Юля заставила поволноваться. И без того был на взводе, так ещё эта вертихвостка опоздала на четверть часа. Даже усомниться успел, что вовсе приедет. Разнервничался из-за того, что позволил себя дураком выставить. Представил, как сейчас барышня пьёт вино и с друзьями над моей наивностью посмеивается, и враз кровь к щекам прилила. На улице холод собачий и ветер задувает, а меня в жар бросило. Ну вот что стоило задержаться и за развитием событий понаблюдать?
Но — прикатила.
Я намеренно стоял в подворотне соседнего дома и покинул её, лишь когда извозчик проехал мимо и появилась возможность убедиться в отсутствии хвоста, поэтому Юлия заметила меня не сразу. После она взмахом руки отпустила экипаж и принялась с улыбкой наблюдать за моим приближением.
— Ну и куда ты меня поведёшь?
Я загадочно улыбнулся в ответ.
— Увидишь.
Выбор места встречи был обусловлен тем простым обстоятельством, что ещё в прошлую субботу по пути в «Гранд-отель» я приметил в соседнем квартале приличную на вид гостиницу, вот к ней взявшую меня под руку спутницу и повёл.
— Обалдел?! — возмутилась Юля, когда мы остановились у парадного входа с затейливой вывеской «Астра». — Ты бы ещё в номера меня потащил!
Такую реакцию я предвидел и потому за словом в карман не полез.
— Тебя когда-нибудь в гостиницу приглашали?
Барышня наморщила нос и привела новое возражение:
— Там же документы потребуют!
— Положись на меня!
Не могу сказать, будто целиком и полностью был уверен в успехе задуманного, но и получить от ворот поворот особо не опасался: просто знал от сослуживцев о заведённых в городских отелях порядках и казусах, которые подчас вскрывались при проведении внезапных проверок.
Ночного портье, как того и следовало ожидать, наше появление в восторг отнюдь не привело. Юля пониже опустила шляпку и держалась позади, а мой кожаный плащ был хоть и добротным, но отнюдь не самого модного фасона.
— Нужен номер с ванной, — объявил я, пройдя к стойке.
Тут уж мужчина средних лет с напомаженными и прилизанными волосами с пробором посередине расщедрился на поощрительную улыбку.
— Могу предложить полулюкс. Пятнадцать рублей в сутки.
Расценки нисколько не порадовали, но ещё больше озадачила Юля, шепнувшая на ухо:
— И шампанское!
«Дешевле в бордель сходить было», — с досадой подумал я и озвучил просьбу спутницы.
— Двадцать три пятьдесят, — сказал портье, заглянув в прейскурант. — Итого: тридцать восемь рублей пятьдесят копеек.
У меня просто сердце кровью обливалось, когда за деньгами полез, но вида не выказал, отсчитал четыре десятки.
— И документы, пожалуйста, — попросил клерк, выдав сдачу.
Я предъявил служебное удостоверение, и портье замялся.
— А ваша спутница? — всё же счёл нужным поинтересоваться он.
— Пётр и Юлия Линь, супруги. Так и запиши.
Шутка показалась мне на редкость удачной, тычку острым кулачком под рёбра только порадовался. Портье такое объяснение тоже вполне удовлетворило. Он заполнил квитанцию, выдал ключ от двадцать четвёртого номера и пообещал в самое ближайшее время прислать коридорного с шампанским.
— Лёд не забудьте! — напомнила Юлия, а когда мы двинулись к лестнице на второй этаж, напустилась на меня: — Супруги Линь! Очень смешно!
— Полагаешь, надо было записаться супругами Карпинскими? — продемонстрировал я осведомлённость относительно фамилии спутницы и ухмыльнулся. — Или Линь-Карпинскими?
— Дурак!
Номер оказался куда роскошней моей комнаты что в общежитии, что в казарме, и совершенно непонятно было, чего Юлия Сергеевна скривилась так, будто оказалась в трущобах. Она кинула шубку на кресло, но только я избавился от плаща и разулся, как мигом выставила руки.
— Нет-нет-нет! Только не как в прошлый раз! Мне ещё домой возвращаться!
Я только усмехнулся, но ничего предпринять не успел из-за стука в дверь. Пришлось идти забирать у коридорного ведёрко с шампанским, а когда вернулся в комнату, Юля уже забралась под одеяло.
— Шампанского! — потребовала она.
Но я возиться с пробкой не стал, разделся и присоединился к барышне, так что на какое-то — увы, не слишком продолжительное время, — той стало не до игристого вина. Впрочем, разочарованной Юлия не показалась, ну а мне и вовсе грех жаловаться было.
