрантов, которые стоили ещё дешевле. Он завербовался снайпером и уехал на восток. Не прошло месяца, погиб. Не верилось. Но получили точное подтверждение от его друзей, которые были с ним и там похоронили. У меня родилась дочь Валерия. Сейчас с дочерью занимается педагог. Трудно говорить, извините, Иван Кириллович.

— Разрешите, Изольда Марковна, продолжу я, — сказал Августов-старший. — Не удивляйтесь, между собой мы только на «вы» и с обязательным отчеством. Изольда убеждена, что только так и должно быть между супругами, ответственно, без легкомыслия и панибратства. Она религиозна, из родительской семьи в православии, которому, не боясь трудностей, учит и меня. Её тяжёлым положением тогда воспользовались бесчестные люди, втянули в так называемую «арийско-варяжскую» секту и убедили поехать с годовалым ребёнком в Сибирь. Выманили деньги, скрылись от неё и бросили без средств в нашем Городе. Она не знала, куда идти. Сидела в безлюдном сквере на лавке рядом с закрытым на ночь автовокзалом с ребёнком на руках, их сверху засыпало снегом. Она не знала из-за снегопада, что за спиной у неё поблизости вокзал железнодорожный. Я проезжал мимо, увидел случайно и не поверил своим глазам. Остановился, вернулся, подобрал и завёз их в гостиницу, чтобы срочно отогреть. Заказал в номер горячий ужин, постепенно разговорил, мы познакомились. Стало ясно, что возвращаться домой ей смысла нет. Наутро предложил работу — управлять ведением хозяйства у меня и в доме Сергея Густова, и увёз сюда. А уже весной случилась катастрофа: погибли наши с Борисом родители, моя жена… Пострадал и я. Всё это время Изольда безупречно справлялась с обоими нашими домами. Когда меня привезли из Москвы сюда, терпеливо меня выхаживала. Потом я был в Израиле, восстановили колено. Вызывают искренние удивление и уважение продуманность и органичность её, кажется, очень простых действий. Вернулся — она уже разумно организовала двор, устроила дворовой камин, эстонскую коптильню, вы ешьте, ешьте копчёные колбаски. Интерьеры в доме тоже её работы. Улучшения одобрил. Ещё через год Иза стала моей гражданской женой. Пока не претендует на большее, внимательно изучает меня. Присмотритесь, она вам понравится: элегантна, строга, малоразговорчива. Прислуга уважает Изольду Марковну за справедливость, щепетильность при расчётах, и больше всего боится не угодить, чтобы не потерять работу у такой аккуратной во всём хозяйки.

— Борис Кириллович вернулся из заграницы и вскоре банду сектантов вместе с полицией разгромил, они получили серьёзные сроки. Весь причинённый ущерб мне полностью вернули по российскому суду, — дополнила Изольда, внимательно выслушивавшая всё, что произносилось за столом, и успевавшая глазами энергично указывать молодой женщине в чёрном коротком платьице и белом передничке, прислуживавшей за столом. — У нас гостил генерал, начальник управления внутренних дел, восхищался Борисом Кирилловичем, звал к себе на работу. Вы сами можете рассказать, Борис Кириллович, у меня не получится с военными подробностями. Иван Кириллович тоже нас с Лерой полюбил. Мы с ним считаем, что в основании семьи должно быть четыре условия, которым муж и жена обязательно следуют, оба супруга вместе должны: любить, уважать, заботиться и обязательно дружить. Должен каждый. И у нас ещё родится общий ребёнок. Когда-нибудь. Или больше, я не против.

Борис взял Акико за правую руку и нежно сжал ей кисть:

— Я тоже не уложусь в пару слов. Но коротко попробую. О борьбе оперов с бандитами написаны тысячи книг и сняты сотни сериалов. Кому интересно, посмотрите любой, всё так и разворачивалось. Труднее всего было определить, где хотя бы искать схрон секты. Я сделал это с закрытыми глазами по карте. Потом, на месте, я внушил бандитам, что они видят то, что было вчера, и меня никто не заметил. Парализовал главаря, остальных положил ОМОН. Мне тоже пришлось уволиться из Вооружённых Сил в запас, тем более, что здесь ждал сын, мой Сергей. Я поначалу рассчитывал, что с родственной помощью нашего дяди Гурьяна Александровича устроюсь в Городе в какую-то из здешних авиакомпаний, переучусь на гражданского пилота. Или дядя-губернатор возьмёт в экипаж на свой самолёт хотя бы вторым пилотом. Или стюардом, наконец. Секретарь принесла ему справку — мест нигде нет. Дядя развёл руками: все лётчики хотят летать, но всё поделено, всё занято. Мои японские дипломы его даже не заинтересовали. Мне он предложил работу либо охранником, либо специалистом в его общественной приёмной за восемь тысяч рублей. Ничего иного не оставалось, как согласиться на второе его предложение.

