Варенька Груднева, заламывая руки, ходила по комнате.
Заламывала не картинно, красиво застывая, играя лицом, как на сцене. Ломала руки нервно, зло, стараясь задавить наползающий ужас.
Перед глазами снова и снова вставала та кошмарная сцена — метель, хруст снега под ногами, желтый свет фонарей, раскатистый сытый Борин басок, и, вдруг! Он дергается, нелепо кхекает, медленно валится лицом в снег, цепляясь за ее шубку, а прямо под подбородком у него торчит что-то черное и очень страшное.
Из снежной пелены выныривают сани, кто-то ловкий и лёгкий на ходу запрыгивает в них и исчезает в снежной заверти.
Но они же обещали, что просто попугают Борюсика! Она же не знала!
Все ты прекрасно знала – сказал в голове холодный спокойный голос, поселившийся там еще в юности, когда Варенька осознала, что единственный ее капитал – милое личико, стройная фигурка и нежные невинные глаза. Этот невинный взгляд особенно нравился состоятельным стареющим мужчинам, солидным господам на излёте деятельных лет, отчаянно пытающимся вернуться в лихие дни молодости. Варенька была вовсе не против им в этом помочь, ведь судорожная лихость сопровождалась щедростью.
Боренька же был не только при деньгах, но и достаточно мил, не слишком стар и даже холост. Все это делало его крайне, крайне привлекательным, и Варя даже начала осторожно строить далеко идущие планы… И вот! Какая досада!
Девушка закусила пухлую губку и ударила острым кулачком в раскрытую ладонь.
Вдруг показалось, что в комнате потемнело, и она зябко передернула плечами. С того времени, как равнодушные серые полицейские в мерзко пахнущих сырой псиной шинелях допросив, отпустили ее, Варя металась по комнатам уютной квартирки, которую предусмотрительный Борюсик купил для нее через знакомого адвоката. О квартирке мало кто знал, и именно сюда Варя бросилась после допроса. Отвечать на многочисленные вопросы журналистов, знакомых, которые будут жадно заглядывать в глаза, вымученно улыбаться, слушать фальшивые слова сочувствия злорадствующих подруг – не сейчас.
Сейчас надо собраться с мыслями.
Надо уехать, вдруг посетила ее очень ясная и простая мысль. Прочь из Москвы.
Она больше не нужна тем, кто убил Борюсика.
Боже, какая она была дура, когда согласилась раздавить тот крохотный черный шарик, чуть больше икринки, после ужина, когда они с Боренькой пошли к выходу! Но она же и правда думала, что его всего лишь напугают!
Бедный Боренька, он всегда любил женщин! Потому она и решила, что это всего лишь злая шутка какого-нибудь рогоносца, чья жена решила развлечься с обаятельным депутатом Думы! Варенька была не прочь поучаствовать в такой шутке – её тоже злило, когда от Бореньки пахло чужими духами.
Варя решительно подошла к комоду, открыла ящик, и застыла. Бросать всё… Боже, как же не хочется!
Морщась, метнулась в прихожую, рванула из шкафа дорожный саквояж хорошей кожи. И его тоже подарил Боренька! Как теперь быть? Он был щедр, но жизнь в Москве обязывала, и накоплений сделать не удалось. Кое-что, конечно, есть, но долго на такие деньги не протянешь.
Впрочем… и в провинции есть состоятельные господа, а она еще достаточно молода.
Сборы несколько успокоили расстроенные нервы. Закрывая за собой дверь, Варя заперла ее на оба замка, ключи сунула в карман. Она еще вернется.
Обязательно вернется, и тогда квартира пригодится.
Легко сбежала на пролет вниз, мыслями пребывая уже не в полутемном подъезде, уже строя планы, прикидывая, как наладить новую жизнь, и вдруг задохнулась от резкой леденящей боли.
Хотела закричать, но сильная жесткая рука зажала ей рот. Варя резко втянула воздух, уже уплывая куда-то, уже слабея…
Какой стильный одеколон, а Борюсик всегда душился сладкой французской гадостью – гулко забилась в меркнущем сознании нелепая мысль.
Ослабели ноги, захотелось сесть.
Кто-то бережно подхватил ее под локоть.
У вас сильные руки. Вы предупредительны, как настоящий джентльмен, – так хотелось поблагодарить этого незнакомца, он так вежлив, он так галантно усадил даму…
Скоро мой выход, что же я сижу! – вдруг заволновалась она.
Но ненадолго.
____***____
Это становится традицией, – задумчиво отметил Иван. Кто-то грохотал в дверь. На этот раз стук застал напарников за ранним и непривычно обильным завтраком.