— Шампанское! — повторила девушка.
Бокалы обнаружились в буфете, взял только один, поскольку сам пить не собирался. Прежде откупоривать шампанское ещё не доводилось, но справился, пусть и не так ловко, как вышло это у официанта в «Гранд-отеле». Да и напиток был не лютиерианский, а с потерянного после развала империи Таврического полуострова.
«Двадцать три пятьдесят!» — мысленно посетовал я, но тут же выкинул пустые сожаления из головы.
— А ты не будешь? — удивилась Юля, перехватила взгляд и подтянула край одеяла, прикрыв грудь.
Я вручил ей заполненный искрящимся напитком бокал и покачал головой.
— Не хочу.
— Ну ты чего? — возмутилась Юля. — Ты ещё теперь отвернись к стене и засни!
Зевок у меня вышел натуральней некуда, и барышня запустила подушкой. Лишил ту кинетической энергии чисто инстинктивно, по физиономии не схлопотал.
— Уйду! — пригрозила не на шутку разобидевшаяся девица. — Я одна не пью, знаешь ли!
«Вот и не пей», — мысленно вздохнул я, поднял трубку стоявшего на прикроватной тумбочке вычурного телефонного аппарата и связался с портье, заказал двести граммов коньяка. После начал разбирать впопыхах раскиданную по номеру одежду, но Юля посоветовала:
— Посмотри в шкафу.
Я так и поступил, облачился в один из обнаруженных там халатов и принял у коридорного поднос с хрустальным графинчиком. Взял в буфете пузатую рюмку, наполнил её наполовину, пригубил и пришёл к выводу, что здешний коньяк пьётся легче и трёхзвёздочного из клуба, и безымянных бренди из столь же безымянных забегаловок.
Юлия протянула пустой бокал, а когда я налил в него шампанского, откинулась на подушку и улыбнулась.
— Предложила бы тост, но даже не знаю, за что бы мы могли с тобой выпить.
Я легонько стукнул рюмкой о фужер и предложил:
— Пусть так остаётся и дальше!
Барышня фыркнула и приложилась к бокалу, попыталась удержать одеяло, которое я потянул на себя, и облилась шампанским. Ойкнула и потребовала прекратить, но мне уже стало не до алкоголя. А потом и ей тоже.
Бутылка шампанского опустела за полночь, остатки коньяка распили на брудершафт. Я убрал рюмку на тумбочку, выключил торшер и откинулся на подушку, а потом вдруг неожиданно даже для самого себя спросил:
— Ну и зачем тебе со мной встречаться?
Юля фыркнула.
— Встречаться? Не льсти себе! Мы не встречаемся!
— Тем более! — хмыкнул я. — Достаточно ведь просто пальчиком поманить, чтобы любого из своего круга заполучить, а ты невесть с чего меня подцепила.
— Подцепила! — протянула Юля со своим акцентом, ставшим ещё более заметным после бутылки шампанского. — Скажешь тоже!
— Подцепила-подцепила.
— А даже если так? — Барышня повернулась ко мне лицом и задала риторический вопрос: — Что, если мне не нужны серьёзные отношения? Что, если моё сердце разбито и я просто хочу забыться в крепких мужских объятиях?
— Слишком мелодраматично.
Юля снова откинулась на подушку и рассмеялась.
— Ну, значит, я нимфоманка!
Значение этого слова я знал из книг и потому лишь усмехнулся.
— Кузену своему расскажи. Вот он удивится, болезный.
— Не веришь, что я слаба на передок?
— Не-а. Не верю.
— Петя, ты такой милый! — с улыбкой произнесла Юля. — Наверняка полагаешь, будто я втрескалась в тебя, такого замечательного и красивого, по уши, вот и пала к твоим ногам.
Я поёжился.
— Успокой меня, скажи, что не так.
— Неужто отказался бы через брак со мной войти в высший свет?
Коньяк развязал язык, и вместо лаконичного отрицания я решил подразнить собеседницу, заявив:
— Я уже в высшем свете. Новая элита — это мы, операторы. Все эти дворянские фамилии — вчерашний день. Три столпа нынешнего мира: политическое влияние, капитал и сверхспособности. Ничего этого у вас больше нет. Ну, почти…
— Ну, почти… — повторила за мной Юля с горечью в голосе. — А ты злой.
— Вовсе нет.
— Злой-злой, не спорь. — Она вздохнула. — Я прошла инициацию на первом витке. В этом всё и дело. Способности мизерные, но вот чувствительность — чрезвычайная. Людей с такой эмпатией во всём мире не наберётся и тысячи. Это здорово, это открывает множество возможностей, но на личной жизни сказывается не лучшим образом. Знаешь почему?