— В нашем уголовном праве, — напутствовал меня дядя-губернатор, — применяется презумпция невиновности, пока суд не определил вины преступника. Ты в работе с людьми должен руководствоваться положениями гражданского права, в котором, напротив, действует презумпция виновности. Каждый, кто к тебе, представителю государства, обратится с любой просьбой, уже виновен. Пусть с документами в руках доказывает обратное. И поменьше всех слушай, принимай только документальные подтверждения!

Я добросовестно проработал в общественной приёмной три месяца: люди несли жалобы, просьбы о помощи в организации собственного дела. На самом деле, дядя ждал от меня информации, что и где ещё можно продать, я это предчувствовал, но его надежд не оправдал. Финансовая и организационная помощь региона были не всем, кто действительно их заслуживал, чаще случалось наоборот, но только своим, кто в «обойме». В советское время такие «свои» люди принадлежали к партийно-административной номенклатуре. Со «своих» документального подтверждения власти, как водится, не спрашивали. Это традиция, рука руку моет. За время работы в Городе я определил, что в экономике нашего региона вполне послужило бы локомотивом развития такое направление как жилищное строительство. Проанализировал его состояние. Подготовил публикаций для местного отраслевого журнала на год вперёд, обосновал необходимость опережающего развития массового социального строительства, в сравнении с любыми другими его видами. Это оживило бы торговлю, например, стройматериалами, мебелью, и не только её.

Одну из моих статей о том, как законодатель подорвал жилищное строительство на небогатой периферии России в пользу крупных компаний и городов, попросил разрешения перепечатать федеральный журнал, я согласился. В качестве гонорара мне выслали один экземпляр журнала. Резонанс вызвал, только ничего нигде от моих статей не изменилось. В структурах региона серьёзные руководители говорили мне, что, согласно закону о долевом строительстве, небольшие стройфирмы вполне могли бы работать на субподряде у крупных фирм. Я спрашивал: «А если в глухой деревне кто-то хочет срубить избу или баню, построить усадебный дом, тогда и заказчику и местным строителям надо ехать на месяц-другой-третий в Город, обивать там пороги, втридорога заплатить архитектору за проект, уплатить за согласования и разрешения, вписаться в градостроительные регламенты, оформить договор заказчика с крупной лицензированной фирмой, договор местной артели с ней же, чтобы работать от неё в деревне на субподряде? И ещё договор артели с деревенской бабкой? Три договора и куча ненужных бумаг с подписями и печатями! Кто тогда сможет строиться? Или бабке попросту заплатить трём мужикам, которые за неделю ей всё сделают!», но ответить, как поступить и по закону, и разумно, никто не смог. Тех, кто соглашался, что так никто строить не станет, я спрашивал: «А зачем нужен бестолковый и вредный закон, который исполняться не будет?» Вряд ли деревенские артели из россиян смогут подрядничать и в городе, там места на стройке заняты таджиками и узбеками, украинцами и молдаванами. Дворы и подъезды убирают киргизы. Торгуют китайцы, рынки и рестораны держат кавказцы. Власти не против, но что делать русским? Молча загибаться? Разумного ответа ни от одной из структур, как государственных, так и ведомственных, не прозвучало.

Я знаю: в тех же Соединённых Штатах заказчик нанимает только одного архитектора и у него принимает построенный дом, не имеет больше дела ни с кем — почему сразу не принять разумный и работоспособный закон?!

