Медсестра зашла перед сном, занесла таблетки для Селли и, пока та их старательно глотала, запивая водой, стояла рядом и щебетала, поправляя подушки и одеяло:
– Как ты тут? Не скучаешь? Понимаю, лежать в больнице грустно, обидно, скучно... Особенно когда родственники не навещают... Но завтра утром у тебя анализы, если будет улучшение, то доктор обещал – тебя переведут домой. Честно.
Селли, сидя в кровати, замотала головой:
– Мне и тут хорошо. Правда-правда. И ничего не скучно. И в школу ходить не надо.
– А ты не любишь? – Медсестра улыбнулась. Селли тут же призналась:
– Там скучно. И заставляют учить всякую глупость.
– Никогда не знаешь, Селли, что тебе пригодится в жизни.
Селли притянула ноги к груди и обняла их:
– То, чему учат в школе – точно не пригодится. Интегралы-астралы-аммониалы всякие...
– Прости? – не поняла медсестра. – Наверное, я отстала от жизни и учебы, хотя, казалось бы, всего пару лет назад закончила школу.
Девчонка тринадцати лет скорчила забавную рожицу, закатывая глаза и выражая всеобщее одурение от учебы, так что медсестра не удержалась и рассмеялась:
– Ты красивая девушка, Селли, быть может ты и права, не нужны тебе всякие школьные премудрости.
Она достала из кармана розовой в белые кошки блузы расческу:
– Позволишь? У тебя такие шикарные рыжие кудри, Селли.
Та улыбнулась и чуть развернулась на кровати, позволяя себя расчесывать – эта ночная медсестра ей очень нравилась: она была ласковой, доброй, очень заботливой – всегда погладит по голове, принесет в обход врача конфеты или сладости, поправит кровать и разрешит посмотреть телевизор хоть всю ночь, лишь бы тихо.
– Кстати, конфету хочешь?
В ладонь Селли легла небольшая шоколадная конфета в яркой обертке.
Медсестра подмигнула:
– Ешь, я не скажу врачу, что мы тут немного шалим. Кстати, я сейчас закончу с твоей гривой и пойду дальше делами заниматься, а ты можешь смотреть телевизор, только тихо, договорились?
– Договорились! – Селли быстро съела конфету, яркая обертка тут же исчезла в руке медсестры.
– Ну, я пойду! – Медсестра улыбнулась на прощанье. – Не скучай.
Селли кивнула в ответ, её неудержимо стало клонить в сон.
***
Грег вернулся от шефа Райли, неся под мышкой большую папку с делом. В отделе было тихо – как закончились лихие семидесятые со всплеском вампиризма, так их отдел только сокращали и сокращали. Сейчас весь Лондон и Альбион включительно защищали от колдовства, магии и фейри всего пятеро детективов. Клык носился по делам, Лис работал под прикрытием, точнее просто слонялся по Лондону в лисьем обличье, Граф читал газету.
Алекс, сложив руки на груди, привычно замер перед доской объявлений. На ней было положено вывешивать новости, ориентировки и приказы, но иначе, чем «Их разыскивает Темный Охотник», её в отделе никто не называл.
На ней, уже который год, исправно висели несколько портретов, нарисованных от руки – не позирую фейри по всем правилам бретильонажа.
Первым висел портрет Палача, высшего фейри Неблагого двора, любовника Королевы Зимы, искусного тенеплета (он был учеником самого Тенедара) и покровителя некромантов. Преступлений за ним было много, пожалуй, это был самый, с точки зрения Охотника, разыскиваемый фейри. И самый недоступный – сил в Спец. отделе, чтобы заловить и остановить этого фейри, не было ни у кого. Под его портретом висела парочка его человеческих учеников – лорд Уинтер, с надписью «предположительно, жив» и Филлипс, с надписью «предположительно, мертв». Два некроманта, которых до сих пор так и не удалось взять.
Вторым по важности и такой же недоступности висел портрет лорда Погибели детей. Надменный выходец из Эйре с зелеными глазами и рыжими волосами. Под его портером было кратко перечислено: «Проклят ковеном тринадцати ведьм Альбиона. Проклятье утверждает, что он никогда не добьется успеха в своем нечестивом деле. В его имени всегда фигурирует терновник – Торнтон, Торндейл, Торнлесс, Торнвуд, Эшторн, Уиллторн. Покровительствует убийцам, маньякам, истязателям детей. Пропал в 1914 году, предположительно мертв. Хотя есть отдельные свидетельства, что его видели после 2000 года».