Я начал догадываться, но всё же попросил:
— Расскажи.
— Во время первой близости меня захлестнули чужие эмоции, и это было просто отвратительно. Расслабиться и получать удовольствие? Ох, если бы! Пришлось стиснуть зубы и терпеть. А тебя я не чувствую. Совсем. Поняла это ещё во время той поездки на мотоцикле. — Юля скривилась, с горечью произнесла: — Как думаешь, каково мне слушать откровения Настеньки, как она улетает на седьмое небо в объятиях Анатоля, и знать, что сама никогда ничего подобного не испытаю? И тут подвернулся ты. Знак судьбы, да и только! Я решила узнать, чего именно оказалась лишена инициацией, и мне понравилось. Только и всего.
Честно говоря, я испытал разочарование. Казалось, тут скрывается какая-то тайна, а всё оказалось до обидного просто.
— Так просто, — произнёс я с невесёлой усмешкой, но девица меня будто не услышала.
— И я рада, что тебе нисколько не нравлюсь! — заявила Юля, уставившись в потолок. — Полезь ты в прошлый раз с телячьими нежностями, плюнула бы на всё и выставила за дверь! — Она улыбнулась и заплетающимся после выпитого языком продолжила: — Знаешь, в детстве только и разговоров было о том, как маменька бежала от революции и какие ужасные вещи случились с её знакомыми, которые бежать не успели. Многое не предназначалось для ушей юной барышни, и не стоило мне подслушивать, но чего уж теперь сожалеть? Ты, положим, на революционного матроса совсем не похож, но это как с брошенными животными: одно дело — взять домой котёночка, пусть даже грязного и блохастого, и совсем другое — злющего лишайного пса. Ты не нашего круга, но всё же домашний мальчик, а я слишком благоразумна, чтобы связаться с тем, кому действительно нравится причинять боль…
Вот под это становящееся мало-помалу бессвязным бормотание я и уснул. А проснулся уже в одиночестве. Глянул на часы, на тех — половина седьмого. Проверил деньги и документы, сходил в ванную и долго-долго принимал контрастный душ, морщась из-за саднящей спины. Впрочем, этой ночью острые ноготки Юли поцарапали спину не так уж и сильно, в прошлый раз моей шкуре досталось несравненно сильней. Ерунда, заживёт!
Оделся, вышел из номера. За столом в своей нише подрёмывал коридорный, поинтересовался у него, как давно ушла моя вторая половинка.
— Час назад, — подсказал тот.
— Ранняя пташка, — с показной беспечностью усмехнулся я.
— Прикажете подавать завтрак или спуститесь в столовую? Накрывают к семи.
Я и не знал, что в стоимость проживания включён завтрак, поблагодарил коридорного и вручил ему пятьдесят копеек, чем нисколько не воодушевил. Ну и плевать! Пятьдесят копеек — это пятьдесят копеек. И без того изрядно вчера потратился. Ещё за коньяк платить.
Спустившись на первый этаж, я закрыл счёт и расположился в одном из кресел в вестибюле, взял с журнального столика утреннюю газету. Но читать новости не стал, просто отгородился ею от всего остального мира. Было невыносимо стыдно за потраченные деньги. Не жалко этих сорока пяти рублей, а именно стыдно, что выбросил их на ветер, хотя мог отправить домой. Соображение, что легко пришли — легко ушли, утешало мало.
Понемногу самоедство утомило, решил отвлечься на чтение и обнаружил, что передовица посвящена вчерашнему громкому ограблению отделения «Восточного трастового банка». Случилось то в соседнем Зимске, грабители связали ночного сторожа и вскрыли сейф, сумев обойти сигнализацию; по предварительным данным, их добычей стала кругленькая сумма в четверть миллиона рублей. Упоминалось и наделавшее много шума нападение на кассу взаимопомощи в Новинске, выдвигалось предположение, будто это дело рук одной и той же банды, в которую входит как минимум один оператор сверхэнергии.
За завтраком я осушил кофейник и досмотрел газету, после дошёл до главпочтамта, получил письмо до востребования. Повздыхал, прочитав весточку из дома, отправил ответ и направил стопы в институтскую библиотеку, где и проторчал до самого обеда, а после визита в первую лабораторию решил плюнуть на всё и отправиться отсыпаться, но по дороге к трамвайной остановке повстречался с Карлом, и он затащил в клуб.