Работал на себя вечерами, снял в Городе комнатку за четыре с половиной тысячи, к сыну приезжал дважды в месяц. Проанализировал применяемые у нас строительные технологии и пару десятков зарубежных, включая австрийские, финские, германские, американские, канадские, шведские, местные, и разработал более приемлемую и экономичную для наших климатических условий собственную технологию, для малоэтажного строительства. Моя оказалась ниже по себестоимости от двух с половиной до четырёх раз. Что это означает? Можно снизить цену на новое, благоустроенное жильё! Сделать его доступным. Если у меня будет работать трезвая семейная пара, то, возвращая до половины зарплаты, она сможет рассчитаться за построенный ей под ключ дом за три года, а если будет строить из моих конструкций сама, то и раньше. Оставшаяся у неё половина денег оказывается даже больше обычной в нашем регионе среднемесячной зарплаты этой пары, так что бедствовать семья не будет. Может работать и на земельном участке, получать свой урожай. Через пять лет работы у меня она вправе выкупить и земельный участок. Инвестор получит двенадцать процентов годовых. Прав был Генри Форд, когда платил своим рабочим высокую заработную плату, чтобы они первыми могли покупать его автомобили.

Я разработал бизнес-планы на серийную постройку моих домов и организацию на базе леспромхозов, загибающихся в таёжной глубинке, цехов соответствующей мощности по выпуску деталей моих строительных конструкций, чтобы не возить за сотни километров в Город бревно-кругляк.

Так ведь привозят кругляк, а потом не знают, куда девать опилки и стружку!

Вывозят отходы за город, вываливают и потихоньку сжигают, платят мзду пожарникам и Природнадзору. Для переработки деревоотходов, например, на топливные гранулы надо арендовать дорогие площади у простаивающих в городах заводов и закупать прессовое оборудование, целыми линиями. У меня всё должно перерабатываться на месте, без отходов, стопроцентно, и с обязательным лесовозобновлением на местах рубок. Ни у кого язык не повернулся упрекнуть меня в неразумности предложения!

Юристы подтвердили соответствие моего проекта стройки действующему законодательству от первого колышка в землю до сдачи под ключ и всего расчёта за жилой комплекс и земельный участок. Получил положительные заключения архитектурной академии, где мне предложили за хорошие деньги защитить кандидатскую диссертацию по моей технологии, от головной конторы по строительным конструкциям и фундаментам, от теплотехников, от лесников, охраны природы и регионального министерства строительства, мне предложил собрать эти заключения заместитель министра. Я всё оплатил и собрал, представил ему, вызвал даже его удивление, что слишком уж быстро прокрутился. Обычно согласования занимают около года, а мне уж очень хотелось поскорее начать работать. Он же и утвердил положительное заключение министерства, за что получил крупную нахлобучку от своего шефа. За что? За то, что я вызвал раздражение собственников могущественных компаний, которые при поддержке министерства ведут строительство обыкновенного, но неоправданно дорогого многоквартирного жилья, и лживо представляют его в качестве элитного. Когда министр распределяет бюджетную финансовую помощь своим друзьям, у министерства не проехать из-за дорогих иномарок, приёмная и весь коридор перед ней заставлены букетами цветов и разномастными упаковками с импортными подарками, народные артисты и звёзды шоу-бизнеса обзавидуются. Пришлось дать статью об отличительных особенностях настоящего элитного жилья, которую журнал опубликовал вопреки устному мнению главного архитектора региона о вредности подобного анализа, чтобы не будоражить общественное мнение, не вызывать в народе зависть небогатых.

Дядя пришёл в бешенство и мне крупно выговорил. Он не кричал, а сказал спокойным ровным голосом, что я лезу не в своё дело. Что он согласен с мнением министра строительства, что таких, как я, ничего не понимающих в существе текущего момента, настырных, въедливых, надо гнать в три шеи, и я из его приёмной уволился. Истратил без малого треть миллиона из личных средств, почти по сотне тысяч рублей в месяц, но не добился ничего. Многие, пытаясь начать собственное дело, вынуждены тратить на заключения и согласования ещё больше, и с тем же отрицательным результатом. Вместо поддержки от власти Города и Края, которая нужна только сама себе, но не на пользу государству и стране.

Да, а когда в новой резиденции губернатора проводили выставку, посвящённую новым строительным технологиям, меня с моим рекламным стендом, только подготовка которого обошлась мне в тридцать тысяч рублей, губернатор, сам бывший строитель, с главным архитектором обошли далеко стороной, а потом вместе с московскими инвесторами посмеялись над моими, как они выразились, «хотелками». Оказалось, что так называемые «инвесторы» тоже искали, где бы и чего ещё можно урвать, затем продать или перепродать.

