Собеседование
Начальник отдела кадров, несмотря на то, что рабочий день ещё толком не начался, выглядел уже очень уставшим. Видимо дело было в жаре и банальном отсутствии вентиляции в его кабинете. Распахнутая настежь дверь не помогала, кадровик потел, но окно он почему-то не открывал. Внимательно ознакомившись с анкетой и мельком взглянув на мой диплом, он тяжело вздохнул и потянулся к телефону.
– Анастасия Александровна, Бондарь так и не вернулся из Киева? Ясно. – Он положил трубку. Немного подумав и с тоской поглядев в окно, он сказал: – Сейчас вас отведут к директору на собеседование. Пообщаетесь с ним, а потом… – кадровик заглянул в анкету, – а потом, Полуэкт Иванович, зайдёте в первый отдел. После этого спускайтесь сюда, будем оформляться. Если есть фото три на четыре, давайте мне прямо сейчас.
– Как? Прямо так вот… сразу? – растерялся я. Мне казалось, что должно пройти как минимум несколько дней для проверки документов.
– А вы хотели поторговаться? – Он печально поглядел в окно. – Вы ведь не просто так гуляли рядом с нашим заводом и не случайно забрели сюда с дипломом? Верно? Значит, вы знали, что у нас есть для вас подходящая вакансия?
– Ну… да, не просто. В общем… да, знал.
– Ну, вот и прекрасно. – Кадровик промокнул испарину на лбу носовым платочком. – Я думаю, что директор не станет возражать. Так что, если вы не передумаете, спускайтесь потом к нам в кадры. Всё ясно?
– Да.
– Давайте фотографии.
Достав из шкафа новый скоросшиватель, кадровик каллиграфическим почерком вывел на его обложке мою фамилию имя и отчество. Немного подумав, он наклеил сверху жёлтый канцелярский стикер и написал на нём: «Начальник телефонного узла связи».
Я внимательно следил за его действиями. Он взглянул на меня поверх очков и снова задумчиво уставился в окно. Потом решительно отклеил старый стикер, скомкал его и выбросил в корзину. На новом стикере он написал: «Начальник отдела связи и инженерно-технических средств сигнализации». Наклеив стикер на скоросшиватель, он поднялся.
– Это пока всё, что я могу для вас сделать, Полуэкт Иванович. Оклад обсудите с директором. Как у вас с жильём?
– Пока никак…
– В таком случае просите у директора общежитие. Там как раз освободилось одно место, и вам, как чернобыльцу должны пойти навстречу. – Он сделал пометку в моей анкете, и с надеждой взглянул на меня. – Только пообещайте мне, Полуэкт Иванович, что первым делом почините в кадрах сигнализацию. Мы вынуждены были задраить все окна и скоро здесь сваримся. И ещё у нас перестал работать селектор…
– Обещаю, – улыбнулся я.
Он постучал кулаком в стену. Пришла молодая угловатая девушка.
– Валя, отведи Полуэкта Ивановича в приёмную, и покажи ему, где у нас находится первый отдел. После беседы с директором загляните туда...
– Наверное, вы про службу безопасности? – вопросительно взглянула на него девушка.
– Ну да, ну да… – вздохнул кадровик. – Анкету оставите там...
Приёмная директора «Точприбора» ничем не отличалась от других классических приёмных – стандартный, наполовину обитый светлым глянцевыми деревом кабинет, который принято было называть «предбанником». Справа – дверь с табличкой «Малеев В.М.» в кабинет директора, слева – в кабинет главного инженера, но почему-то без таблички. Мою очередную жизненную развилку охраняла строгая пожилая секретарша по имени Анастасия Александровна.
Если исходить из того, что я видел во время телесёрфинга, то в 2004 году здесь, в этой приёмной должны появиться огромные зазеркальные М-волновые дисплеи. В это верилось с трудом. Небольшое настенное зеркало в обычной деревянной раме, висевшее напротив меня, даже отдалённо не напоминало магическое Зеркало, а тем более, тонкоплёночный дисплей. Хотя, за двенадцать лет всё ещё может измениться. Нет, всё ДОЛЖНО измениться.