Темой собрания стали недавние налёты, и пока я попивал чай, шли дебаты и ломались копья, выдвигались и отметались разнообразные версии, дошло даже до совершенно нереалистичного, на мой взгляд, предложения о создании студенческих добровольных дружин. Под конец слово взял Вениамин Мельник.
— Участие операторов сверхэнергии в налётах бросает тень на всех нас! Наши противники не упустят случая раздуть из этих инцидентов настоящую сенсацию для закручивания гаек и ограничения свобод. Повлиять на ситуацию мы можем лишь одним способом: вычистить из числа студентов весь неблагонадёжный и склонный к противоправным действиям элемент!
Касатон Стройнович покачал головой.
— Легко сказать — вычистить! А полномочия?
— Полномочия есть у комендатуры.
— Предлагаешь доносы писать? — хмыкнул Касатон. — Так нас стукачами заклеймят и бойкот объявят, на этом всё и кончится не начавшись. Это всё полумеры! Надо поставить вопрос об организации студенческого самоуправления!
— И поставим! — согласился с этим предложением Мельник. — Но это дело небыстрое, а промедление недопустимо! Надо действовать!
И тут поднялась со своего места Инга.
— Нет нужды действовать публично и официально! — предложила она временное решение проблемы. — Среди нас есть сотрудник комендатуры ОНКОР, который может взять донесение собранных нами сведений до компетентных органов на себя!
Отмалчиваться не стал, поднялся и заявил:
— Буду рад помочь, обращайтесь. Источник информации раскрывать не стану, сошлюсь на оперативные разработки.
На этом свою речь и завершил. Когда уже расходились, Карл даже поинтересовался:
— Ты чего сегодня такой квёлый?
— Не выспался, — сознался я, сунув портфель под мышку.
— На тренировку придёшь вечером?
— Не, может, со следующей недели на два занятия перейду. Бывай!
И мы разошлись.
В понедельник немало озадачила Милена.
— Пётр, прошу тебя повлиять на Льва! — заявила она, когда я устроился рядом с товарищем на заднем сиденье автомобиля. — Вчера вместо сеанса психотерапии он отправился в боксёрскую секцию!
Лев фыркнул и отвернулся к окну. Барышня поджала губы.
— Эрнест Карлович — прекрасный специалист, но он не волшебник и может помочь лишь тем, кто согласен принять помощь! А твоё поведение неконструктивно!
— Я не псих! — отрезал Лев. — И не нуждаюсь в помощи!
Милена поджала губы.
— Эрнест Карлович не работает, как ты выразился, с психами, он специализируется на психологической реабилитации операторов с повышенной эмоциональностью и эмпатической чувствительностью!
— Да мне один час в зале дал больше, чем все его сеансы! — вспылил Лев.
— Курс психологической реабилитации входит в программу твоего развития!
— Так замените его на сават!
Я заподозрил, что моё присутствие тоже просчитано кем-то и внесено в программу в качестве некоего стабилизирующего фактора. Что же до опеки, то за Львом присматривала отнюдь не одна только Милена. Пока обкатывал на практике задания по развитию наблюдательности и выявлению слежки, успел приметить несколько человек, которые поблизости от моего товарища оказывались на регулярной основе.
Юлия Сергеевна по поводу своей бездарности сокрушалась, а вон как оператора первого витка опекают! Странно это всё. Странно и непонятно.
И потому я в спор вмешиваться не стал, сидел и молчал. Сами разберутся, не маленькие. У меня своих проблем хоть отбавляй.
По окончании занятий отправился на процедуры и после очередного резонанса приходил в себя, будто не секунду транса прибавил, а битый час работал со штангой. Чуть не надорвался. Но усталость усталостью, а зайти на кафедру кадровых ресурсов всё же пришлось. Альберт Павлович недовольно поморщился, но счёт из ресторана в качестве подтверждения оперативных расходов принял.
— Просил же не шиковать! — проворчал он, пересчитывая сданные мной деньги.
— И близко не шиковал, — возразил я. — Могли бы и заранее предупредить, тогда вообще не стал бы ничего заказывать.
— Каждый знает ровно столько, сколько ему знать положено, — наставительно заметил куратор, отпер сейф и выложил на стол стопку бумажных папок. — Это информация по некоторым неформальным объединениям студентов, которые вызывают у нас опасение. Их члены с тобой откровенничать не станут, а вот их недоброжелатели — запросто. Появится конкретика, докладывай незамедлительно. А то, если начистоту, воспитательная работа среди учащихся провалена. Первоначальный отсев нареканий не вызывает, а дальше ситуацию пускают на самотёк. Не в моих принципах критиковать коллег, но тут надо брать ситуацию под контроль.