Иван удивился моему возвращению из Города ни с чем. Но такой уж у меня мой первый блин на гражданке получился, вышел комом. Раздразнил, разозлил чиновную богадельню.

А потом, через недельку, прилетел на вертолёте сам Гурьян Александрович и, как ни в чём не бывало, предложил мне за счёт долгов региональному бюджету восстановить леспромхоз за триста километров отсюда. Это за хребтом, дороги через который из нашего посёлка нет. Если добираться через Город, туда, а потом снова в нашу сторону, но в другую долину, получается чуть не тысяча километров. И люди из леспромхоза разбежались. Хотя денег дядя пообещал минимально, в пять раз меньше, чем надо, даже без строительства через хребет дороги. «Если не обманет и даст», сразу подумал я. С дорогой транспортное плечо от места предстоящих работ до Города сокращается примерно до четырёхсот пятидесяти километров, такой у нас сибирский размах. Дядя пояснил, что деньги я получу, если продам две тысячи мотоциклетных оппозитных двигателей по сорок две лошадиные силы со склада отделения потребительской кооперации, из них погашу долги этого разваленного региональной властью отделения, а восемьдесят процентов остатка вырученной суммы передам тому, кого дядя укажет. Дядя напросился и в соавторы, о моей кандидатской диссертации он в архитектурной академии узнал, ему доложили, и попытался со мной договориться.

«У тебя три варианта ответа», сказал дядя, «да, нет, я подумаю». Я ответил, как битый старый бюрократ, что отвечу послезавтра. И он улетел, а я пошёл снова к Ивану. Что в итоге?

— В итоге, — подключился Иван Кириллович, — восемьсот двигателей уже развозят по сёлам, где есть ещё у людей советские мотоциклы «Днепр» и «Урал», движки износились, на новые мотоциклы денег у деревенского народа обычно нет. Большую часть двигателей мы используем на малых катерах-дощаниках, собранных из простых просмолённых досок. На крупных прудах и озёрах, где нет быстрого течения, будут воссозданы рыболовецкие артели. Мини-судоверфи для постройки катеров и рыбопереработку на местах тоже готовят мои люди. Никакого мозгового штурма, чистый бизнес. Встанут рыбацкие артели на ноги, пусть покупают катера стеклопластиковые, какие угодно, хоть с водомётами, хоть золотые и с крыльями. А пока по Сеньке и шапка. Быстрее с нами рассчитаются, своё мы берём не задранной до небес ценой, а скоростью финансовых оборотов. Но рыбка-то на рынок уже поплывёт, наша сибирская рыбка!

Региональные строители обиделись за свою дешёвую кормушку. Им и в головы не пришло, что могут иметь в десять и двадцать раз больше, если немного подумают и сойдут с вконец затоптанной колеи. Пустим ещё и стройку из самых дешёвых Борисовых усадебных домов. Министр отчитается за ввод нового жилья, сам губернатор орден получит, если образумится и уймёт аппетиты. Восьмидесяти процентов ни губернатору, ни его дружкам не будет, воевать он не посмеет, тоже под Богом и Москвой ходит. Что людьми знающими сказано про три этапа любой стройки? Сначала шумиха-неразбериха, потом наказание невиновных и награждение непричастных. Увидим, оправдается ли.

Думаю, к лучшему, Боря, что ты не стал губернаторским холуём-пилотом. Тогда тебе не грозит давать свидетельские показания, как ты заносил следом за дядей в самолёт чемоданы с наличкой всякий раз, когда он вылетал в Москву. Покупает там место себе. Тайны в этом нет, все это знают. Но, как верёвочке ни виться, а кончику всё равно быть. Так может фишка лечь, что и соавтором твоим он не станет, защитишься, сам с усам. Научная степень сейчас не ценится, но в будущем не помешает. Нашего дяди не опасайся: если решится выступить против нас, до Москвы может и не долететь, места отсидки находятся ближе. Его там давно поджидают, он сейчас на верхосытку себе грехов набирает перед Москвой. Будь сам всегда чист, тогда и дорожная грязь надолго не пристанет. Никогда не финти с налогами, не давай ни малейшего повода государству в тебя вцепиться, не обойдётся, а потеря чести встанет дороже денег. Я это всем и тебе напоминаю, Борис. Тем более, что ты стал носить фамилию славную, отцовскую, Августов. И ещё. Нам, с нашими сибирскими расстояниями, съедающими темпы, крайне нужен надёжный гидросамолёт-амфибия, такой, хотя бы, как простой американский двухмоторный «Гуз», но он выпуска ещё тридцатых годов. Нам бы лучше позднюю его модификацию, с турбовинтовыми двигателями, с большей скоростью, грузоподъёмнее, и с лучшей дальностью. Может, и закупим, но лучше и надёжнее выпускать свои. Чтобы летали с суши на колёсах, с воды, льда и снега со своей лодочной конфигурацией корпуса, без лыж. Местную авиацию в регионах у нас почти угробили. Над этим мы сейчас с Борисом тоже усиленно работаем. Готовим опытный образец для сибирского завода. Перспективная тема.