Жалобно заблеял селектор, и Анастасия Александровна оторвалась от своей Ятрани, на которой со скоростью матричного принтера появлялся на свет новый приказ либо очередное директорское распоряжение. Нажав кнопку селекторной связи, она замерла, прислушиваясь, но ничего не произошло. Ей пришлось встать и подойти к директорской двери. Безо всякого стука она заглянула внутрь и стала что-то неразборчиво бормотать. Из кабинета послышалось: «А что, Степан Степанович разве ещё не вернулся? Ну, хорошо, пускай заходит. Да, и принесите нам чаю».
– Проходите, – сухо сказала секретарша и посторонилась.
Первое, что бросилось мне в глаза, был новейший 15-дюймовый монитор. Он стоял, в самом центре широкого стола, возвышаясь на таком же новеньком десктопе. Я смотрел на компьютер, словно зачарованный: передо мной был самый настоящий Compaq – предел мечтаний любого пользователя, мало-мальски разбирающегося в компьютерной технике. Себя я относил к категории пользователей продвинутых, хотя бы потому, что благодаря Алексу имел представление о персональных компьютерах ещё с институтских времён, когда в нашей квартире появился самый первый Спектрум.
На директора завода, невысокого мужчину с высоким лбом и залысиной на полголовы, я обратил внимание только после того, как он поднялся из-за стола и сделал шаг навстречу.
– Здравствуйте, Поликарп Иванович. – Он протянул мне руку, улыбаясь так приветливо и радушно, словно ожидал моего появления всю свою сознательную жизнь
Я едва не рассмеялся. Как только не коверкали моё имя, но Поликарпом меня ещё никто и никогда не называл. Отвечая на рукопожатие, я осторожно его поправил:
– Полуэкт. Полуэкт Иванович.
– Ах, да... – смутился директор. – Извините, бога ради, Полуэкт Иванович. Присаживайтесь. – Он выдвинул мне стул и уселся напротив. – Рассказывайте, каким ветром вас к нам занесло? – Склонил голову набок и подперев её рукой, он стал похож на Ленина, внемлющего фантазиям Герберта Уэллса.
Стараясь, чтобы мой рассказ выглядел как можно достовернее, я поведал ему заранее приготовленную историю о приказавшем долго жить «Лукоморье», о том, как высококлассные специалисты, оставшиеся без работы, разлетались по всей стране, о закрытых социальных программах. Одним словом, я рассказывал ему, как было на самом деле, умалчивая о главном: цели своего переезда. Он слушал, ничему не удивляясь, и всё время с пониманием кивал, повторяя: «да-да-да, как всё знакомо...»
Секретарша принесла нам чай. Директор со своей чашкой пересел в привычное кресло и начал ответное повествование. Историю, которую он долго и красиво рассказывал, можно было выразить одним предложением: как хорошо было раньше и как плохо стало сейчас. Но он старался дипломатично обходить острые темы и говорил не о массовом бегстве сотрудников с завода, а о тактике и стратегии выживания в новых условиях и ни с того ни с сего закончил свою речь стихотворением:
Всё на продажу понеслось,
И что продать, увы, нашлось.
В цене всё то, что удалось,
И спрос не сходит на интриги.
Явились всюду чудеса,
Рубли раздув, как паруса,
И рыцарские голоса
Смехоподобны, как вериги…
– Но мы пока держимся, и сдаваться не собираемся, – оптимистично резюмировал он.
– Мне тоже нравится Визбор и совсем не нравится то, что сейчас происходит, – заверил я директора.
– Да? Значит, вы меня понимаете? – Его добрые глаза радостно вспыхнули.
Я так и не понял, чему он больше обрадовался: тому, что мне не нравится происходящее или тому, что я знаком с творчеством Визбора, который, признаться, не очень-то мне и нравился.