Свиная отбивная с жареной, тончайшими ломтиками картошкой, с перцем, с розмарином, со шкварками и луком – значит, Ивану сегодня не спалось. Да и, было с чего – похождения в доме Хасана даром не прошли, и если Стас, после мытарств в полиции, просто сбросил с себя одежду и завалился в кровать, буркнув что-то невнятное, то Иван никак не мог заснуть, прокручивая в голове то, что видел и обычным, и верхним взглядом.
Вскочил ни свет, ни заря и отправился на кухню: сказывалась привычка занимать не только голову, но и руки, и занимал вязальщик их не чем-нибудь, а возней на кухне. В любое время.
Стас аккуратно положил на край тарелки косточку от отбивной, которую увлеченно обгладывал, с сожалением посмотрел на тарелку, и пошел открывать.
Без спешки – новообразовавшаяся традиция ему не особенно нравилась.
Пока шел, стук повторился: на этот раз в дверь не колотили беспорядочно, а почти деликатно давали хозяевам знать о визите гостей.
Верхнее чутье подсказывало, что в гости пожаловали трое крепких здоровых мужчин. Кого ж это нелегкая принесла?
– Здрав будь, Стас Григорьич, – протянул широкую крепкую ладонь коренастый бородатый мужик в неброской серо-зеленой форме порубежника.
– И ты будь, Федул, чертяка, – Стас пожал руку, сграбастал гостя в охапку, от души похлопал по спине. – Сто лет тебя не видел.
И, отодвинувшись, глянул на остальных нежданных гостей. Молчаливые, подтянутые, остроглазые – стояли чуть в стороне, держали дистанцию.
Одеты в гражданское, но знаем мы, кто такие полушубки носит, знаем... Ох, непростые гости, непростые. Впрочем, пусть сами скажут.
– Тут, Стас Григорьич, такое дело, – замялся Федул. – Словом, впусти ты нас. Побеседовать бы...
– Ну, проходите, гости дорогие, – кивнул на дверь Стас и посторонился, пропуская.
Перед тем, как закрыть дверь, привычно оглянулся, с удовольствием втянул носом свежий морозный воздух и нырнул обратно в подвал.
Войдя в большую комнату с низким потолком, которая служила напарникам и мастерской, и гостиной разом, он кивнул гостям на длинную скамью, стоящую возле стола с массивной деревянной столешницей.
Иван уже поздоровался с Федулом, которого тоже знал неплохо, и встал рядом с другом. Несмотря на разницу в росте и внешности, было в ведунах что-то неуловимо схожее. Вот и сейчас, встали они одинаково – чуть склонив головы к плечу, скрестив руки на груди, глядя на вошедших с интересом, но без тревоги и нервозности. Знали, что Федулу верить можно, людей случайных и, тем более, ненужных он бы не привел. Да и не ощущали они недоброго от незнакомцев. Хотя сидели те излишне прямо, по сторонам смотрели настороженно и чувствовали себя не в своей тарелке. Увидев на широкой груди Стаса оберег Велеса, оба незаметно вздохнули, но промолчали.
Так-так… Стас мысленно улыбнулся – значит, не ошибся я.
– Вы бы представились, люди добрые, – выдержав паузу, заговорил, наконец, Стас. – Федула Дементьевича мы с Ваней хорошо знаем, ему здесь рады. А вот вы кто такие, зачем пожаловали? А то, пришли, от завтрака нас оторвали… Вы уже простите, за стол не зовём, не рассчитывали на компанию.
Говорил Стас и чувствовал, как окончательно улетучивается благодушное праздничное состояние. Расслабленное, с некоторой томностью и легчайшим, дозволенным, не похмельем даже, а этаким послевкусием после хорошего застолья с замечательной брусничной настойкой и соответствующим угощением. Да еще и плотным завтраком, который помог выветрить мерзкое послевкусие после стычки у Хасана и выматывающего допроса в участке.
– Инок Особого приказа Московской Патриархии Григорий Весельский, – поднявшись, представился один из гостей. Тот, что повыше, с короткими жесткими волосами.
Тут же поднялся его товарищ, среднего роста крепыш с пшеничного цвета копной волос и такими же светлыми пышными усами.
– Инок Особого приказа Московской Патриархии Владимир Круглов.
Точно. Угадал – сам себя поздравил Стас. И причину напряженности правильно высчитал.
Отношения между Патриархией, ведунами и другими з н а ю щ и м и были прохладными, а то и откровенно напряженными, однако ни разу не заходили дальше бурных дебатов в Городском собрании или столь же бурных, до хрипоты и порванных рубах, дискуссий в респектабельных трактирах, которых не чуралось и духовенство.
В с е р ь е з н ы е дела друг друга никто не лез.
Отдельной статьей был Особый приказ. Эти, как раз, только очень серьезными делами и занимались, невзирая на лица и ранги в них замешанных. Церемоний не разводили, да им и не надо было.