Теперь вы, доктор Одо, — Иван Кириллович повернулся к Акико. — Не вставайте, сидите, пожалуйста.

— Я как-то прочла советский роман «Битва в пути» о большой любви и доблести труда. У вас, двух братьев, свой путь и тоже героическая битва с чиновниками в пути мирном. Чисто военную прозу я всегда игнорировала и не читаю. У меня всё оказалось проще и хуже. Вместе с изменением экономического курса в условиях мирового финансового кризиса и введением режима жёсткой экономии подал в отставку премьер-министр, сменилось правительство. Одновременно, из-за обострения спора по поводу принадлежности южных островов, потребовалось укрепить флот и силы самообороны, улучшить взаимодействие с руководством Вооружённых сил США в моей стране. Фактически, в нарушение собственной конституции, Япония при настоятельной поддержке Соединённых Штатов возродила свои Вооружённые силы и Военно-морской флот. При этом любая власть желает, чтобы ей не мешали, не критиковали, но восхваляли, хотя, по большому счёту, мнением народа она не интересуется.

Никакого научного центра, который я должна была возглавить, организовано не будет. В клинике, которую меня вынудили продать очень недорого, разместятся военные американцы, оборудуют офисы, расширят моё рабочее подземелье, поставят в него свою разведывательную электронику. Рядом будут построены пятиуровневая транспортная развязка и ещё что-то. Мои врачебные услуги и моя теория памяти у нас никому не нужны. Проводится в мире сокращение численности народонаселения. Боюсь, как бы и в моей стране… Извините.

Мой заместитель Такэда-сан работает теперь в корпорации двух своих сыновей и пытается продолжать изобретать. Я жила на Хоккайдо с детьми и неизменно доброй и заботливой Митико-сан, которой хочу подарить дом, поскольку он живёт благодаря её заботам, и она в нём осталась. Издалека узнавала о развале моей токийской клиники. Дети подросли, чтобы выдержать перелёты и привыкнуть к новому климату. Мне очень не нравится, как в моей родной стране детей превращают губительным воспитанием в пластичную глину, из таких аморфных особей можно вылепить что угодно. Их выращивают не мужчинами и не женщинами. Они становятся существами бесполыми, не имеющими жизненных ориентиров и не понимающими, что хорошо и что плохо. Изуродовать психику наших с Борисом детей Константина и Софии я не могу позволить и не дам. Не хочу, чтобы дети воевали против Родины своего отца или кого бы то ни было в любой из сторон света. Или погибли от чужих ответных ударов по моей вновь обезумевшей стране.

Борис и я отдали нашим детям атомы, молекулы своих собственных тел. Мы поделились с ними собой, чтобы дети передали послание от нас своим детям, нашим внукам, до того, как станут частью планеты, подобно нашим почтенным предкам. Здесь, как я уже понимаю, не идеально, но у нас, вне России, ещё хуже и станет только страшней для будущего поколения. Мою страну финансовые глобалисты активно превращают в антицивилизацию. Она не свободна и, вслед за Западом, катится в пропасть навстречу своей духовной и затем физической гибели. У нас сегодня это понимают слишком немногие. Поэтому сейчас ничего сделать нельзя, если они, из элиты, вовремя не одумаются.