— Вы о налётах?
— В том числе. Работай!
Словечко это за последнее время уже успело мне опостылеть, и тот факт, что проторчал у Альберта Павловича до половины третьего, настроения отнюдь не улучшил, скорее уж — наоборот. Пришлось на обратном пути в комендатуру на ходу перекусывать пирожками. Там — новый сюрприз: когда заскочил в комнату переодеться, Василь складывал вещи в лежавший на кровати чемодан.
— Ты чего это? — опешил я. — Съезжаешь? Отдельную квартиру выделили?
— Петя! — мой сосед ухватил меня за плечи и закружил по комнате, умудряясь при этом ещё и подпрыгивать. — Меня стажёром в опергруппу взяли! Едем в Зимск ограбление расследовать!
— Ну, зашибись! Рад за тебя, конечно, а мне теперь кого в напарники поставят?
Василь озадаченно пожал плечами, словно эта мысль прежде ему в голову не приходила вовсе.
— Не знаю, не спрашивал, — признался он и предположил: — Может, Бондаря? Машка тоже едет, а его не взяли.
Машу Медник зачислили стажёром в опергруппу? Мне даже захотелось узнать, что у неё за покровитель такой, если это назначение сумел организовать. Хотя, если разобраться, образумить и натаскать заносчивую красотку было ещё даже сложнее, нежели обеспечить подобным трамплином для карьерного роста. А натаскали её — будь здоров, чего не отнять, того не отнять.
— Варька расстроится, — заметил я, переодеваясь в форму.
Василь попытался изобразить сожаление, но это получилось у него не лучшим образом.
— Ага, — печально протянул он, но сразу махнул рукой. — Да это ненадолго! Она вон на Кордоне две недели проторчала — и ничего!
— Удачи! — сказал я напоследок сослуживцу и отправился в оружейную комнату, дальше — за мотоциклом.
В напарники мне и в самом деле назначили Максима Бондаря. Точнее — не в напарники, а в будущие командиры.
— Месяц ещё покатаюсь с вами, а как аттестуют, в самостоятельное плавание отправитесь, — сообщил старшина Ревень перед построением дежурной смены и закурил. — Скорей бы уж! Доплата за шефство всей этой нервотрёпки и близко не покрывает.
— А кто за стрелка будет? — поинтересовался я. — Варя?
— Карина, — подсказал Бондарь. — Чёрненькая такая, спортивная.
Я кивнул, сообразив, что речь идёт о подружке Марины.
Тут к контрольно-пропускному пункту прошествовал счастливый до невозможности Василь. Поставил чемодан под козырёк, отошёл к прохаживавшемуся туда-сюда лейтенанту Зимнику, стараниями которого наверняка в опергруппу и попал. Подошло ещё несколько офицеров в штатском, затем появилась Маша, чемодан которой нёс хмурый Барчук.
Подкатила от автохозяйства полуторка, и командированные начали забираться в кузов, а там и нам отмашку дали. Помахал на прощание соседу по комнате, вывернул за ворота. Наверное, и сам не отказался бы в Зимск выбраться, но, если уж на то пошло, обучение важней.
Обучение! Во вторник всю душу на семинаре по риторике вынула барышня-преподаватель, а уже на курсах получил нагоняй за то, что так и не довёл до ума кинетический щит. Дальше нянчиться с нами Герман Харитонович не пожелал и начал читать следующую тему, посвящённую созданию воздушных линз. А ещё оказалась увеличена навеска пороха в патронах с каучуковыми зарядами. Предполагалось, что мы уже достаточно опытны, чтобы снижать скорость пуль до приемлемой, но лично я куда больше полагался пока что на технику закрытой руки.
В среду приходила Лия, у неё возникли вопросы по алхимической печи. Помог чем смог, после чего вновь был отправлен вахтёрами на обход служебных коридоров. На этот раз обошлось без приключений.
На тренировке хорошенько поколотил по грушам, потом ещё и задержался для спарринга со Львом. Меня, в отличие от большинства противников, он прочитать вот так запросто не мог, поединок прошёл в общем-то на равных. Позже, уже в раздевалке, товарищ похвастался:
— Всё, отбрехался от посещений психолога! Разошлись с ним полюбовно.
— Это как так?
— Да он подписал заключение, что я в терапии не нуждаюсь. Понимаешь, у него в приёмной постоянно всякие странные личности толкутся — вроде как на консультацию забегают. Ну, я и решил им сеанс психоанализа устроить от нечего делать. Говорю одному патлатому: «Ну чего ты ноешь? Обижают? Так запишись на бокс!». А он — в истерику. Мол, пацифист.
