Что день пойдет насмарку, Аня поняла с самого утра, когда с ужасом обнаружила, что проспала. И это в день экзамена! И не просто экзамена, а экзамена у самого вредного преподавателя их потока… Грымза (так Аня называла её за глаза) сухопарая женщина за шестьдесят с вечно поджатыми губами и пронзительным взглядом из-под очков в тонкой золотистой оправе. Она славилась не только своей придирчивостью, но и патологической нетерпимостью к медлительности студентов. Её коронная фраза «Слишком медленно, садись, два», произнесённая ледяным тоном, давно стала притчей во языцех.
Наспех причесавшись и натянув первую попавшуюся одежду, Аня схватила помятый пакет с медицинским халатом и чепчиком в одну руку, в другую – учебник по фармакологии в голубой обложке, испещрённый закладками и пометками на полях. Сердце колотилось где-то в горле, когда она вылетела из комнаты общаги, едва не сбив с ног заспанную соседку, выходившую из душевой. Учиться в медицинском университете девочка из сибирской глубинки мечтала с десятого класса. Тогда она с родителями переехала в областной центр, и девушка все силы приложила к исполнению своей мечты - ночами сидела над учебниками, записалась на дополнительные курсы по химии и биологии, отказалась от всех развлечений ради заветной цели.
На улице вовсю светило июньское солнце, в кронах шелестели свежей листвой тополя, но летняя сессия не позволяла в полной мере насладиться этим. Со всех ног девушка помчалась в учебный корпус, что стоял здесь же, на территории студгородка. Небрежно махнув студенческим билетом перед носом сонного охранника, она побежала по гулкому коридору, на ходу путаясь в рукавах халата и пытаясь пристроить непослушный чепчик. Экзамен был в самом разгаре, у двери кабинета в напряженном ожидании своей очереди стояло всего пять человек. Запыхавшаяся и раскрасневшаяся, девушка поправила сбившуюся униформу и присоединилась к группе ожидающих. Попытки вспомнить выученный материал провалились, в голове стояла звенящая тишина. Время словно остановилось, секунды растягивались в вечность, а каждый взгляд на часы лишь усиливал ощущение бесконечного ожидания. Отстрелявшиеся студенты выходили с разными выражениями лиц – от торжествующих до убитых горем, вместо них заходили оставшиеся, и вот Аня тоже оказалась перед массивным столом экзаменатора. В горле пересохло от волнения, руки предательски тряслись.
- Так и будут стоять и сканировать эти бумажки, Федорова?
Голос преподавателя вырвал девушку из оцепенения. Она вздрогнула и схватила первый попавшийся билет, перевернула его, чтобы продиктовать номер, и внутри у нее все похолодело. Самая сложная тема, она вытащила самую ненавистную и путанную тему...
Билет номер семнадцать, - тихо пробормотала Аня и на негнущихся ногах пошла к свободной парте. Скрипнул отодвигаемый стул, и в аудитории вновь наступила тишина – все студенты усердно готовились отвечать. Профессор «Грымза» сидела за своим столом, поблескивая очками и строго поглядывая на притихших студентов.
Аня уставилась на злосчастный листок бумаги с вопросами и чуть не расплакалась. Она точно завалит экзамен, а бабушка вновь начнет доказывать ей, что вся ее затея с медицинским университетом – это большая глупость. Девушка сникла – она не была отличницей, учеба давалась ей с трудом, но она упорно грызла этот гранит науки вот уже три года! Ночи без сна, бесконечные конспекты, практика в больнице, где от нее, студентки, шарахались пациенты... Но экзамены она еще не заваливала и не собиралась делать этого и сегодня.
Сделав несколько глубоких вдохов, она попыталась привести мысли в порядок, как учила ее бабушка. Аня не верила во всё мистическое, но за эту технику успокоения она была благодарна старушке. Нужно было представить, что ты стоишь на своем камне у Байкала, и наблюдаешь, как волны одна за другой накатывают на берег. С каждой волной мысли становились яснее, в голове словно прояснилось, и перед внутренним взором появились страницы учебника. Мысленно девушка принялась листать их – зрительная память у нее была отменная, и вот уже на вырванном из тетради листочке стали появляться первые записи по теме билета.
Ответ нельзя было назвать блестящим. Аня сбивалась, путалась, зависала, получая раздражительные комментарии от преподавателя. "Федорова, вы вообще учили?" - недовольно постукивала ручкой по столу Грымза. "Что вы мямлите? Говорите чётче!" - подгоняла она, когда Аня запиналась на сложных терминах. Наконец всё закончилось, и она вышла в коридор, сжимая в руках зачетку. Единственная тройка за эту сессию, но как же она была ей рада!