Связь я поддерживала с Джеймсом. Он сообщался с Иваном Кирилловичем, так что я постоянно была в курсе всех забот и достижений моего любимого. Спасибо вам обоим за всё, что вы для нас с Борисом сделали и продолжаете делать. Думаю, Борис был занят выше головы и не считал ещё себя вправе соединиться со мной, поскольку не полностью выполнил программу, о которой мы с ним договорились при расставании. Это верно? Почему ты не решился обратиться ко мне? Но так уж вышло, что ты поверил в мою неприступность, хотя это не так. Прости мне, говорю это при всех. С моим помощником Фусэ-сан мы вместе приехали сюда. Я пока не знаю, чем полезным смогла бы здесь заниматься, мирового светила из меня надолго не выросло. Вряд ли и российской научной корпорации что-нибудь говорит моё японское имя, и скажет, тем более, неизвестное новое русское имя.

Мне самой надо привыкнуть, что я стала Аглая Георгиевна почти Августова, с подтверждающими инициалами А.Г.А. Я привыкну!

С косностью мировых светил я уже столкнулась. Обычно лучшие мировые умы заняты исключительно собой, и на их внимание и поддержку я не рассчитываю. Знаю лишь, что наука, возникающая без духовного начала в своём истоке, неукоснительно затухает. Критерий любой науки — духовность.

Я осознала мои недочёты в работе в прошлом, глубоко продумаю ещё, что и как надо сделать, и обязательно буду работать над созданием новой науки. Ничего другого я просто не умею. Благодарю за внимание. Уважаемый Фусэ-сан дома считал, что готов выполнять любую медицинскую работу. Наверное, и сейчас считает так же. Пусть скажет сам. Пожал-руйста.

Фусэ обвёл взором присутствующих и с весёлым отчаянием заявил по-английски:

— Я добьюсь того, чтобы поехать в экспедицию вместе с уважаемой Полиной. Стану самым верным её помощником и рыцарем. Я давно люблю вас, Полина, и при всех делаю вам предложение. — Он поклонился Полине. — Полина-сан любезно согласилась помочь мне освоить русский язык. — И по-русски добавил. — Брагодарю.

Полина ответила, что, благосклонно и уважительно к признанию, подумает некоторое время о том, кто его сделал, и призналась сама, что ей кажется, что всем за столом, кроме, пожалуй, Элис, о ней всё известно, такое сложилось впечатление. И обратилась к выглянувшей из-за Джеймса девочке:

— Элис, Алисочка, зови меня тётя Поля. Или тётя Лина. Как тебе понравится. Я привезу тебе подарок из предстоящей геологической экспедиции, если ты хорошо подумаешь и после обеда скажешь мне, чего тебе хочется. Только не заказывай медведя, мне с ним не справиться.

Элис ответила немедленно по-русски с американской практичностью:

— Тётя Полли, мне сейчас надо велосипед. У Серёжа есть, у меня нет. Как вместе едем?

Все расхохотались.

— Тебе привезут его из Города завтра, сейчас же закажу, — ответила Полина.

— Ты не сможешь отделаться от подарка из экспедиции, Лина, — продолжал громко смеяться Иван, — о велосипеде для Элис ещё месяц назад позаботился Сергей. Он никому не выдал свою тайну, кроме меня, и прекрасный новенький велосипед ждёт свою хозяйку в гараже!

Под продолжающийся общий смех Элис захлопала в ладоши и покраснела от удовольствия. Непринуждённое застолье продолжалось, создавая у всех ощущение наступившего праздника.

После обеда Акико и Борис, держась за руку, прошли в жилой дом и поднялись к детской. Няня Оксана Александровна жестами показала им, что малыши спят. Акико шепнула Борису:

— Пройдём в сад, побудем наедине. Мне, ты знаешь, не дано знать многого о себе, и очень немногое провидится о тебе, только самое-самое общее. Наверное, это правильно. И не надо гадать. Все предопределено. Но никто, кроме Бога, не отменит права нашего человеческого выбора. Поэтому о нас с тобой.

Они обходили сад по всем дорожкам, которые сами стелились им под ноги. Лисья ротонда осталась дома. Акико, в расстёгнутом реглане, подбирала слова, и Борис её не перебивал.

— Наверное, я не думала о тебе лишь тогда, когда всецело сосредотачивалась на рождении наших детей. Прости за то, что в те минуты внимание мое отвлеклось от тебя. Как и прежде, милый, я не всегда владею собой. Теперь я снова могу сказать тебе: любимый мой! С трепетом произношу я эти необыкновенно значительные и для меня неповторимо драгоценные русские слова. Мой навеки единственный! Мой ненаглядный и бывший таким далёким... Борис!