Третьим по значимости и, пожалуй, единственный, кого их отдел действительно мог остановить и засадить за решетку, был Менестрель – полукровка, Хранитель памяти, устроивший два магических взрыва с жертвами – в Лондоне 2000-го года и в Харвиче, спустя шесть лет.
И последней, самой непонятной висела словесная ориентировка: «темноволосый, смуглокожий фейри со слепой, без прорезей для глаз маской на лице, выполненной в виде клюва ворона». Этому вменялись преступления в самой известной школе-пансионе для одаренных детей «Рябине», расположенной в Эшберри, – танцы с детьми, вызвавшие смерть или инвалидность.
Грег подошел к другу, вставая рядом:
– Алекс...
Тот дернул плечом:
– Я в порядке. – Он повернулся к Грегу. – Что нового?
Тот вместо ответа протянул папку с бумагами.
– Отдел по борьбе с преступлениями против детей осенило спустя полгода.
Алекс открыл папку и залистал страницы с фотографиями пострадавших девочек лет двенадцати-четырнадцати.
Грег пояснил:
– Уже больше года всплывают нехорошие фотографии с девочками, самих пострадавших удалось обнаружить – никто из них ничего не помнит, ни единого эпизода. У всех полная амнезия. Район обитания жертв почти один, но... Они никогда не пересекались. Разные школы: одна девочка училась в государственной, остальные в различных частных школах, – разные увлечения, разные друзья. Даже библиотеки, торговые и развлекательные центры они посещали разные. Две девочки занимались танцами, но в разных студиях, в прямо противоположных концах города. Еще одна брала уроки рисования, другая училась на модель. Точек соприкосновения никаких. Единственная зацепка – пара показаний их подружек: видели несколько раз, как возле них крутился молодой парень. Его предположительный портрет прилагается. Одной девочке даже удалось сфотографировать парня, тайком, как она утверждает. Фото со смартфона, но вполне годное. Выйти на след подпольной студии так и не смогли, как и найти подозреваемого. Спустя полгода «мистера Элементарно» осенило – его электронные мозги направили дело к нам на консультацию.
Охотник как раз открыл страницу с фотографией подозреваемого, посмотрел на неё и закрыл папку:
– Как же нас не уважают. Идиоты.
– Алекс?
Тот скривился:
– Это Красавчик, полукровка-фейри с даром любви. Владеет собственной фотостудией, снимает, как правило, эротические календари и прочую глупость. Насколько я помню, прежде в таком... – Он постучал пальцем по папке, – не замечен. Но все бывает впервые. Так и передай Райли.
Он полез в карман пиджака, проверил наличие сигарет и спичек и пошел на лестницу – на крыше была расположена курилка. Дураков идти за ним не было, Грег проводил его тревожным взглядом и пошел обратно к начальству.
***
Дело со скрипом передали им, правда, уже после неудачной попытки арестовать Красавчика. Тот растворился в воздухе перед ошеломленными детективами отдела преступлений против детей. Так что Райли очень просил взять Красавчика, но с требуемыми королевскими судами доказательствами – просто чтобы утереть нос зазнайкам-полицейским, считавших их Спец. отдел филиалом безумных.
Алекс, сидя дома в своем кабинете, перебирал бумаги с именами пострадавших девочек, ища общие точки соприкосновения.
Рация, лежавшая на столе рядышком, изредка попискивала, выдавая сообщения. Наблюдение за Красавчиком продолжалось, но пока безрезультатно.
Алекс нахмурился. Зацепок почти не было, кроме показаний подружек, а это ни один суд не примет в качестве доказательства. Охотник ругнулся, откидываясь на спинку кресла:
– Холмы и чертополох!
Этот низший фейри-полукровка по прозвищу Красавчик у Алекса уже поперек горла стоял.
Вот как дар любви фейри, случайно столкнувшись где-то в дальних потомках с даром Неблагого двора, трансформировался в такое?! Превратился в... Красавчика, играющего на низменных человеческих страстях?
Служебная рация ожила голосом Натаниэля Пиклза, вампира из девятнадцатого века, согласившегося им помогать – своя группа круглосуточного наблюдения в столичной полиции конечно же была, но она не справлялась со слежкой за магическими существами, так что их шеф, Райли, предпочитал набирать для таких случаев своих знакомых.