После События Республика Московия снова стала не просто финансовым, а еще и настоящим торговым центром, стоящим на перекрестке безопасных торговых трактов, окруженным относительно спокойными землями, в отличие от многих других краев, где часто не действовали законы и природные, и людские.
В Москву стекался люд со всех краев земли, от авантюристов, мошенников, грабителей, убийц и до откровенной нечисти, и не обязательно в человечьем обличии. Дел у Патриархии хватало, и не только в сфере духовной. Иноки Особого приказа расследовали случаи, связанные с вторжением в городскую жизнь тёмных сил.
Вместе с порубежниками гоняли чернокнижников, некромантов и прочую шваль, старательно наблюдали за всеми новыми в Москве людьми, которые проявляли интерес к т о н к о м у миру, и присутствовали при всех делах порубежников и городской стражи, выходящих за рамки обыденности. Присутствие это не всегда было тихим и молчаливым, что приводило к недоразумениям, обвинениям в перетягивании одеяла на себя, вмешательстве в ход расследования...
Словом, всем тем склокам, которые возникают там, где пересекаются интересы разных ведомств. Кроме того, если строго следовать догматам православной веры, то волхвы, вязальщики, языческие жрецы… на них церковники тоже смотрели неодобрительно.
Но догматы веры одно, а приказ командира и товарищ, прикрывающий тебе спину в горячем деле – другое. Так и жили – тяжело вздыхая, но друг в друге нуждаясь.
При этом все сходились в одном – иноки дело своё знают туго, и служат не за страх, а за совесть.
И уж точно не из-за Хасана Песчаника с его абреками они сюда с утра пораньше примчались: на такие мелочи Особый приказ и размениваться бы не стал. Разбираются колдуны между собой – да и пусть себе.
Тогда зачем их сюда принесло, да еще с Федулом вместе?
Так что Стас уважительно кивнул и спокойно продолжил:
– И зачем пожаловали?
– Тут, Стас Григорьич, дело такое, – подал уже привычную реплику Федул, – к тебе приказчик от купца Столярова перед Новым годом приходил? Дело вы с Иваном для него делали, так?
– Было дело, так мы того и не скрываем, – пожал плечами Стас. – Ты говори, что случилось-то?
– Убийство у него в доме, Стас Григорьич. Да такое, что врагу не пожелаешь.
– Девчонка. Дочка его, – тяжело выдохнул Стас. Почему-то именно о купцовой Маришеньке подумалось в первую очередь. И только во вторую – о купце, их с Иваном, между прочим, нанимателе, с очень сомнительным делом.
– Живая она. Господь милостив, – успокоил Стаса один из иноков и перекрестился. Владимир, уточнил про себя Стас.
И сразу после этого в напряжение в комнате спало. Иноки оставались такими же собранными и внимательными, как были, но внутренне успокоились.
– Что, как себя поведем, смотрели? – усмехнулся Иван. – Потому с Федулом и пошли?
– И не оправдывайся, служба есть служба, все правильно сделали, – махнул Стас открывшему уже рот Федулу. Тот, крякнув, промолчал.
– Что же т а к о г о случилось, что к нам иноки с порубежником, а не городовые пожаловали? – спросил Стас.
Тяжкие преступления находились в ведении городской полиции. Иноков, и, тем более, порубежников привлекали, когда было ясно — нарушены границы миров. После События понятие границ изменилось, и порубежники следили не только за лесными тропами и заставами на торговых трактах.
Хотя…, Наверняка уже знают о повязанном стрелке. Так что, сложить два и два было несложно. Интересно, что с ними не прибыл кто-нибудь из городской полиции. Небось, вся полиция на ушах стоит после убийства в купеческом доме. И да, если в деле Приказ – то и убийство там не простое. Вот же дрянь какая…
– Давайте-ка вы с нами съездите, да сами все увидите, – снова подал голос Владимир. – Совет ваш нужен, да и чтобы вы п о с м о т р е л и на место убийства, не помешает.
Потом, уже много позже, Стас не раз думал, как бы все сложилось, знай они о том, что произошло ранним утром в Мещанском участке, где почему-то оставили до утра повязанного стрелка. Но тогда об этом не знали ни они, ни Федул с иноками.
А случилось вот что…
– У, сидит зыркает, – негромко переговаривались городовые, поглядывая на задержанного. Вот, свалился на их голову. Говорили, что это тот самый стрелок, что ухитрился нашпиговать депутата на мосту. Вахмистр, из отставных войсковых сержантов, глядя на его обманчиво невзрачную худощавую фигуру только головой покачал – да, такой мог. За каким чертом его нам тут оставили? – пробурчал он и приказал глаз со стрелка не спускать. Не нравилось ему, что этого невысокого пустоглазого мужика оставили здесь. Что они его сразу в Центральную не забрали? Дело-то громкое, по всем резонам, там его и допрашивать следователи будут, там и держать должны под усиленной охраной.