Впереди было лето, куча планов и встреч с друзьями на съемной квартире Кати, где они собирались устроить небольшую вечеринку в честь окончания сессии. От утренней хандры не осталось и следа. На подходе к общаге зазвонил мобильник. На экране высветилось «Мамулькин», Аня тут же ответила, спеша поделиться своей радостью. Но радость треснула и рассыпалась на мелкие осколки, когда в трубке раздался плачущий голос мамы. Девушка остановилась как громом пораженная, слушая сбивчивый рассказ. У бабушки обнаружили рак, она в больнице, никаких прогнозов врачи не дают, и ей, Ане, следует как можно скорее возвращаться домой.
***
Сборы и дорога домой прошли как в тумане. Ане никогда прежде не приходилось терять кого-то из близких. Родители были живы, дедушку по маминой линии она никогда не знала, а родители отца жили в другой стране. Наскоро побросав вещи в чемодан, она попрощалась с соседкой по комнате, которая молча обняла её, понимая, что слова сейчас бесполезны. Вахтерша тетя Люда, обычно строгая и ворчливая, лишь покачала головой и тихо сказала: "Держись, девочка". Летнее солнце безжалостно палило с ясного неба, но Аню бил озноб, словно она попала под ледяной душ. Вокзал гудел обычной жизнью - кто-то спешил, кто-то встречал, смеялись дети, ругались таксисты.
Этот контраст с её внутренним состоянием казался кощунственным. Мама больше не звонила, лишь ответила коротко «Ждем» на сообщение о том, что Аня выехала. Дорога домой была уже знакома - ведь каждое лето после поступления в медицинский она уезжала на малую родину. Обычно она любила смотреть в окно на проплывающие мимо поля, леса и маленькие станции, но сейчас ничто не радовало глаз. Она механически жевала купленный на вокзале пирожок, не чувствуя вкуса, и пыталась читать учебник, но строчки расплывались перед глазами. И всегда эти поездки были радостными, наполненными предвкушением встречи с родными и любимым Байкалом, но не в этот раз.
Родной город, словно чувствуя ее настроение, встретил девушку серыми свинцовыми тучами и моросящим дождем. Перрон был наполовину пуст - лишь несколько человек спешили укрыться от непогоды под козырьком вокзала. На платформе, чуть в стороне от основной массы встречающих, уже ждал папа. Когда она поравнялась с ним, он молча крепко обнял дочь, прижав к своей широкой груди – Аня, собиравшаяся было разреветься перед выходом из вагона, сразу успокоилась, вдыхая такой родной запах отцовского одеколона.
- Как вы тут, пап? Как мама, держится? - спросила Аня, нехотя разорвав долгие объятия. Как же она соскучилась по родителям! Зимой ей не удалось приехать домой – подвернулась подработка в больнице, и она все каникулы провела там.
- Потихоньку, солнышко. Мама все больше в больнице проводит, у бабушки. Та ворчит, что вокруг нее носятся, а ей уже давно пора помирать, тебя вот только повидать еще надобно, попрощаться, - отец болезненно поджал губы, и морщинки вокруг глаз стали глубже. С тёщей у него сложились очень теплые отношения – та мудро не вмешивалась в дела семьи дочери, но и в совете никогда не отказывала. Единственную внучку обожала, а когда ту увезли в город, каждое лето забирала к себе.
Заморосил дождь, превращая асфальт в тусклое зеркало, отражающее серое небо. Подхватив сумку с дочкиными вещами, мужчина пошел к машине. Эти зеленые жигули отец Ани купил через год после их переезда в город и до сих пор отказывался менять их на что-либо другое. "Машина надежная, чего новую искать?" - говорил он каждый раз, когда мама заговаривала о замене. Старенькая "шестерка" приветствовала девушку знакомым запахом кожаных сидений и хвойного освежителя, что болтался на зеркале заднего вида. На приборной панели, как и много лет назад, лежал потертый брелок с байкальской нерпой - талисман, подаренный бабой Ниной "на счастливую дорогу".
Привычно сев на заднее сидение, Аня смотрела в окно на знакомые улицы. Мимо проплывали серые многоэтажки, пыльные тополя и редкие прохожие под зонтами. Разгоняя капли по лобовому стеклу, монотонно постукивали дворники. Но очень быстро ее мысли унеслись далеко от городской суеты - к бабушке и тем летним дням, что она проводила у нее в гостях на берегу Байкала, где воздух пах смолой и травами, а не выхлопными газами.