– Вы заметили, что сейчас все помешались на деньгах? – продолжал директор. – Точно не помню, но кто-то из нынешних руководителей сказал, что деньги делают человека свободным. Хочется спросить: свободными от чего? По-моему, всё как раз наоборот. И в этом я абсолютно согласен с Робертом Льюисом Стивенсоном. Он говорил, что за деньги мы вынуждены платить свободой. Вас, наверное, интересует должностной оклад? – неожиданно спросил он. Я оценил тонкость переход к этому насущному жизненному вопросу и скромно кивнул. – Сразу скажу: оклад небольшой, но мы стараемся платить без задержек. А коллектив у нас замечательный, сами увидите. И столовая такая, что пальчики оближите. В былые времена к нам даже городское начальство приезжало...
– Виктор Михайлович, а как у вас с жильём? – осторожно поинтересовался я. В скоросшиватель, где лежала моя анкета, он так ни разу не заглянул. – Я слышал, что у вас в общежитии освободилось место...
Директор задумался. Потом он принялся куда-то названивать, в перерывах между звонками объясняя мне, что Степан Степанович, который занимается жилищными вопросами, пока не вернулся из Киева. В конце концов вопрос с общежитием был благополучно решён. Под его диктовку я написал заявление на предоставление комнаты в общежитии №1, которое он тут же подписал.
– Вот видите, Полуэкт Иванович, всё приходится делать самому. – Директор с чувством выполненного долга откинулся на спинку кресла. Я понял, что пора уходить, но не смог удержаться:
– Отличный инструмент. Бренд нейм. Триста восемьдесят шестой процессор? – кивнув на Compaq, поинтересовался я. Директор оживился.
– Да, процессор мне недавно поменяли, – с гордостью ответил он. – До этого был серенький. А вы в этом разбираетесь? Можете посмотреть?
Он вскочил, с готовностью уступая мне своё кресло, куда я незамедлительно переместился. Включив системный блок, я успел вовремя ткнуть пальцем в нужную кнопку на клавиатуре и краем глаза отметил, что директор с интересом наблюдает за моими уверенными действиями.
– Ого! – вырвалось у меня. – Да у вас четыреста восемьдесят шестой Интел!
– Я гляжу, вы неплохо разбираетесь в компьютерах? – уважительно заметил он.
– Ещё с институтских времён. Свою первую программу на Спектруме я написал десять лет назад, – с гордостью сказал я. Это была чистейшая правда, я умолчал лишь о том, что дальше первой программы, рисующей на экране «Юности» синусоиду, дело не пошло, а с современными компьютерами я был знаком большей частью теоретически, чем практически. – Ну и с IBM PC тоже приходилось работать, – чтобы не ударить лицом в грязь, добавил я.
– Ну, тогда сам Бог нам вас послал! – неожиданно обрадовался директор. Пригнувшись к селектору, он нажал кнопку.
– Анастасия Александровна… – Селектор молчал. – Вот, видите как у нас всё запущено? Непочатый край работы... – Я сделал непроизвольное движение, пытаясь нырнуть под стол – я даже знал, в каком реле нужно почистить контакты – но директор меня остановил. – Но это потом, потом…
Ему пришлось выйти в приёмную, где тут же затих треск печатной машинки.
– Я вызвал главного бухгалтера, – пояснил директор, вернувшись. – Вся бухгалтерия у нас сейчас в компьютере, а программистка недавно вышла в декрет...
– Но я не знаком с бухгалтерскими программами... – Я начинал подозревать, куда он клонит.
– А там уже всё настроено, не переживайте. И компьютеров у нас немного. Просто нужно за ними периодически присматривать. Вот у меня, например, куда-то запропастилась бумажка, где программистка написала, как включать одну дополнительную программу...
– А что за программа? – на всякий случай поинтересовался я.
– «Тетрис»... – Он взглянул мне в глаза, надеясь найти там понимание. В этот момент дверь открылась, и он поспешно добавил: – Но это тоже потом, потом…
В кабинет заглянула миловидная женщина лет пятидесяти.