Но, нет, та парочка в штатском сдала с рук на руки в Мещанский участок, отговорившись тем, что сейчас нет людей для особого конвоя, и задержанный остается здесь до тех пор, пока за ним не прибудет защищенная повозка. Вроде, и правы, а сердце что-то не на месте.
Серый день перешел в такой же серый вечер, заступила новая смена, а повозка все не прибывала. Вахмистр решил заночевать в участке.
Он присаживался за свой стол, пытался что-то писать, строчки расплывались и он снова начинал ходить, устроил разнос отдыхающей смене, приказал к чертовой матери вытолкать взашей пьянчугу, что сидел в клетке напротив и подвывал от страха, глядя на неподвижное белое лицо стрелка.
Кто он¸ вообще, такой, думал вахмистр. За годы службы приходилось сталкиваться и с горячими кавказскими парнями, и с холодными, нечеловечески жестокими азиатами, и с выходцами с невероятно далёких гор, где верили в Бога Которого Нет и кланялись шаманам в жёлтых халатах.
Этот внешне походил на них всех, и все же ни на кого.
Сидел на корточках, свесив руки между колен, и равнодушно смотрел прямо перед собой.
Обед даже не тронул, хотя за ним вахмистр специально послал в халяльную лавку – что он, не понимает, чтоль, как важно подготовить задержанного к разговору. А этот – даже не глянул на поднос.
Короткие зимние сумерки растворились в непроглядной темноте. Городовые зажгли фонари вокруг участка, вахмистр обошел, как положено, прилегающие переулки – заодно и моцион, годы то своё берут, и понемногу успокоился. Вокруг было все тихо, задержанный бесшумно поднялся, постоял посреди камеры, да и улёгся на топчан. Ни к еде, ни к воде он так и не притронулся.
Ну и ладно, теперь, главное, до утра дожить. Поэтому, вахмистр велел дежурить по «тревожному» графику, еще раз обошел участок, убедился, что вокруг ничего подозрительного, не поленился. Заглянул в комнату «слухачей». Оба не спали, сидели в освещенной одинокой свечой комнате друг напротив друга, как всегда, жутковато молчали. Кашлянул, спросил, нет ли чего, ну, это… и выразительно поднял глаза.
Нет, в верхнем мире ничего необычного «слухачи» не учуяли.
Уговорив себя, что теперь-то все в порядке, вахмистр отправился в комнату отдыхающей смены, где ему уже предусмотрительно налили огромную кружку горячего чая с травками и соорудили невероятных размеров бутерброд с домашней колбасой. И, конечно, малиновое варенье в блюдце с синей полосой. Все, как положено.
– Этот, – молоденький городовой мотнул тощей шеей в сторону камер, – что твой призрак, ни звука, аж мурашки бегут.
– Ты поменьше мурашек считай, побольше старших слушай, да, вашбродь? – заглянул в глаза вахмистру второй, с маленькими блестящими глазками Он все время напоминал вахмистру какого-то скользкого зверька. Но службу, и правда, знал. Вот и сегодня, весь вечер ходил за вахмистром, проверял, не поленился, проверил кандалы на задержанном, и не побоялся же в камеру зайти. Сам топчан перевернул, не сунул ли кто заточку, или еще что недозволенное.
– Оно, конечно, – вахмистр прожевал бутерброд, с удовольствием запил чаем. Закончив ужин, вытер руки чистой тряпицей, с грохотом отодвинул тяжелую табуретку.
– Пойти, проверить перед сном.
Задержанный лежал на топчане, как лёг – руки на груди, ноги вытянуты. Как покойник, подумал вахмистр, и что-то его кольнуло. Он нащупал связку ключей на поясе, промахиваясь ключом, нашарил замок, наконец, ключ вошел. Даже сейчас, он не забывал об осторожности. – За мной не входить, быть настороже.
Но внутри он уже знал, что увидит…
– Твою ж мать, – выдохнул он несколько минут спустя.
___***____
Громко, празднично скрипел снег под ногами, золотые купола церквей плыли в высоком голубом небе, звонко гомонили где-то за высокой оградой купеческого дома дети. Попавшийся навстречу купец в распахнутой тяжелой шубе полез через сугроб брататься, тянул бутылку шампанского, но, увидев мрачное лицо и мундир Федула, понимающе надул щеки, извиняясь, приложил руку к груди, и двинулся дальше.
– Проклятье, а денек-то какой. Сейчас бы шампанское пить, да с румяными девами в санях кататься, – с тоской пробормотал Иван, глядя на ворота купеческого дома.
– Почему на улице никого? – поинтересовался Стас. – Обычно же охрану у ворот выставляют, ну и всякое прочее...
– Внимание привлекать пока не хотим. Огласка ни к чему, – коротко обронил Владимир, толкая калитку сбоку от ворот.