- Дитё на воле быть должно, нечего ей в городе-то пылюку глотать, - говорила старушка, покачивая головой. - Тут, у нас, и воздух чистый, и травы целебные. В городе-то што? Толкучка да смрад. А тут - простор, Байкал-батюшка дышит, леса шелестят. Ишь, как дитё-то расцвело, щёчки румянцем залились. Тут ей и место, тут ей и жить.
И Аня полной грудью вдыхала таёжный воздух, наполненный ароматами хвои и свежестью Байкала. Она бегала по душистым лесным полянам и с визгом забегала в холодную воду озера, чтобы тут же выскочить из неё. В стороне от тропинок было у неё заветное местечко. Ловко взбиралась она на пригорок, где среди могучих сосен, источающих смолистый аромат, лежал широкий плоский камень. Его поверхность, местами покрытая мягким изумрудным мхом и серебристым лишайником, стала уютным пристанищем. Нагретый летним солнцем, этот камень превратился в идеальное место для наблюдений - отсюда открывался захватывающий вид на Байкал-море, обрамлённое величественными горными хребтами, чьи вершины терялись в голубоватой дымке горизонта. А нашла она его совершенно случайно, когда в одиннадцать лет впервые пошла одна в лес, втайне от бабушки, конечно. Ух и влетело ей тогда! Но девочка ни о чем не жалела, а когда стала постарше – бабушка уже спокойно отпускала её гулять по округе.
Наслушавшись бабушкиных историй, Аня называла это своим местом силы. Здесь всегда было удивительно спокойно - даже вечно шумящие сосны словно затихали, а воздух становился густым и звенящим. В такие моменты голова становилась ясной, будто промытая хрустальной байкальской водой, а мысли текли легко и свободно, как горный ручей по камням.
Часто она так сидела, размышляя и глядя на бескрайнюю гладь Байкала, расстилавшуюся внизу подобно древнему зеркалу. Солнечные блики играли на волнах, а далекие горы на том берегу то проступали отчетливо, то таяли в голубоватой дымке. И порой ей казалось, что именно в этом месте она чувствует что-то особенное - словно невидимые нити пронизывали воздух, а камень под ней едва заметно пульсировал какой-то древней, непонятной силой. Впрочем, она относила эти странные ощущения к чистому горному воздуху, напоенному ароматами трав и хвои, да к величественным видам, от которых захватывало дух и кружилась голова.
А как она любила сидеть в небольшом, но таком уютном бабушкином домике, стоявшем на краю села среди гор и тайги. От бревенчатых стен, потемневших от времени, всегда веяло теплом, а половицы чуть поскрипывали под ногами, словно напевая древнюю песню. Там всегда пахло травами и какими-то особыми настоями - пучки сухих растений свисали с потолочных балок, а на широком подоконнике теснились глиняные горшочки с отварами. В красном углу тускло поблескивали старые иконы в потемневших окладах, а рядом с ними странным образом уживались связки можжевельника и пучки полыни.
В дубовом сундуке, который стоял у дальней стены, хранились старинные свитки с непонятными узорами, которые бабушка называла "картами силы". Анечка любила втихаря поднимать тяжёлую крышку, от которой исходил чуть горьковатый запах дерева и времени, и разглядывать эти загадочные линии, выведенные выцветшими от времени чернилами. Порой от долгого разглядывания этих узоров начинала кружиться голова, а перед глазами словно плыли странные тени.
Каждый вечер, когда солнце уже клонилось ко сну и первые звезды робко проглядывали сквозь кружево листвы, Аня садилась с бабушкой пить чай с ароматным земляничным вареньем. В настоящей русской печи уютно потрескивали дрова, бросая причудливые тени на бревенчатые стены, а пушистый полосатый кот Васька лежал около неё на выцветшем бабушкином половике и дремал. Наступало время «дедовских сказов». Бабушка знала много удивительных историй и, что немаловажно, умела их рассказывать так, что Аня не то что шевелиться – дышать забывала порой. Голос старушки становился глубже, певучее, словно сама древность говорила её устами. В её историях говорилось о прекрасных мирах и могущественных чародеях, о великих знаниях и удивительных способностях древних народов "слышать" мир и использовать его силу для великих дел. Но шли столетия, истощалась эта сила, словно река, теряющаяся в песках, а вместе с нею терялось умение её использовать.
- Нонче же почти и не встретишь сильных ведунов. – С грустью в голосе как-то сказала старушка, помешивая янтарный чай серебряной ложечкой. – А те, кто осталися, малечики в сравнении с прадедами.
- И ты младенчик, бабуля? – с удивлением спросила маленькая Аня, а про себя думала, что какой же бабушка младенчик? Видела она младенчика у соседки тети Тоси, бабушка совсем не похожа на того розовощекого кричащего бутуза. Баба Нина же была сухонькой старушкой, сквозь прожитые годы которой еще прослеживалась прежняя стать и красота.