– Вызывали, Виктор Михайлович, или попозже? – нерешительно спросила она, заметив в кабинете посетителя.
– Да-да, заходите, пожалуйста. Познакомьтесь, Вера Васильевна, это наш новый специалист, Полуэкт Иванович Ковалёв, – торжественно представил меня директор. – А это наш замечательный главный бухгалтер, Вера Васильевна.
Главбухша присела напротив и с интересом стала рассматривать меня поверх очков. Взгляд у неё был доброжелательный.
– Дуже приятно, – улыбнувшись, сказала она.
– Полуэкт Иванович хорошо разбирается в компьютерах… этих…
– Ай-би-эм пи-си, – подсказал я. Мне стало окончательно понятно, во что я вляпался, но давать попятную было уже поздно. И я подумал: «А что я, собственно теряю? Да, опыта у меня пока маловато, но это ведь именно тот случай, когда недостающий опыт я смогу приобрести». Упускать возможность хоть иногда самостоятельно посидеть за компьютером было совершенно неразумно.
Вера Васильевна озадаченно взглянула на директора.
– Так у нас айбиемы чы компьютери?
– У нас и то, и другое, – уверенно сказал директор. – Так вот, Вера Васильевна, Полуэкт Иванович готов по совместительству заниматься их обслуживанием. – Вероятно, заметив тень сомнения, промелькнувшую на моём лице, он поспешил добавить: – Мы можем его как-то материально заинтересовать?
Главбухша неожиданно обрадовалась.
– Ну и харашо! Просто замечательно, да, Виктор Михайлович? Наконец-то нам поменяют оту чортову ленточку у принтери, которая всё время перекручуеться. А ещё у нас пид монитором щось деренчыть постоянно. Аж страшно становится. Вещь всё-таки дорогая. А с доплатой мы решим...
Это было для меня полнейшей неожиданностью – мне собираются доплачивать за то, что я смогу попрактиковаться за компьютером! Зафиксировав в памяти ещё один термин, описывающий диагноз технического устройства: деренчыть, я опустил глаза, чтобы в них не было заметно моего внутреннего ликования. Со стороны это могло выглядеть как скромность компьютерного специалиста.
– Вы не переживайте, Полуэкт Иванович, у нас и ленточки есть, и картриджи, – успокоила меня добрая женщина, – мы просто менять их не умеем.
– Это вы не переживайте, Вера Васильевна, – стал горячо заверять я главбухшу. – Сделаю всё, что в моих силах, и всё-всё-всё вам поменяю! И даже дефрагментацию жёсткого диска сделаю!
Она снова вопросительно взглянула на директора и встревожено спросила:
– А може не нада нам делать эту... жостку дефрагментацию? Це дорого?
– Бесплатно сделаю! – радостно пообещал я.
– Нет, – решительно сказал директор. – Бесплатно нам не нужно. Я думаю, что мы с Верой Васильевной придумаем, как лучше оформить обслуживание компьютеров. Много не обещаю, но… Одним словом, подумаем!
Выйдя из заводоуправления, я запрокинул голову и вдохнул полной грудью свежий воздух. Итак, первая, рабочая часть Марлезонского балета была успешно завершена. Теперь можно было смело приступать ко второй части, лирической. А заодно и оформить прописку.
В кадрах мне объяснили, что до паспортного стола, который находится в старом здании райотдела милиции, можно добраться пешком, но можно доехать и на автобусе. Идти пешком не хотелось, и я выбрал автобус, хотя меня предупредили, что расписания, как такового, не существует.
Стоя в одиночестве на автобусной остановке, и провожая глазами снующие мимо меня машины, я всё равно чувствовал себя победителем. В том, что меня примут на работу, я с самого начала был почти полностью уверен, но обслуживание заводских компьютеров в количестве пяти штук и трёх матричных принтеров стало для меня приятным бонусом. Кроме того, в моём кармане лежал ордер на проживание в заводском общежитии. В Китеже о таком подарке судьбы я не мог даже мечтать. Выходит, шило на мыло я поменял уже с ощутимой для себя выгодой...