Первого мертвеца Стас увидел сразу, как вошел. Судя по одежде, один из купеческих охранников. Насколько Стас помнил, в прошлый свой визит они с Иваном видели, минимум, троих. Возле мертвеца на корточках сидел человек в высоких сапогах с меховой оторочкой и коротком черном полушубке с поднятым воротом. Таком же, как у иноков.
– Из ваших? – кивнул Стас Владимиру.
– Наш, – инок поднял руку, его соратник коротко махнул, отвечая, и вернулся к своему делу.
Не сговариваясь, ведуны остановились возле тела. Умер человек внезапно. Раскинув руки, мертвец лежал в высоком сугробе на обочине широкой, хорошо расчищенной дорожки. Ноги в новеньких валенках нелепо вытянуты, словно человек сладко потягивался. Лица не видно, его засыпал обвалившийся с вершины сугроба снег. И следов выстрела не видно — ни стрелы, ни пулевого отверстия.
– Вы его еще не трогали? – спросил Иван инока, хотя и сам видел, что следов не видно. Тот молча покачал головой.
– Нет. Но вы вот на это посмотрите, – и, вытянув руку с зажатым в ней коротким ножом, инок постучал рукоятью по ноге покойника. Раздался глухой костяной звук.
– Во, словно мерзлая туша на леднике.
– Да уж. Но ночи нынче холодные, – сказал сзади Иван. Впрочем, без всякой убежденности. Федул лишь вздохнул и, хлопнув Стаса по плечу, указал на дом, возле которого стояли несколько человек в черных полушубках иноков и серо-зеленых – порубежников. Виднелись и длинные теплые шинели городской полиции. Заслышав хруст снега стоявшие у дома оглянулись, замолчали, разглядывая гостей. Первым нарушил молчание человек в полицейской шинели – высокий, тощий, с острым рубленым лицом, на котором лихорадочно горели черные глаза. Он нервно протянул руку – сначала Стасу, затем Ивану. Ладонь оказалась сухой и горячей, и Стас подумал, что человек, пожалуй, серьезно болен, не стоит ему на морозе быть, а вот поди ж ты....
– Здравствуйте, здравствуйте. Майор Хацкий, – Голос у майора не подходил к внешности, был низким и хрипловатым, – Отдел собственной безопасности городской полиции. Не могу сказать, что рад знакомству. Про ваши вчерашние подвиги наслышан и за помощь в поимке подозреваемого признателен. Хотя, о том отдельно еще поговорим.
Стас чуть не поднял бровь, но сдержался. Все интереснее становится — на месте преступления собственная безопасность, а не «убивцы». Ну а разговор о стрелке тоже, дело ожидаемое. Вчера их мурыжили плотно, выспрашивая, за какой такой надобностью они попёрлись к Хасану Песчанику, и почему люди Хасана с таким энтузиазмом хотели покрошить их на мясо для шаурмы. К счастью, легенду они успели проговорить — самую простую. Хотели получить давний должок, дело не заладилось, остальное вы сами видели. Самое смешное, что это было правдой — Хасан им был должен, правда, долг смешной, но кому об этом надо знать? Конечно, Хасан, которого теперь полиция тоже будет тягать в хвост и в гриву, может сказать и что другое, но тут его слово против нашего...
– Да уж, не скажешь, что рад встрече, – вздохнул Стас, – А от нас вы что хотели?
– Обязательно все объясню, – дернул головой майор. – Но сначала вам лучше осмотреться.
Дом у д а р и л так, что Стас даже пошатнулся. Иван лишь тихо охнул и вцепился в рукав друга. Постояли пару минут, тяжело дыша, после чего Стас медленно повернулся к Хацкому и, почти не разжимая губ, медленно проговорил: «Ты что ж это делаешь, сука такая?»
Майор взгляд ведуна выдержал, хотя и отшатнулся слегка, но глаз не отвел.
– Свою работу, господин хороший, свою работу.
– Проверить, стало быть, решил. Не мы ли. Так?
– Так, Стас Григорьевич.
– Ну, майор, ты и сволочь, – Иван утирал лоб большим синим платком. – Там же не просто нежитью смердит. Там еще и гадости всякой оставлено, от которой и простому-то человеку, к тонкому миру нечуствительному, каюк может приключиться. А ты – без предупреждения... Нельзя ж так, с живыми-то людьми, проверяльщик хренов.
Федул мялся в отдалении, и было ему очень плохо. Перехватив взгляд бывшего сослуживца, Стас выразительно погрозил ему кулаком. Постоянные проверки успели ему осточертеть еще вчера и сейчас он был уже на грани.
– Ладно, господин майор, – отодвинул он плечом закипающего друга, – я твои резоны понимаю. А теперь отвечай по порядку, что мы здесь делаем и в каком качестве?