– Охотник, это Пиклз. Красавчик собирает свои кофры с аппаратурой. Видимо, собирается на дело.
Алекс вскочил из кресла, рванув в сторону оружейной комнаты и отвечая уже на ходу:
– Это Охотник, буду через полчаса.
– Понял, Охотник. Вряд ли он прокопается с полчаса – уже загружает первый кофр в багажник. Отвлечь его?
Алекс рыкнул:
– Никакой самодеятельности! Пусть загружает.
Ему отозвался уже Клык:
– Я рядом, буду через десять минут, Охотник, так что прослежу за ним. Граф и Лис на подстраховке, о цели его поездки сообщим, во всяком случае о направлении.
Алекс, с трудом сдерживая себя, ответил и этому:
– Я сказал, что поеду к дому, Клык. Это значит, что я еду к дому. На все остальное мне плевать. Кстати, удачи, Клык.
– О, спасибо, Охотник. И тебе того же и по тому уже! – По тону Клыка было совершенно не ясно: то ли обиделся, то ли иронизировал.
– Гре-е-ег! – Алекс крикнул в сторону лестницы на второй этаж: – у тебя пять минут на сборы! Красавчик выбрал жертву!
Грег не стал размениваться по мелочам – спрыгнул вниз с площадки второго этажа и помчался вслед за другом. Он привык уже, что вставший на след Охотник ждать не будет.
***
Рация стонала и шептала множеством голосов:
– Это Лис, Красавчик едет в сторону... Черт, я потерял его! Его машина просто испарилась в воздухе прямо передо мной!
– Это Клык, преследование продолжаю – едем в сторону центра.
– Это Облако, подтверждаю, едем в сторону центра. Сворачивает к набережной.
– Это Клык, Облако – прекрати дурить, мы едем все еще прямо!
– Он свернул направо! Продолжаю преследование...
Стоя у открытой задней дверцы машины, Грег меланхолично прислушивался к происходящему, поправляя бронежилет и проверяя амуницию – Алекса он знал слишком хорошо: встав на след Охотник не остановится. И то, что дело закончится только преследованием, он не верил. Бывали уже штурмы. И без разрешения начальства. Алекса, идущего к цели, не останавливали мелкие формальности.
Рация отозвалась рыком Клыка:
– Проклятье, я его потерял.
Было слышно, как в воздухе шумели спешно поднятые по тревоге вертолеты, как отчитывались патрульные, проверяя район за районом... Но Алекса это мало волновало.
Охотник под заинтересованным взглядом одетого в стиле викторианского Альбиона Пиклзом плел что-то невидимое в воздухе – прямо от дверной ручки дома Красавчика, отходя все дальше и дальше к машине. Пальцы сновали туда-сюда, что-то переплетая и поправляя в видимом только ему волшебстве. Затем он прищурился, приподнял пальцы почти к самому рту и медленно выдохнул...
Сияя золотистым светом в воздухе от двери дома Красавчика и уходя куда-то вдаль повисла нить.
– Тепло его рук, – пояснил Алекс, – Грег, хорошо видно?
Тот кивнул:
– Да, сэр.
– Тогда за руль, «Да, сэр», и газу! Нить продержится долго, а вот девочка – нет.
Пиклз рванул было к машине, но его остановил холодным взглядом Алекс:
– Простите, гражданских не берем!
***
– Это больница! Это чертова больница святой Терезы! – Грег выдохнул в рацию, паркуя машину на стоянке. Алекс дожидаться не стал – выпрыгнул на ходу, стоило только свернуть к парковке.
Клык отозвался быстрее всех, перекрывая рык своего мотоцикла:
– Я рядом. Без меня, Зверь, не начинайте.
– Да, да, да, – проворчал Грег, выскакивая из машины и бросаясь к служебной двери больницы, возле которой уже во всю колдовал Алекс.
Рация голосом Райли холодно заметила:
– Зверь, Охотник, дождитесь оперативной группы. Я сейчас свяжусь с охраной больницы, предупрежу. Сами не лезьте, все ясно?
Ответом ему был щелчок открытой с помощью магии двери.
– Шеф, мы внутри, переходим в режим тишины. – Грег вслед за Охотником выключил рацию и вошел в полуосвещенный коридор больницы. Было пусто и тихо. Пахло мокрым бельем, автоклавом, химикатами и немного едой – видимо, это были служебные помещения больницы. Алекс, буквально став похожим на рвущуюся к цели гончую, не замечал ничего, только тонкую сияющую нить, ведущую их все дальше и дальше по пустому этажу.