— С одним только промашка вышла? — уточнил я, отсмеявшись. — А что же остальные?
— Да говорю: странные они! Слушали, кивали, думали о чём-то своём. Но там такие симпатичные девчонки попадаются, что просто глаз не отвести. Я начал к одной клинья подбивать, тут меня на выход и попросили.
Я вздохнул и поднялся с лавочки.
— Ладно, давай закругляться. Мне ещё поупражняться в создании кинетического щита надо. Чую, завтра опять влетит.
— Энергию не получается вложить? — уточнил Лев.
— Не, — покачал я головой. — Структурировать не могу. Векторы постоянно смещаются, вместо встречных не пойми какие получаются.
Лев встал и нахмурился, помахивая стянутой боксёрской перчаткой.
— А зачем тебе какие-то векторы?
— А как иначе пули останавливать?
Брошенная в лицо перчатка замерла сантиметрах в десяти от носа и под воздействием силы тяжести упала на пол — это я совершенно машинально лишил её кинетической энергии.
— Понял? — усмехнулся Лев. — Не пытайся погасить скорость встречным импульсом, просто нейтрализуй энергию. Не понимаю, как это у тебя получается, но ведь получается же?
Я только хмыкнул. Тут и в самом деле было о чём подумать.
Четверг ничем особенным не запомнился. Обучение понемногу становилось рутиной, как, впрочем, и патрулирование улиц. Объявленный после налёта на кассу взаимопомощи режим усиления отменили, и мы уже не катались по выделенным нам кварталам, а продолжили знакомство с городом. В пятницу первый раз ездил с Кариной — невысокой и чёрненькой, отличавшейся спортивным сложением и крепким задом, что покрой формы нисколько не скрывал. Барышня поглядывала на меня как-то очень уж насмешливо, и это выводило из себя просто несказанно, но в остальном оказалась напарницей толковой: и прикрывала грамотно, и сама при проверке документов не тушевалась.
На вечерней тренировке я особо не упахивался, ещё и ушёл на полчаса раньше, лишив сослуживцев традиционного развлечения «вышиби из Пети дух сгустком сверхэнергии». У них, конечно, это теперь не особо и получалось, но азарта действу сие обстоятельство лишь добавляло.
Сегодня, как и в прошлый раз, Валентина должна была приехать сразу в ресторан, и хоть Альберт Павлович клятвенно заверил меня, что накладок не случится, внутрь я проходить не стал, принялся выхаживать туда-сюда неподалёку от крыльца с мраморными львами, призванными вызывать ассоциации со столичными скульптурами. Рассудил я просто: ради пользы дела куратор запросто может вновь выставить меня на посмешище, так пусть лучше расфуфыренный вахтёр втихомолку посмеивается, чем в очередной раз на глазах обслуживающего персонала и почтенной публики опозорюсь. Ещё и потраченными деньгами опять попрекнут. Ну его к лешему!
Как в воду глядел: Валя не появилась ни в девять, ни в четверть десятого, и пятнадцать минут спустя ничего тоже не изменилось. На южном ветру — не слишком холодном, но очень уж пронзительном, — я понемногу начал замерзать, но покинуть пост не было никакой возможности, а зайти в ресторан мешала гордость. Ну, или упрямство — это как посмотреть.
Мысленно я костерил Альберта Павловича как только мог, доставалось и вертихвостке Вале, пусть от той зависело ничуть не больше, чем от меня самого. Уж не знаю, до какой степени бы себя накрутил, если б в тридцать пять минут к ресторану не подкатил извозчик — был тот далеко не первым за время моего ожидания, только этот привёз долгожданную красотку.
К моему удивлению, сегодня Валентина оделась предельно скромно и выглядела уже не роковой красоткой, а барышней, безусловно привлекательной, но при этом ещё и однозначно стеснённой в средствах. Ума не приложу, как она добилась такого эффекта, всего лишь сменив платье — макияж и причёска остались прежними.
Пока Валя поправляла перед зеркалом волосы, я без зазрения совести разглядывал её фигуру и пришёл к выводу, что Юлия Сергеевна выглядит ничуть не хуже. Лицо — да, на любителя, а вот сложением дворяночка ничем медсестре не уступала, по крайней мере — так виделось со стороны.
— Не скучал тут один? — поинтересовалась Валентина, взяв меня под руку.
— Ничуть, — ответил я чистую правду.
— Вот и молодец.
Услужливый официант повёл нас к забронированному столику, и уже где-то на полпути Валя вдруг встрепенулась.