- И я, мила́я, малечка, да ещё да еще какая слабенька, - вздохнула баба Нина. - Ничё уж почти не умею, всё позабыла. Прабабка-то моя рано памерла, не всему научить паспела. А тебя навучу, што знаю. Токмо силы земельной мало осталося, тяжко её нонче сыскать. Но Байкал-батюшка покуда хранит, не оставляет.
И баба Нина учила. Поначалу где и когда какие травы и ягоды собирать, как сушить их да в сборы смешивать. А потом начала рассказывать про особые места в тайге, где, по её словам, можно было почувствовать что-то необычное - словно ветер дует, а листья не шелохнутся, или тишина звенит так, что в ушах отдается. Бывало, остановится вдруг посреди поляны, глаза прикроет и стоит, будто к чему-то прислушивается. И Аню учила - где замереть надо, где ладонь к земле приложить, где просто постоять тихонько. А после долго рассказывала, как такие места находить можно. Вот только самой Ане пробовать что-то делать там не разрешала, лишь наблюдать позволяла.
- Рано тебе ищо к этому прикасаться-то, гляди да примечай покамест, - мягко, но строго говаривала бабушка.
В дом часто захаживали люди за советом али помощью к старой ведунье. Кто с хворью какой, кто с бедою, а кто и просто душу отвести да чайку травяного испить. В такие моменты Аню отправляли на улицу, чтобы не мешалась под ногами. Так было до тех пор, пока ей не исполнилось шестнадцать лет. То лето она хорошо запомнила - бабушка как-то по-новому на неё поглядывала, а в один из вечеров, разлив по кружкам травяной чай, она серьёзно взглянула на внучку и молвила:
- Пришла пора учиться тебе, касатка.
- Чему, бабуль? — девушка не сразу сообразила, о чём речь.
- Знанию старажытнаму. Силе, што от дедов-прадедов нам досталася. Мать твоя не приняла дара-то, а в тебе он есть, чую я его, — бабушка говорила спокойно, но твёрдо.
- Ба, зачем мне это? Я врачом хочу стать, мне твои старинные способы не помогут. Двадцать первый век на дворе!
- Не старажытныя они, внученька. Дар этот старее, чем ты помыслить можешь. И выбирает он сам, кому быть его носителем! — строго сказала старушка. — Помру я, все веды сгинут!
- Будущее за современной медициной! Дар этот сердце не пересадит, от перитонита не спасёт и пневмонию бактериальную не вылечит. С открытием пенициллина знаешь, как выживаемость повысилась? А раньше умирали молодыми от болезней. Которые сегодня лечатся на раз два.
- Так хвори-то эти откудова у людей? От таво, что запамятовали про силы, что в земле таятся, - не унималась баба Нина, помешивая ложечкой в остывшем чае. - Прабабка моя сказывала, что када люди силой той умели как надо пользоваться, то никаки хвори их не брали и жили они ой как долго – медицине вашей и не снилося. Захирели люди, слабые да болезные стали, запамятовали всё, чему учили их когда-то.
Долго они тогда сидели ещё и спорили, пока закат не окрасил небо в багровые тона, а чай в чашках окончательно не остыл. Баба Нина качала головой и вздыхала, Аня горячилась, размахивая руками и сыпля медицинскими терминами, но каждая так и осталась при своём мнении.
Вскоре разговор и вовсе забылся – начался последний учебный год в школе, наполненный бесконечными тестами и консультациями. Дни летели как страницы учебника: утром школа, вечером дополнительные занятия и подготовка к экзаменам. Но все усилия окупились сполна – проходной балл на бюджет в медицинский Аня набрала без особых сложностей. А уже осенью, получив белоснежный халат и первую зачётку, с головой окунулась в новую жизнь, полную анатомических атласов, латинских терминов и бесконечных конспектов.
- Вот мы и дома. Мама к твоему приезду вкусностей наготовила! – с нежностью в голосе произнес папа, выключая мотор.
Голос отца вырвал Аню из плена воспоминаний. Родная пятиэтажка с облупившейся кое-где штукатуркой, знакомый двор с детской площадкой, где когда-то она проводила все свободное время, и такими уже большими березами, верхушки которых раньше едва доставали до их окон на третьем этаже. Сейчас же они величаво шелестели листвой у самой крыши. Дождь почти прекратился, оставив после себя свежесть и блеск на листьях. «Да, я снова дома», - с облегчением подумала девушка, чувствуя, как тугой узел в груди начинает потихоньку ослабевать.