Одиноко висящей под потолком камере с красным огоньком Грег на всякий случай показал свое удостоверение, неуверенный, что его заметят.
Тихо, осторожно, достав оружие и сняв его с предохранителя, они шли дальше мимо закрытых дверей с надписями «Склад мягкого инвентаря», «Аптека», «Автоклавная».
Нить исчезла перед дверью без таблички. Просто номер, ничего не поясняющий. Впрочем, Грег вспомнил план этажа, который попался ему на глаза в самом начале:
– Алекс, комната небольшая, одно окно, выход один.
– И он перед нами, – выдохнул Алекс. – Под пули не лезешь, к Красавчику не рвешься – он мой. Ну... Холмы и чертополох... Вперед?
– На счет «пять». И сам под пули не лезь.
Напоминать, что Алекс привычно проигнорировал и шлем, и бронежилет, Грег не стал – все равно фейри его не послушает. Хорошо еще, что в руках уже не меч держит, а все же пистолет.
Грег стал еле слышно считать, одновременно выбрасывая пальцы:
– Один, два, три... – Дальше только на пальцах: «Четыре. Пять!»
Как более сильный, Грег выбил дверь, влетая первым в ярко освещенную софитами комнатку:
– Полиция Лондона, всем стоять! – Его крик потонул в грохоте стрельбы – поверх его плеча Алекс открыл огонь в белоголового фейри, замершего у кровати возле полураздетой девочки.
Больше Палача Охотник ненавидел только Погибель детей. Иногда Грегу казалось, что кто-то из родных Алекса где-то в таком же возрасте пострадал, как те дети, на поиски которых Охотник вечно вызывался первым. Возможно даже, от руки Погибели. Должно же быть объяснение той ненависти, которую Алекс испытывал к этому фейри, оказавшемуся живым.
***
Комната была небольшой, может, чуть больше обычной палаты. Из мебели лишь одна кровать, сейчас заправленная шикарным шелковым бельем. Вокруг несколько софитов, заливающих ярким светом рыжую девчонку, свернувшуюся клубочком на кровати и готовую раствориться в этом свете, лишь бы исчезнуть из этого страшного места. Камера была направлена на кровать, но сейчас огонек на ней не горел – она не снимала. И уже не будет снимать.
Огромное окно было разбито, и осколки от него валялись повсюду, шурша под ногами и раздражая запахом свежей крови – Погибель никогда не носил обувь, и сейчас его стопам было очень плохо. Его даже прозвали Босоножкой. Он замер у кровати, протягивая руку девочке, рассматривающей его снизу вверх, словно загнанный и затравленный зверек. Рукав серой футболки Погибели медленно пропитывался кровью – Алекс все же попал в него. Но несмотря на рану глаза Погибели сияли синим гневом, а руки светились ярче софитов – на пальцах его плясали солнечные зайчики, готовые сорваться в любой момент.
За спиной Погибели спрятался молодой парень-блондин, немного напуганный и заставивший всех замереть только одной фразой:
– Всем стоять! Не стрелять!!! – Крик был отчаянный и очень похожий на женский. И волшебный притом – Грег понял, что не в состоянии сделать ни шага, а ведь должен! Должен защитить девочку, должен арестовать Погибель, должен не дать Алексу совершить непоправимое – то, что он сам себе потом, по зрелому размышлению, не простит.
Красавчик замер у стены под прицелом пистолета Грега – обычно смазливое лицо исказилось до неузнаваемости, и он с ненавистью и страхом косился на пистолет Грега и... На Погибель.
У противоположной стены, у самого изголовья кровати сжалась в комок женщина в костюме медсестры, тихо шепча:
– Это не я, меня заставили...
Все это, как и застывшего рядом Алекса с пистолетом в руке, направленном на Погибель, и яростью в глазах, готовой выплеснуться наружу, Грег заметил моментально, привычно – как на учениях, когда за миг, врываясь в незнакомое место, надо запомнить все и выбрать цель. Только сейчас все немного отличалось от учений и привычных операций – пошевелиться Грег не мог, его сковал с головы до ног приказ молодого фейри – «стоять!». Он и стоял, не в силах пошевелиться, пытаясь понять: как они с Алексом будут выкручиваться? Он впервые столкнулся с такой магией.