— Ой, а можно нам сесть рядом с аквариумом?
Официант на миг заколебался, но потом ответил дежурной улыбкой и указал рукой в нужном направлении.
— Прошу…
Мы двинулись в обход стола, за которым пировала шумная компания молодых людей. Те, несмотря на не столь уж поздний час, пребывали в изрядном подпитии и оттого заметно выделялись на фоне прочей публики, респектабельной и солидной. В институте я насмотрелся на всякие костюмы — и приобретённые в магазинах готового платья, и пошитые на заказ, поэтому сразу оценил дорогую ткань и модный покрой нарядов развесёлых гуляк. Если прозрачные камушки в перстнях, заколках для галстука и запонках вполне могли оказаться простыми стекляшками, а сам жёлтый металл — дешёвым сплавом, то на пошив каждого из костюмов ушло никак не меньше моего годового довольствия совершенно точно.
Всем немного за двадцать, все — операторы. И холёные. Одно слово — мажоры.
Внутри заворочалось раздражение, но прошёл мимо молча. И всё бы ничего, да тут Валентина подёргала меня за рукав и как-то очень восторженно произнесла:
— Петя, это ведь осётры, да?
Тогда-то на нас и обратили внимание.
— Эй! — толкнул соседа один из богатеньких мальчиков. — Ты только глянь, это ж медсестричка с Кордона!
— Точно, она! — согласился тот. — Помню эту кралю!
— Надо её на танец пригласить, — оживился третий.
— Сдурел? — прогундосил молодой человек, слегка полноватый и даже одутловатый. — Она же за день столько удов щупает, сколько не всякая шлюха за всю жизнь видит! Вы же говорили, это приличное заведение! Кто сюда эту профурсетку пустил?!
Говорил он в нос и с заметным акцентом, но расслышал я его предельно чётко, внутри всё так и закипело. К голове прилила дурная кровь, и тогда Валя слегка стиснула пальцы на моём плече, не позволяя остановиться и обернуться. Оглянулась сама, улыбнулась и обратилась ко мне:
— Петя, а ты видел когда-нибудь мальков осетра? Они ма-а-аленькие. С мизинчик!
Последнюю фразу она не только произнесла, слегка повысив голос, но ещё и руку подняла с выставленным вверх соответствующим пальцем, и что случится дальше, я понял ещё прежде, чем раздался звон бьющихся тарелок и грохот опрокинутого стула.
Энергетический фон так и колыхнулся!
— Сука! — раздался истошный визг, и я толчком отшвырнул Валю в сторону, а сам крутанулся на месте и едва успел задействовать сверхспособности для защиты от огненного шквала, налетевшего миг спустя.
Линза ионизированного и уплотнённого воздуха приняла на себя удар, лопнула и рассеялась под яростным натиском теплового излучения, но привнесла хаос в изначально не самое стабильное воздействие, и то не сумело совладать с моим активным заземлением, обдало нестерпимым жаром, обошло с двух сторон, разом обнулило потенциал и откинуло на пару шагов назад, но и только!
На соседних столах, по счастью ещё не занятых, заполыхали скатерти и полопалась посуда. Аквариум и вовсе взорвался, и кругом расплескалась вмиг закипевшая вода, забились на полу не успевшие свариться в ней рыбины.
Сосед ухватил обезумевшего толстячка за руку, получил пухлым кулаком в зубы и отлетел. Я даже не успел воспользоваться этой краткой заминкой: только усилием воли вогнал себя в резонанс, и вот уже с дрожащих рук противника сорвался косматый плазменный шар.
Энергия лишь начала вливаться в меня, нейтрализовать смертоносный снаряд не хватило бы силёнок, и я погасил шаровую молнию, как гасят мячи волейболисты: приложил вертикальным импульсом — сверху вниз! Попутно прыгнул за стол, толчком перевернул его, и — рвануло!
Расплескалось пламя, взметнулось по портьерам к самому потолку. Кто-то покатился по полу, кто-то завизжал. Оркестр прекратил играть, посетители, толкаясь и сбивая друг друга с ног, бросились к выходу беспорядочной толпой.
А мне — не убежать. Просто не успею.
И я не рискнул спасаться бегством, вскочил на ноги и выплеснул вовне всю накопленную на этот момент сверхсилу. Рассчитывал ошеломить противника или даже сбить его с ног, чтобы сблизиться и вырубить прямым в голову, а вместо этого сказался эффект притяжения энергии в противофазе с обычной. Пухлый мажор был пьян и зол, он не сумел совладать со способностями, и его встречное воздействие вырвалось из-под контроля, обернулось яростным гулом оранжевого огня, перекинулось на рукава пиджака, охватило ладони.