Майор кивнул кому-то, стоявшему снаружи, и вскоре к ним присоединился Владимир. Стас снова подумал, что инок очень непрост. Хотя, откуда взяться простым в Особом то приказе. Взяв Стаса за плечо, майор повлек их за собой вдоль опоясывающей дом террасы. Отойдя в сторону, привалился к перилам, тяжело, сыро откашлялся, сплюнул в снег густую зеленую мокроту и заговорил:
– Во-первых, вы правильно поняли, посмотреть, как себя поведёте. Это его вон идея, не моя, – посмотрел он на невозмутимого Владимира. – Во-вторых, вас все равно допрашивать бы пришлось подробно и дотошно. Вы же для купца дело какое-то проворачивали, так?
Стас и Иван молча кивнули.
– Что за дело?
– Не поверите, – вздохнул Иван, – подарок для купцовой дочки добывали. Чуть сами не полегли.
– Девчонка-то где? – сумрачно спросил Стас. Отчего-то на душе было на редкость погано. Все не шло из головы, как умилялся купец, слушая детскую песенку, как любовно готовил подарок. Души ведь в крохе не чаял. А теперь...
– Повезло малышке. С матерью в гости к бабке своей уехала. Та в Замоскворечье живет, на набережной. Там и заночевали. – махнул рукой майор. – А здесь – всех. Что за подарок?
– Коробка старая. С записями для музыкальной машинки. Песенки на них машинка играет. Купцу песенки были нужны. Старые. Говорит – ему пели, он и хотел дочке такие же, только – настоящие. Из того времени.
– Что за коробка? – насторожился инок.
– Обычная коробка, старая. Коричневая. Картон рассохшийся. А что?
– Нет, ничего. Уточняю – мы ж опись делать будем.
– А дом еще не осматривали?
– А вот это, – криво ухмыльнулся инок, – еще одна причина, по которой вы здесь.
О разговоре с купцом Стас решил ничего не говорить, промолчал и Иван. И без того мутное, это дело становилось чем дальше, тем темнее и друзья, не сговариваясь, решили, что играть в честность и простодушие не стоит. Сначала надо самим во всем разобраться.
____***____
Во второй раз обошлось. В дом входили п о д г о т о в л е н н о, с оглядкой, закрывшись по всем правилам. Федул с иноками шли следом, прикрывали. Их Стас, издевательски ухмыляясь, истребовал в сопровождение. Входя в дом, пробормотал так, чтобы все, кому надо, слышали: «Если что, пускай жрут, хоть на приманку сгодятся».
Федул обиженно засопел, а иноки просто сделали вид, что не услышали.
Впрочем, Стас не думал, что в доме есть что-то а к т и в н о е. А вот мелких пакостей, вроде заплетенной лестницы на второй этаж, кто-то неизвестный оставил немало. Пройдет незнающий, не умеющий видеть, как надо, человек и даже не услышит, как тенькнула, разрываясь, невидимая паутинка. А дней так через пять ляжет человек спать, и с сердечком у него плохо станет.
А еще дом смердел – мерзлой смертью.
– Вы по дому-то много шастали? – хмуро спросил Иван полицейского, и тот выставил руки. – Упаси, боже. Мертвецов увидели, и дом окружили. Парни, к счастью, грамотные. Из н а ш и х отставных. Нашли того – в сугробе, обошли дом по сторонам, покойника через окно увидали – он в кабинете сидел. Сразу видно – холодный.
– Холодный, значит, – бормотал Стас, осторожно проходя по темным, покрытым инеем коридорам. Из дома, разом, в одночасье выкачали все тепло. Зуб на зуб не попадал, несмотря на теплую шубу и сапоги. Первые тела увидели там, где и рассчитывали – в глубине прихожей. Охрана у купца была немалая, взял себе на заметку Стас – двое лежали вповалку, словно вскочили, что-то увидев, да больше ничего и не успели. Еще двое – у выхода во двор, трое – в большой комнате, оборудованной для отдыха. Еще один обнаружился в нужнике. Вот уж не пожелаешь такой смерти.
К кабинету купца подошли только после того, как обследовали весь дом. К тому времени к ним присоединился и Хацкий. Шел рядом со Стасом, тяжело дыша, то и дело заходясь нехорошим надсадным кашлем.
Интересно все же, почему они решили своих ведунов не привлекать? По правилам, должны были вызвать штатных, их у полиции хватает, и неплохих. Однако решили привлечь их с Иваном. Интересно получается. Впрочем, над этим можно будет подумать на досуге.
– Вам бы в постели лежать, господин майор, – посоветовал Стас, укоризненно глядя на чахоточный румянец полицейского.
– Из нее меня и выдернули, – сквозь кашель ответил майор и показал рукой с платком на дверь. – Так войдем, или весь день тут стоять будем?
– А вы нас не подгоняйте, не подгоняйте, – осадил майора Иван. – Мы, если вы запамятовали, на службе не состоим. Ни в полиции, ни в других учреждениях. Мы даже не приглашенные для участия в дознании.