Один грузовик с длинным кузовом, проехав мимо автобусной остановки, неожиданно притормозил и сдал назад. Рядом с водителем, улыбаясь до ушей, сидел мой вчерашний знакомый, розовощёкий крепыш по прозвищу Корнет.
– Какие люди! – воскликнул он, выглядывая из машины. – Ты откуда и куда?
– Мне нужно в паспортный на прописку.
– Садись, подбросим. – Без лишних разговоров я залез в кабину, и мы поехали. – Я так понимаю, тебя можно поздравить? – спросил Корнет, поглядывая на меня весёлыми глазами.
– Ага. Даже комнату в общаге выделили.
– Покажь ордер, – попросил он. – Ну, ни фига себе! Соседом будешь… Извини, забыл твоё имя… Мы вчера с Бородаем немного того…
– Полуэкт, – улыбнулся я.
– Точно, Полуэкт! Вместе жить будем! – радостно воскликнул Корнет.
– В каком смысле? Ты что, тоже живёшь в этой общаге? – удивился я. Он засмеялся.
– Именно в ней и живу. Она у нас одна. Мало того – я тоже живу в двадцать первой комнате. Прикинь, Палыч, – Корнет обратился к водителю, хмурому мужчине лет сорока, – вчера случайно познакомился со своим будущим соседом.
Палыч, криво усмехнувшись, кивнул.
– Мичман будет просто счастлив. Теперь у вас снова будет поллитровый комплект. Береги печень, Корнет.
– Ага, полный комплект, – кивнул Корнет и пояснил: – Мы в комнате жили втроём, но наш сосед на днях уволился с завода и перебрался из Переславля в Киев. А Мичман – это наш заводской водила. Слушай, Полуэкт, мы тебя на развязке выбросим. Дальше доползёшь пешком, тут недалеко. А нам сейчас поворачивать, – извиняющимся тоном сказал он. – Ориентир – девятиэтажка. Дойдёшь до первой девятиэтажки, а потом… Ну, а там спросишь кого-нибудь, покажут. Тут, в центре проще самому разобраться, чем объяснять.
– Понял. Разберусь. Скажи мне лучше, где здесь можно купить цветы?
Корнет задумался.
– Палыч, где тут у нас поблизости продаются цветы?
– А хрен его знает, товарищ майор. Я дома рву.
– А какие цветы нужны? – спросил Корнет.
– Живые, – улыбнулся я. – Хризантемы там, гвоздики. Я не знаю, какие тут растут.
– Я обычно на вокзале покупаю, рядом с кафе, где мы вчера… Только это далеко. А где в центре – не знаю. Спросишь там кого-нибудь. Слушай… – Корнет замялся, – купи в гастрономе бутылку водки. Тут так принято…
Цветов в центре города мне найти не удалось, и я вспомнил о своём эгрегатор. Маг я, в конце концов, или не маг? Материализация живых цветов, конечно, не самый правильный вариант, но я был вообще не уверен, что они мне сегодня пригодятся. За шесть лет всё в корне могло измениться...
Не доходя до паспортного стола, я выбрал подходящую хрущёвку и нырнул в первый попавшийся подъезд. Мне нужно было тихое, спокойное место, чтобы ненадолго уединиться. Отлично, дверь в подвал открыта. Спускаясь по ступенькам в мрачное нутро дома, где жили совершенно незнакомые мне люди, и отдаляясь от звуков городской суеты, я с каждым шагом погружался в новые запахи и звуки. В этом был определённый смысл: чем глубже проникаешь в чужую жизнь, тем дальше ты уходишь от той реальности, которая окружала тебя раньше, и тем больше растворяешься в другой, новой...