Оператор завизжал и окончательно обезумел, принялся махать руками, не в силах остановить беспорядочный выброс энергии. Языки пламени расплёскивались во все стороны длинными всполохами, и я бросился к нему, намереваясь сходу перебить входящий поток и отсечь противника от сверхсилы, но приятели разбушевавшегося мажора меня опередили, накинулись на него со всех сторон и повалили на пол. Совместными усилиями они заблокировали способности товарища и накрыли скатертью, а тот дёргался и бился в эпилептическом припадке, изо рта повалила пена.
— Уйди! Да уйди ты уже, ради бога! — заорал на меня один из молодых людей. — Доктора! Есть тут доктор? Помогите!
И я отступил. На последних секундах резонанса сверхэнергия вливалась особенно мощным потоком, и погасить портьеры и скатерти не составило никакого труда, дальше я разогнал дым и огляделся в поисках Вали. Кругом царил бедлам, но к посетителям ресторана — тем, которые не успели удрать, — понемногу начало возвращаться самообладание; две матроны, спустившиеся со второго этажа, и вовсе поспешили на помощь припадочному. Их спутники выстроились у ограждения галереи, но в ступор впали отнюдь не все.
— Негодяй! — гулким басом прогудел оттуда какой-то начальственного вида господин с пышными бакенбардами, переходившими в усы. — Ты что тут учинил, подлец?!
Обращался он определённо ко мне, и лишь хорошее воспитание и наказ родителей уважительно относиться к старшим не дали сорваться на мат.
— Я устроил?! — лишь бросил вместо этого в ответ. — Вам бы к окулисту обратиться, господин хороший!
— Мальчишка! Наглец! Да в моё время таких на конюшне пороли!
Тут меня выбило из резонанса, и лишь неимоверным усилием воли я не позволил рассеяться набранному потенциалу, спешно разжёг алхимическую печь, поэтому и замешкался с ответом. А когда оскалился, на плече сомкнулись сильные пальцы, ещё и сдавили так, что от боли едва не потемнело в глазах. Незаметно приблизившаяся Валя слегка потянула, заставляя меня повернуться, и я увидел двух полицейских чинов при полном параде, спешивших к нам через зал, вот и совладал с эмоциями. Но от шпильки всё же не удержался.
— Повезло мне, что ваше время прошло.
Важный господин побагровел, указал на меня и рявкнул:
— Взять его!
Я стряхнул с себя руку Валентины и развернулся к полицейским. Один был лет двадцати пяти на вид, худой и жёсткий, определённо очень опасный и ко всему прочему — оператор. Другой, раздобревший, лощёный и холёный, выглядел лет на пятнадцать старше. И оба оказались настроены решительней некуда, молодой уже и револьвер из кобуры вытянул.
Медлить я не стал и вскинул левую руку с красной корочкой сотрудника комендатуры.
— ОНКОР! — объявил так, чтобы услышали все кругом, затем отработанным движением пальцев удостоверение раскрыл.
Молодой после мимолётного колебания сунул револьвер обратно в кобуру, а вот лощёный кинул взгляд на господина в штатском. Тот раздражённо прикрикнул:
— Чего встали? Вяжите подонка! В околотке разберётесь, что за фрукт!
Полицейский постарше шагнул вперёд, и я посоветовал:
— Даже не думай!
По пальцам правой руки прошлись щекоткой электрические разряды, и лощёный тип замер в нерешительности, а когда молодой потянул в себя сверхсилу, я нервно дёрнул головой.
— Не выгорит! — Понял, что не убедил, и добавил: — А выгорит — пожалеете. Статья сорок девять пункт два и семьдесят седьмая пункт один. Вплоть до высшей меры наказания.
Я вовсе не был уверен, что не напутал с первой статьёй, но это и не имело никакого значения: подействовали уверенность в голосе и казённый тон. К тому же в зал начала возвращаться публика и метались пытавшиеся навести порядок официанты, свидетелей было хоть отбавляй. Самоуправство выйдет боком.
— Придётся действовать по протоколу, ваше превосходительство! — извиняющимся тоном произнёс лощёный.
Тут-то я и сообразил, что испугало Валентину вовсе не появление полицейских само по себе, а их погоны. По крупной звезде у одного, по три у другого. По-нашему — старший лейтенант и майор. А приказы им отдаёт некий его превосходительство!
Ох, Альберт Павлович, в какую историю ты втравил меня на этот раз?
Не так давно я уже задавался этим вопросом и вот — опять!