Мешало и не укладывалось в картинку происходящего только одно: разбитое окно. Впрочем, босые и израненные ноги Погибели тоже раздражали. Но не Алекса. Рука его дрожала от напряжения, а голос звенел похлеще набата:
– Не знаю: как. Не знаю: когда... Но я остановлю тебя, Погибель! Ты попался на преступлении, и закон Альбиона настигнет тебя, или я не Охотник! – последнее он почти прокричал, ненависть и гнев (кажется, на самого себя) исказили обычно красивый голос до неузнаваемости.
Погибель прищурился на миг, а потом неожиданно улыбнулся, словно оттаял, словно решил наконец-то какую-то головоломку.
– Кажется, произошло недоразумение, – мягко сказал он, опуская руки – солнце на его пальцах чуть притухло. Пальцы скользнули по голове девочки, приободряя её и поглаживая.
– Руки прочь от ребенка!!! – прогрохотал Алекс, дуло пистолета в его руках несмотря на запрет фейри чуть качнулось, показывая, что он отчаянно борется за способность двигаться.
Погибель осторожно убрал руку от девочки:
– Мы с вами на одной стороне. Я тоже пришел сюда, чтобы защитить девочку. Я лорд Хранитель детей.
Рыжая девочка ожила и выдавила:
– Это я позвала ангела-хранителя, констебль. Он пришел меня спасти!
Погибель как-то обреченно и устало поправил её:
– Не ангел. Просто хранитель, малышка.
Грег, понимая, что Алекс связан десятилетиями ненависти к Погибели, медленно спросил у темноты:
– Клык, окно выбил ты или...? – Его выдал запах.
Вампир тут же материализовался у самой шеи Погибели, заставляя того вздрагивать – фейри умели ускорять или замедлять время, но двигаться молниеносно сами по себе они не могли, в отличие от вампиров.
– Констебль полиции Лондона Клык. Простите за прозу жизни, но мои клыки на вашей шее. Погибель, заставьте вашего парня молчать, иначе покинете этот мир гораздо раньше Тейнда.
– Тим… – Погибель – или Хранитель детей? – бросил извиняющийся взгляд на парня, сопровождавшего его, – не вмешивайся, пожалуйста.
Грег напомнил:
– Клык, окно.
– Окно уже было разбито, – отрапортовал вампир. – Это не я.
Грег скосил глаза на друга:
– Алекс, кажется, Поги... Хранитель не врет. Тим, пожалуйста, отпустите меня и моего напарника – нам надо арестовать Красавчика.
– Простите, – вновь вмешался Поги… Хранитель детей, – но с Красавчиком позвольте разобраться мне – все же я прибыл раньше. Клык, ничего опасного, я просто отпущу заклинание света, хорошо? Оно уже заждалось... Для вас это неопасно, я клянусь своей жизнью.
– Грег? – уточнил Клык.
– Не. Смей! – подал голос Охотник, и соглашаясь с ним заблеял Красавчик:
– Я сдаюсь органам правосудия, Погибель. Ты не имеешь права, понял? Я сдаюсь!!!
– Не надейся на сделку, Красавчик, – отрезал Грег. – И...
Что-то заставило его все же поверить Хранителю: откровенный страх на лице Красавчика, вера, сиявшая в глазах девочки, или собственное любопытство?
Он, в отличие от Охотника, умел перешагивать через свои заблуждения:
– Хранитель, у вас пара минут. Потом в дело вступаем мы. Клык, не мешай.
Солнечный свет сорвался с пальцев Погибели, формируя столбы, заключившие в себя Красавчика, медсестру, Клыка, Охотника и самого Грега.
Словно в яркий день смотришь на солнце, которое вокруг тебя. А солнце смотрит на тебя. И только поглаживание по голове, будто ты ребенок. Свет тает и исчезает, не причиняя тебя вреда.
Солнечный столб вокруг Клыка рассеялся так же быстро, как вокруг Грега. Чуть дольше он замер вокруг медсестры, заставляя её падать на пол – Клык тут же перемахнул через постель, надевая на женщину наручники:
– Именем закона вы арестованы. Вы не обязаны говорить что-либо. Однако это может навредить вашей защите, если вы не упомяните при допросе то, на что впоследствии собираетесь ссылаться в суде. Все, что вы скажете, может быть использовано, как доказательство.