Молюсь, чтобы ты меня правильно понял. Никакие слова не вместят всего, о чём взывает к тебе моё любящее сердце. Но я вынуждена обратиться к слабым и беспомощным словесным подобиям переполняющих меня чувств, потому что общее наше время уже настало, и я должна объяснить то, чего не сумела сказать тебе у подножия горы Асахи.

Скрепя сердце я отпустила тебя, мой любимый, будучи не в силах воссоздать в тебе и для тебя всё то, что от рождения имеет обычный смертный просто по праву рождения. И еле этот страшный, жестокий разрыв выдержала. Я закрылась от тебя, от твоего возможного дерзкого проникновения всеми мыслимыми способами личностной защиты, чтобы не помешать тебе стать тем, кем ты должен был стать по праву рождения в могущественной и славной стране с величественной и драматической историей и ослепительно сияющим будущим.

Но я почти беспрерывно (я прошу меня простить за ничтожный, вполне объяснимый естественной причиной рождения детей перерыв) продолжала следить за каждым движением, каждым шевелением твоего сердца. И понимаю теперь, что твоя родная земля всемилостиво свершила над тобой то, что не в силах содеять самым могущественным целителям, кроме Отца Небесного. Ты наконец стал самим собой. Я, благодаря Богу и тебе, тоже стала собой, любящей матерью и женой.

Я длительное время размышляла. Мне, уже взрослой, всегда казалось, что внутри себя мне очень тесно, что меня что-то бесчеловечно ограничивает и сдавливает, что мне, моей душе, а еще расцветающей, разворачивающейся, а потом действующей, а не прозябающей личности, самой сердцевине внутренней потребности, движущей и вдохновляющей развитие моего духа, чего-то духовного недостает.

Мне кажется, не сразу, но я поняла.

Я ощущала себя шинтоисткой, но лишь в той мере, в какой люди участвуют в официальных праздниках, в какой и я посещала храмы в Токио, Киото и на Хоккайдо. Но обрядов, особенно местных, деревенских, я почти не знаю. В ощущении себя частью общества я знала о Ками — божествах сил природы, и признавала ритуалы общения с природой. Признавала, что всё вокруг священно: небеса, земля, воды, выдающиеся люди и духи предков. Я осознавала необходимость единения с нацией, разделяла общую радость людей на праздниках, например, Мацури, в которых принимают участие и души предков. Но почитание предков пришло из конфуцианства, в шинтоизме культа предков не было. Шинтоизм легко приспособился к конфуцианству, потом к буддизму, а сейчас и к христианству. Заповеди те же и очень просты. По их исполнению я уже могла считать себя христианкой. Мне очень нравилось очищение себя по выходным в садах возле храмов, а потом питьё воды из священных фонтанов из деревянных стаканчиков на длинных жёрдочках. Если бы в моей жизни не появились ты, а потом дети, ничто в религиозном плане не нужно было бы менять.

О, если бы дети не становились с пелёнок испорчены воспитанием взрослых! Я знаю, зачем детей воспитывают — дети не должны сломать дурной, часто архаичный мир, созданный взрослыми, имён которых мы можем и не знать. Детей приучают постепенно. Их убеждают, что в этом мире всё правильно. Наказывают, если дети в это не верят, запугивают, ломают силой. И доверяют действовать, лишь убив в ребёнке всё животворящее, что в мир принесла с собой душа его от Бога.

По чину и красоте богослужения, своей продуманной заботе о молящихся более всего влекло меня католическое христианство, и я бывала в католических храмах. В прошлом воплощении душа моя пребывала в теле близкой родственницы великого протестанта, то есть тоже христианки. Но в этой жизни мне открылся известный более двух тысяч лет, как его ни искажали, как ни боролись против него, единственный на сегодня путь к бессмертию души, засвидетельствованный самим Иисусом Христом. И я пойду по нему с тобой, мой любимый, потому что и ты с него, знаю, не свернёшь, какие бы испытания Господь тебе не ниспослал. Мы с тобой, если захочешь, по этому пути вечно будем идти вместе. Потому что: «Много званых, мало избранных». Это, только это — самое важное, что нам дозволено знать. Ведь жизнь продолжается и пребудет, по милости Божией, вечно. Православие ко мне воззвало и меня восприняло. Теперь и ты меня поймёшь.