Переступив порог подвала, я оказался в в полутёмноте. Обычно здесь находятся закреплённые за каждой квартирой мелкие сараюшки, где жильцы хранят всяческое барахло, которое жалко выбрасывать сразу. В глубине послышались приглушенные голоса. Нет, далеко углубляться не стоит. Делов-то на пару секунд – главное, чтобы мне не мешали.
Я так пока и не решил, какие цветы материализовать. Лучше всего у меня обычно получались розы. Тут самое главное, не переборщить с запахом. Последний раз, когда я материализовал букет роз для одной китежградской девицы, цветы пришлось предварительно несколько часов выветривать. Наверное, всё-таки лучше что-нибудь попроще. Хеленка, например, любила гвоздики.
Я достал эгрегатор и, стараясь не шуметь, пробормотал мантру. Зазеркалье успешно активизировалось, но мой разговорный санскрит, который всегда оставлял желать лучшего, видимо, совершенно не понравился местному домовому, вернее сказать, подвальному. Непонятно откуда взявшийся чёрный кот, истошно мяукая, бросился в угол подвала. Оттуда раздался звук разбитого стекла, чей-то приглушенный возглас и пахнуло то ли нитрокраской, то ли растворителем. Стоп! Лишние запахи сейчас вовсе не нужны – может случиться казус, который по-научному называется смешением образов в сознании материализатора или М-волновой диффузией.
Стараясь отключиться от неприятного запаха, я стал воображать подходящий аромат. Зажмурившись и отчётливо представив в руке букет алых гвоздик, я щёлкнул пальцами. В этот момент дверь в глубине подвала с грохотом распахнулась и кто-то громко выматерился. Запах растворителя резко усилился. Этого мне только не хватало – практически натуральные гвоздики, пахнущие искусственным растворителем.
Я пулей вылетел из подвала, едва не сбив с ног молодого человека с девушкой, которые как раз входили в подъезд.
– Извините, – пробормотал я. Парочка удивлённо посторонилась, и я проскользнул мимо.
Выскочив во двор, я быстро сориентировался и метнулся к едва приметной скамейке, стоящей в густой тени старой плакучей ивы. Всё. Здесь можно расслабиться и оценить своё творение. Даже несмотря на подвальные условия, гвоздики у меня получились на пять баллов из пяти возможных: крупные, яркие и пахнут приятно. Хеленке бы такой букет точно понравился.
Дверь подъезда распахнулась, и оттуда вышли двое парней. Оба они были в тёмных очках-каплях и одинаковых стройотрядовских курках. Один из них был рыжим, а на голове второго была красная бейсболка. Рыжий, кривясь от боли, рассматривал окровавленную ладонь левой руки, а второй пытался перевязать её грязным бинтом.
– Иди ты в жопу, Ляпа! – злобно выругался рыжий, вырывая руку. – Помыть нужно сначала. Пошли к колонке.
– Сам иди в жопу, – спокойно ответил второй. – Нужно сначала кровь остановить. Все шмотки закапал. И мне тоже. Поднимай руку, чтобы кровь не капала и шуруем к Анихристу. Перевяжем у него по-человечески. Да не так, поднимай, дурик. Как пионер поднимай, а не как фашист.
– Ляпа, будешь прикалываться – урою! – процедил сквозь зубы первый. – Ладно, погнали к Антихристу, у него, кажется, был 647-й. Там и перевяжемся и сварим всё без шугняков. – Приподняв руку, он решительно зашагал со двора.
Райотдел местной милиции находился в обветшалом одноэтажном здании старой, похоже, ещё дореволюционной, постройки. Рядом со входом в паспортный стол рос вековой дуб. Вековой – не вековой, но он был наверняка древнее, чем само здание. Вспомнилось пушкинское Лукоморье. По крайней мере, огромный дуб казался тем самым сказочным дубом – не хватало только златой цепи и кота. Ну, и русалки, безусловно.
На облупившейся входной двери висело написанное от руки объявление: «Паспортный стол работает по расписанию», но самого расписания нигде видно не было.