А столб, вобравший в себя Алекса, все горел и горел. Потом, через пару минут, до одури напугавших Грега, он стал тухнуть, отпуская мокрого как мышь детектива на свободу. И лучше не знать, о чем говорили свет и Алекс.
Красавчик же... Он просто исчез в свете – сгорел дотла, осыпаясь кучей пепла.
– Лихо, – буркнул Клык. – И вы еще, Хранитель детей, говорили, что это неопасно?
– Для вас, – напомнил фейри, садясь на кровать рядом с девочкой и обнимая её: – это был сон, ничего плохого не случилось. Просто кошмар, так бывает. Ты сейчас заснешь, а проснешься в своей постели, и утром все будет хорошо – никакие кошмары больше не коснутся тебя, малышка.
– А... Ага, ангел... – сонно сказала девочка, обмякая в его руках.
Грег подошел ближе, доставая из кармана пакет со стерильной повязкой:
– Поги... Извините, Хранитель, позвольте вам помочь с раной.
И именно этот момент выбрал Алекс, чтобы сбежать – он просто вышел через разбитое окно, несясь куда-то прочь.
– Проклятье, – выдавил Грег, – Клык, сам разберешься тут – я за Алексом. И я у тебя сумку возьму, хорошо? Моя-то в машине...
Со стоянки донесся рык резко набравшей скорость машины.
Клык вздохнул:
– Охренеть, а не напарник…
***
Грег за время дружбы с Охотником уже привык к резким переменам в его настроении и внезапным вспышкам гнева.
Если он, хватая пачку сигарет и коробок спичек, летит на крышу отдела, то у него настроение «я сейчас вас всех убью!». И пока он не сожжет все до последней спички в коробке, назад он не спустится. Клык как-то предлагал скинуться всем отделом и купить ему годовой запас каминных спичек – дольше горят. «…А, значит, и жить дольше будем!» – но дальше шутки Клыка это не пошло, и Грег привычно забивал верхний ящик своего рабочего стола коробками со спичками. И волновался каждый раз, когда лицо Алекса каменело, и он спешно искал сигареты.
Если настроение Алекса стремилось к «охренительно!» и «не стой у меня на дороге!», то он садился в машину и гнал за город, в свой уединенный коттедж на берегу озера. Там долго сидел в одиночестве у кромки воды, никого к себе не подпуская и не разговаривая.
Бывало и хуже – настроение «офигительно плохо!». Тогда Алекс бездумно мчал на машине в сторону океана. И не показывался в отделе почти неделю. К счастью, такое редко случалось.
Сегодня впервые Алекс не просто гнал машину к океану... Он знал, куда ехал. И ехал он далеко на север, через Йорк, Эдинбург, Абердин, Терсо, а потом по проселочным дорогам, пока машина могла двигаться.
Он остановился лишь достигнув пролива Северный Минч, заглушил машину, даже дверцу не закрыл и сел прямо на обрыв скалы с непоколебимой уверенностью в собственном бессмертии.
Ноги болтались над пропастью, руки вцепились в траву, которая щедро росла вдоль кромки суши, а глаза... Глаза смотрели в никуда.
Кажется, это была новая градация в настроении Алекса. Грег назвал её «звездец».
О мыслях Алекса Грег даже боялся думать, тихо на четырех лапах подходя к другу.
Огромный спокойный сейчас океан в малочисленных мелких льдинках, синее безбрежное небо, ласково обнимающее воду где-то далеко. Бездна под ногами – скалистый пляж где-то внизу почти не считался. Чуть пожухлая, но упрямо зеленая трава под рукой.
Первозданная тишина, и только стаи арктических монахов в небе иногда мурлыкали, разбивая её. Шорох волн почти не был слышен, он был частью этого серо-голубого безмолвия, он врос в это небо и воду, как пегие, в красных кружевных каплях крови слуа валуны вокруг вросли в землю.
Грег присел рядом, придвигая пасть с зажатым в зубах пакетом к Алексу.
Тот фыркнул, даже не поворачиваясь – все так же пожирал глазами сизый океан:
– Пончики... Твой вечный ответ на приближающийся конец света.
Но пакет из пасти Грега он взял, даже заглянул внутрь.
Быстро превращаясь в человека, Грег проворчал:
– Я учел масштабы катастрофы – купил еще и кофе.
Фейри достал бумажный стаканчик:
– Остыл, – констатировал он, согревая кофе магией. – И одевайся быстрее.
– Холодно смотреть? – уточнил Грег, доставая из сумки Клыка свою одежду и быстро одеваясь.