– Считайте, что приглашенные, – растянул в улыбке губы майор, – приказ подпишу, как только прибуду на службу.
– На обычную плату не согласимся, – тут же откликнулся Иван, – в обязанности приглашенных устранение такой вот гадости, как в этом доме, не входит.
– Хорошо, – с некоторым раздражением оборвал вязальщика майор, – мы будем это обсуждать на пороге комнаты с покойником?
– А что? Он куда-то спешит? Взывает о помощи? – поинтересовался Иван.
Но в комнату все-таки вошел первым.
Мертвец сидел в кресле с высокой спинкой. Кресло пододвинуто к тяжелому письменному столу, развернутому так, что хозяин кабинета мог любоваться сквозь огромное окно в полстены на обширный сад. Сейчас заметенный снегом, но – все равно, пейзаж обладал тихим очарованием зимней сказки. Картину портили только две цепочки следов. От двери из-за спинки кресла был виден только затылок покойного, да часть плеча..
– Ну-ка, ну-ка, – пробормотал Стас, в два шага подошел к столу и развернул кресло.
– Так это же не купец! – подался вперед Иван.
Стас по очереди обводил взглядом остальных. Федул явно удивлён, иноки, как всегда, стоят с каменными мордами, майор...
– Значит, собственная безопасность, – ядовито поинтересовался Стас. – Вот, значит, с чего вы тут. Знаете, тогда мне совсем интересно становится, с чего вы своих ведунов то не позвали?
Майор лишь досадливо махнул рукой:
– Не до того сейчас. По делу говорите.
– По делу я сказать смогу, когда пойму, что этот господин в мундире делает в кресле купца, – спокойно ответил Стас.
Говорить о том, что он уже понял, кто это, он смысла не видел. Раз уже решили изображать неведение, так до конца. Что это тот самый родственник из полиции и так было ясно, тут даже особо догадливыми быть не надо. Покойный был молод, одет в хорошо подогнанный мундир и – безнадёжно мёртв.
– Родственник купца это. Сын его двоюродного брата. Александр Родионович Загорцев, лейтенант городской полиции. Занимался расследованием махинаций с торговыми сборами и прочими экономическими делами. Надо сказать, весьма неплохо занимался.
– А здесь он что делает? В гости к родственнику-покровителю заглянул? – подал голос Иван.
– Возможно, – пожал плечами майор, – но, что странно, никто из уцелевшей прислуги об этом не знает, вчера вечером его не видели.
– И, кстати, где же сам хозяин дома? – задал главный вопрос Стас.
– Пока не обнаружили, – откашлявшись ответил майор.
– Чем дальше, тем страньше, – вздохнул Стас. – Ладно, раз мы теперь нанятые, давайте всё обследуем, как положено.
И он принялся осторожно обходить комнату.
– Охранники оставили? – показал на следы за окном ведун.
– Они. А вторая цепочка – то уже мои ходили, – кивнул полицейский
– Мои – это полицейские или иноки? – как бы невзначай спросил Стас и майор ответил. Ответил тихо, глядя в глаза:
– Мои значит мои, – сказал он с нажимом, выделяя это "мои". – Скажите лучше, что-то в кабинете особое чувствуете?
Стас замолчал, в полной неподвижности в п и т ы в а я в себя окружающее пространство. Он знал, что Иван сейчас делает то же самое. Если он сам что-то и упустит, то напарник – ни за что. Но не было ничего. Кроме тяжелого, давящего ощущения смерти. Старуха не просто заглянула сюда в гости. Она целенаправленно пришла в этот дом за теми, кто был ей предназначен.
Точно.
Предназначен.
Принесен в жертву. Так, вот это ощущение мы отметим, но рассказывать о нем майору не будем. Поскольку сами точно не уверены. А еще потому, что майор темнит, а это неправильно. Но ощущение было поганое – кто-то собирал души и приносил их в дар чему-то огромному, темному и очень чужому.
– Нет. Увы, но за исключением того, что убийство явно совершено с применением особых сил, сиречь, колдовства, или же, чародейства, я сказать ничего не могу.
– Жаль. Жаль. А я на вас, признаться, рассчитывал, – досадливо закусил губу майор.
– Да мы, если честно, и сами надеялись. Выглядело все это очень многообещающе. Кстати, – спросил Стас, – а из дома пропало что-нибудь? На ваш взгляд? Коробку, например, которую мы купцу приволокли, кто-нибудь видел? Я вот – нет.
– И я – нет, – задумчиво покачиваясь с пятки на носок, проговорил майор. – Значит, искать будем.
Закашлявшись, он вышел, чтобы отдать распоряжение, а Стас с Иваном подошли к столу.