Толкнув дверь, я с удивлением остановился. Прямо от дверей вела вниз деревянная лестница. Неужели снова нужно спускаться в подвал? Держась за поручень и осторожно ступая по высоким ступеням, я неожиданно оказался в тамбуре. На этот раз я не стал искать в этом никакого глубинного смысла, я лишь констатировал факт: теперь, чтобы попасть в кабинет к паспортисткам, мне нужно поднятсья на такое же количество скрипучих ступеней вверх.
Не решаясь сделать эти несколько шагов, чтобы узнать, подвела меня интуиция или нет, я принялся рассматривать разнообразные информационные стенды, висевшие на стенах тамбура: образцы заполненных бланков, листовки со злостными алиментщиками и опасными рецидивистами, план эвакуации из помещения в случае пожара. Подойдя к стенду с красивой надписью: «Наша служба и опасна и трудна», мастерски выпиленной лобзиком, я остановился и стал внимательно ввглядываться в лица оперативников, ОБХСников и участковых. Чуда не произошло: знакомого лица среди них не оказалось... Поначалу я немного приуныл, а потом подумал, что это ровным счётом ничего ещё не значит и заставил себя переключиться. Присмотревшись внимательней, я обнаружил на фотографии лейтенанта милиции участкового уполномоченного Коломойского М.И. нарисованное губной помадой сердце, пронзённое стрелой, а в самом углу нацарапанную авторучкой надпись: «Коломбо...» и короткое ругательство. Это меня немного развеселило, и я решительно поднялся к двери.
– Можно? – стараясь изменить голос, громко произнёс я. Из глубины кабинета послышалось глухое: «Заходите». Я шагнул внутрь и осмотрелся.
Огромный кабинет был зонирован серыми металлическими стеллажами и деревянными столами. По всему кабинету: на стеллажах, на столах и прямо на полу возвышались перевязанные стопки пожелтевших от времени бумаг и стояли картонные коробки, доверху набитые папками, скоросшивателями, бланками.
В углу, за деревянной стойкой рядом с картотекой сидела пожилая сухопарая дама в круглых очках. Она разговаривала по телефону, делая пометки в блокноте. К моему великому сожалению, больше никого в помещении не оказалось.
– Вы по какому вопросу? – скрипучим голосом спросила дама, прикрыв рукой трубку.
– Мне нужно прописаться в общежитии, – ответил я.
– Подождите минуточку. Садитесь. – Указав мне на стул, она снова заговорила по телефону.
Не зная, куда девать букет, я убрал его за спину и шагнул в кабинет. Тугая дверь, которую я не догадался придержать, шумно захлопнулась и дама недовольно поджала губы.
– Осторожней, там пружина, – констатировала она очевидный факт, кладя трубку. – Давайте ваш паспорт.
– Извините... а Оксана Гнатовна... – Я не знал, как правильно сформулировать свой вопрос, но случилось чудо – пожилая паспортистка меня поняла.
– Так вы к Оксане Гнатовне? Она у начальства. Cкоро вернётся.
– Нет, я не к Оксане Гнатовне… Вернее, не только к Оксане Гнатовне, – радостно затараторил я, протягивая паспорт. – Мне действительно нужно прописаться в общежитии.
– Ордер есть?
– Он там, внутри паспорта.
Внимательно просмотрев документы, она вернула мне их обратно вместе с форменными бланками и, кивнув куда-то в сторону, проскрипела:
– Там на стенде есть образцы. Заполняйте.
– Внизу, в тамбуре?
– Нет, здесь садитесь. За перегородкой в углу есть стол и стенд с бланками нового образца. Садитесь и заполняйте…
Испортив несколько бланков, я всё-таки справился с этой непростой задачей и просто сидел, делая вид, что внимательно проверяю анкеты. Когда раздался стук каблучков, я замер и, затаив дыхание, боковым зрением уставился на дверь. Сердце моё лихорадочно забилось – ещё бы, сколько лет я мечтал увидеть эту женщину! Дверь широко распахнулась – и на пороге появилась она, Ксюха.