– Ты пейзаж портишь. Превращаешь эпическое полотно «Я и небо» в пошлую картинку «только для взрослых!».
– Пф-ф-ф, словно тебе впервой, – проворчал Грег, утопая в вороте свитера. Он натянул белье, поправил джинсы, надел и зашнуровал кроссовки. Сел рядом на скалу, опуская ноги вниз, в бездну, полную камней и воды:
– Пончик подай, пожалуйста.
– Холмы и небеса, как же без тебя было хорошо! – вздохнул Алекс, тем не менее пакет придвинул и даже кофе подогрел. – Помолчи, прошу.
Грег кивнул, рассматривая волны – они были пусты, ни одной спящей на волнах фигуры грозового кельпи, закутанной в одежды цвета индиго. И селки не видно.
– Они играют в шинти. Если прислушаешься, то даже услышишь удары клюшек по мячу. – все так же глядя в никуда пояснил Алекс.
Грег решился:
– Что Поги… Хранитель детей тебе сделал, Алекс? Что такого, что ты убежал сюда, на край земли?
Алекс даже повернулся к нему:
– Ничего. Что мне мог сделать Хранитель детей?
Грег заметил, что тот впервые назвал Погибель его истинным именем, значит, признал, что все это время ошибался.
– Тогда... Палач?
– Получается, что Палач, – легко согласился фейри, а ним никогда же не бывает легко. – И неважно, что, Грег. Столько спичек я с собой не взял, а убивать тебя в мои намерения не входит.
– Но обиделся ты на Хранителя...
Алекс вновь смотрел на волны.
– Не обиделся. Разочаровался.
Рядом приземлился тупик, так отчаянно похожий на пингвина, и мурлыкнул. Алекс покосился на остатки пончика в своих руках и, отщипнув кусочек, бросил его тупику. Тот поймал его в воздухе своим ярким оранжевым клювом и, неуклюже пошатываясь на своих лапах, отошел в сторону – даже арктические монахи при фейри соблюдали этикет.
Грег много думал, пока бежал вслед за машиной, так что... Он спросил у Алекса в лоб:
–Ты хотел забрать его силу себе?
– Да, сэр, – передразнил его Алекс. – Я хотел немного изменить мир. Знаешь, в мире много плохих фейри. Тех, кого люди считают плохими: Беда, Горе, Слезы, Болезнь, Гарь... Их много, но они приходят, когда действительно плохо. Они приходят не сами, а по велению судьбы. Они слабы и не собираются поганить этот мир и делать его еще хуже. А есть те, кто как Менестрель, творят зло потому, что не думают, не отдают себе отчет в том, что не справятся и не удержат магию. Они же хор-р-рошие, они не могут сделать ничего плохого... Только в результате получается Харвич и куча трупов. Таких фейри мы настигаем и образумливаем. А есть... Есть Палач, есть Сеятель бед и несчастий, есть Хозяин огня... Есть Ненависть и Творец зла. Они сильные фейри, им мало кто может бросить вызов, и они вторгаются в наш мир и портят его, делая хуже и хуже. Остановить их могут только такие сильные фейри, как Погибель детей... О-о-о, – он с грустным смешком поправился, – Хранитель детей или Тенедар... Но дело в том, что они не спешат их останавливать. Их все устраивает в сложившемся мироздании. Они знают правила существования фейри и правила выживания, устоявшиеся за века. Они боятся перемен. Они боятся, что если тронешь такого, как Палач, то на его место придет кто-то другой, с кем еще предстоит выяснять отношения и строить правила существования. Хранитель детей или Тенедар влегкую одолели бы Палача, но они боятся перемен. Они не хотят менять мир фейри, обычный и привычный. А на мир людей им плевать. Понимаешь? Когда ты зовешься Погибель детей, то от тебя не ждут подвигов. Но если ты назвался Хранитель детей... То какого человеческого черта ты позволяешь мрази жить и ходить?! Просто ему удобен такой мир. Ему... Привычно.
– Алекс...
– А я та болонка, что лает на ветер. Не знаю: как. Не знаю: когда. Но я остановлю Палача и изменю правила мира фейри. Поэтому будь хорошим мальчиком, посиди тихо, пока я продумываю план, как взорвать мир фейри и не уничтожить этот мир.
– Алекс...
– Да-да-да, я знаю, ты со мной до конца. И это самое страшное, парень.