Мертвец сидел, откинувшись на спинку, вцепившись руками в подлокотники, словно собирался встать и в этот момент его п р и м о р о з и л о. Иней покрывал лицо и руки, серебристым пухом лежал на дорогой ткани мундира, и, протянув руку, Стас почувствовал, как покалывает морозом кончики пальцев.
– Ты это тоже чувствуешь? – спросил он друга.
Вязальщик тихо, словно большой кот, ходил вокруг кресла, подрагивая ноздрями, словно обнюхивая воздух.
– Чую, конечно, – тихо ответил он, наклоняясь к затылку покойника.
– Что чувствуете? – спросил Владимир, подходя ближе. Иван на вопрос внимания не обратил, продолжив водить над телом своей тонкой тростью. Затем, словно очнувшись, глянул на инока.
– А скажите-ка мне, молодой человек, нас вы зачем притащили? Что, у Особого приказа ведунов нет?
– Вот только не надо мне говорить о том, что это все бесовское, – предупреждающе поднял он руку, глядя на инока. – Я, как Стас, в порубежниках не служил, но что и как делается, знаю хорошо.
– Да я и не думал, – впервые улыбнулся Владимир, оглядываясь на товарища. – Отчего же не привлекли?
– Оп-па, вот и приплыли, – прокомментировал Стас, переглянувшись с напарником. – А мы ведь вас, ребятки, не п о ч у я л и сразу. Закрывают вас или обереги какие?
Иноки сохраняли все ту же бесстрастность.
– По-разному бывает, – помедлив, ответил Владимир. Товарищ его оказался на редкость немногословным. Он задумчиво бродил по комнате, время от времени прикасаясь стенам, углам столов, мелким безделушкам, стоявшим на открытых полках.
Светловолосый Григорий, все так же призраком маячивший за спинами, неожиданно подал голос:
– Вот тут было что-то. Сейчас нет.
Он стоял возле низенького столика на гнутых ножках в виде львиных лап и водил рукой в тонкой кожаной перчатке с серебряными вставками. Иван бросил через плечо:
– Я знаю. А еще – там, как возле трупа, мороз. Подойди да сравни.
Инок так и сделал. Молча кивнул и вернулся к напарнику.
– А теперь давайте-ка на воздух выйдем, – подытожил Иван, – а то здесь больно неуютно. Воздухом подышим да поговорим.
Казалось, прошло столько времени, что на дворе должна сгущаться вечерняя тьма. Однако вовсю светило солнце, доносился с улицы ребячий гомон, и сладко пахло снегом.
Остро глянув на иноков, Стас спросил:
– Почему майору не сказали о том, что покойника не просто убили?
Неожиданно отозвался молчаливый Григорий:
– А вы отчего промолчали?
Стас крякнул.
– Уел. Вроде как. Но я теперь о вас много нового знаю. К примеру, что полиции вы в этом деле совсем не доверяете и будете своё расследование вести. Так?
Иноки молчали – воздухом дышали.
– Вот и ладненько, – взяв Стаса под руку, Иван потащил его к сбившимся в плотную кучу порубежникам и полицейским. – Идём. С господином майором переговорим, да подумаем, как нам пользу родной полиции принести.
Впрочем, остановился Иван в нескольких шагах от полицейских, и дождался, когда к ним подойдёт Хацкий. Глянул на кашляющего майора и коротко спросил:
– А все-таки, купец-то где?
Майор еще сильнее закашлялся, снова полез за платком. Ведуны и иноки равнодушно молчали. Ждали.
– Нет его.
– Как это – нет? – с интересом спросил Стас. – Ладно, здесь нет. А где он тогда есть?
– Никто пока не знает, – пожал плечами Хацкий, – у семьи не объявлялся, знакомых агенты обошли, в известных адресах тоже не показывался. Такая вот загадка, господа.
– А Акимыча, приказчика его, спрашивали?
– И Акимыча этого тоже нет, – сбиваясь на хрип, ответил Хацкий. – Ни здесь нет, ни дома тоже нет, что любопытно. Первым делом за ним послал, как только прибыли да поняли, что в число убитых он не входит.
– Интересно, – почесал в затылке Стас, – а нам вы об этом когда сказать собирались, господин майор?
Хацкий предпочел сделать вид, что не услышал вопрос. Коротко поклонившись, он вернулся к сослуживцам.
– Что, парни, интересно девки пляшут? По четыре бабы в ряд! – подмигнул инокам Иван, и, хлопнув друга по плечу, скомандовал, – Идём, идём. Пора покинуть эту юдоль скорби.
И только выйдя за ворота, спросил друга:
– Ты узнал тех двоих, с которыми Хацкий беседовал?
Стас кивнул:
– Конечно. Они вчера стрелка вязали.
– Вот-вот. Иноки не верят полиции, порубежники не доверяют инокам, Хацкий ведет какую-то свою ишгру…Все это очень дурно пахнет.