Мой любимый! Я не умнее, не важнее и не лучше тех миллиардов людей, которые до нас в своих жизнях двигались по этому пути и достойно его преодолели. Принцессы принимали веру будущего супруга и становились королевами, чем же я лучше? Наши с тобой дети крещены в православии, принятом в твоей… В нашей с тобой стране. Крестил их глубоко почитаемый нами за чистоту своего сердца отец Николай. Главным для меня оказалось то, что православный от рождения и крещения ты, мой любимый, мой избранный. У меня замирает сердце и перехватывает дыхание от того, что в твоём доме…

Борис обнял и прижал к себе Акико, а она продолжала с текущими слезами тихо говорить ему то, что не могло больше носить и удерживать в себе её бедное сердце:

— В твоём доме почти двухлетний мальчик, родившийся первым, наш с тобой светловолосый и голубоглазый сын Константин, всеми своими чертами и, верю, характером так похожий на тебя, и его родная сестра София, Богом дарованная нам моя крохотная копия, в облике которой ты легко воспримешь мои детские черты. Я повторяюсь, прости. Перед нами открытый путь, и мы по нему пойдём. Сердце моё открыто, и я вбираю свет, звуки, запахи, просторное и могущественное дыхание этой страны. Я понимаю, что пожизненно должна Богу и этой великой стране за нас с тобой и за наших детей. Но не станем опережать события, и пусть да свершится предопределённое!

На край берёзовой рощицы, извивающейся вдоль берега речки Чесноковки, из остатков рассветного августовского тумана, зависшего между стволов деревьев, вышел по грунтовой дороге немолодой, невысокий, сильно загорелый человек в клетчатой ковбойской рубашке, подвёрнутых до икр белых полотняных штанах, похожих на матросские рабочие, и с тощим вещмешком за плечами. Выйдя из тумана, он оглянулся, усмехнулся и продолжил движение. Шёл он с удовольствием босиком, забавно семеня из-за утренней прохладности увлажнённой утренней росой земли. Связанные шнурками кроссовки, повешенные на посох на левом плече, покачивались в такт шагам.

Дорога привела к неглубокому броду, и человек аккуратно перешёл через дышащую лёгким паром речку, не замочив штанов. На самом берегу речки он остановился, улыбнулся своим мыслям снова и начертал концом посоха на песке иероглиф «Будда».

Из рощицы донеслись звонкие голоса перекрикивающихся детей, прозвонил велосипедный звонок. Человек отошёл от дороги и встал рядом с прибрежным кустарником. Ему не пришлось долго ждать, в брызгах воды и с визгом через брод промчались на велосипедах мальчик лет двенадцати и девятилетняя девочка. Они весело прокричали утреннее приветствие встреченному путнику, и он кивнул им в ответ. Разбегающиеся из-под колёс быстрые волны смыли иероглиф.

— А вот и они, новые мои подопечные— сказал сам себе Саи-туу. — Пора обучать Сергея и Элис, их ждёт большое будущее.

Он тряхнул головой и, снова засеменив босыми ногами, уверенно направился вслед за умчавшимися детьми по дороге к коттеджному посёлку, чьи разнопрофильные и разноцветные крыши виднелись за частоколом из вершин выросших пирамидальных тополей, обрамляющих небольшое богатое поселение. Двигался, бормоча или мурлыча что-то себе под нос.

На него оглянулся босой рыбак, тоже в закатанных штанах, дремавший над речкой на солнышке с единственной удочкой из длинного рябинового прута, по всему видно, человек явно не местного круга. Он сдвинул на макушку старую потрёпанную соломенную шляпу, повеял себе на горячую грудь расстёгнутой и распахнутой рубахой и вгляделся в одиноко движущегося путника. В улыбнувшемся рыбаке внимательный зритель, окажись он здесь, узнал бы автора притчи. Автор блаженно и устало прикрыл глаза, покачал головой из стороны в сторону, глубоко вздохнул и прошептал еле слышно:

— Ну, вот, и слава Богу!.. Я подарил вам и читателям несколько лет моей жизни. Наконец-то, я от всех вас, дорогих и любимых моих героев, освобожусь… И займусь теперь своими личными делами.

2019г ,

г. Екатеринбург