В библиотеке Ледяного Замка легко было заблудиться. Огромные шкафы и каменные полки с книгами занимали всё пространство, а сложная система лестниц, переходов и галерей превращала поиск книги в увлекательное путешествие. Десятки хранителей ежедневно дежурили в секциях библиотеки, помогая в поиске книг и выдавая особо ценные под запись, но в целом никто не следил за тем, какие книги читают слушатели. Кроме, разумеется, «несерьёзных» разделов библиотеки, доступных слушателям только в определённые дни, да и то благодаря самоотверженным усилиям Тео Гранция.
Сам Тео любил приходить в библиотеку вечером, когда уже зажигались хрустальные лампы, но темнота ещё не скрывала величественную мощь собранных в одном месте знаний. Ройф и Мариона жаловались, что библиотека нагоняет на них ужасную грусть оттого, что одному человеку никогда не прочесть всех этих книг, даже если читать всю жизнь непрерывно. А ведь каждый день пишутся ещё и новые строки, страницы, тома… Однако на Тео это средоточие свидетельств человеческого разума действовало умиротворяюще: усилия не бесплодны, камень за камнем возводится собор бессмертной мудрости, чтобы когда-нибудь быть посвящённым Защитнику, показать ему, что всё не напрасно.
Но сейчас Тео был в каком-то постоянном раздражении и возбуждении — как ищейка, почуявшая след, но не нашедшая пока дичь. Он не смог последовать совету Инаниса и заниматься только тем, что полагалось делать слушателям. Точнее, он честно попытался — но, прочитав нужные для занятий книги, он не смог просто так уйти из библиотеки, не заглянув в секцию рукописей и первоисточников. Дежурный хранитель удивлённо взглянул на зашедшего на территорию старших слушателя, но ничего не сказал. «Может, пойти к Инанису и рассказать, что становится всё хуже. Или к Плинию», — с тоской подумал Тео, но тут же отогнал эти мысли. «Никто не может указывать мне, что читать, а что нет!» — возмутился он, вспомнив, что вынужден будет ещё тратить драгоценное время на упражнения с Плинием.
Поднявшись по узкой лестнице со светлыми перилами, украшенными замысловатыми растительными орнаментами, Тео зашёл в ту часть библиотеки, где хранились письменные свидетельства пребывания Защитника в Шестистороннем. Жёлтые хрупкие рукописи были бережно упрятаны в прозрачные стеклянные чехлы, так что перекладывать их приходилось с огромной осторожностью. Выбрав для себя стопку рукописей, которые он ещё не успел изучить, слушатель устроился за столом с неяркой хрустальной лампой. В эту части библиотеки читатели приходили редко, так что можно было разложить рукописи по всему столу в только Тео ведомом порядке. Он принялся читать строчку за строчкой на старокахольском, который до сих пор для многих его одноступенников был труднопостижимым, чтение на нём составляло для них немалый труд. Самому Тео тоже требовалась сосредоточенность, чтобы разбирать давно устаревшие слова, но он успел уже неплохо натренироваться в чтении таких текстов, работая в этой части библиотеки. За высокими узкими окнами наступал всё ещё ранний весенний закат в горах. Лампы как будто разгорались ярче, когда в них подливали заоконную темноту.
Постепенно Тео начал погружаться в то состояние, когда мир вокруг исчезал, оставляя только пустую рамку, в которой можно было без помех раскладывать свои мысли. В такие моменты Тео чувствовал себя счастливым, чувствовал себя творцом, соединяющим смыслы в огромное полотно, похожее на звёздное небо своей мнимой беспорядочностью, которая при должном понимании оборачивалась безупречным первозданным порядком.
Сейчас он шёл по тонкой нити своей догадки и нашёл целый лес фактов, подтверждающих его правоту. В долгожданном озарении он видел стройную систему доказательств, которая была прекрасна и неопровержима — по крайней мере теми, кто составил «Жизнеописание». На мгновение Тео почувствовал голос совести, напоминающий о том, что недостойно служителя Защитника соревноваться с мёртвыми. Но дрожь, с которой он поспешно записывал своё открытие, боясь упустить хоть какую-то деталь, была свидетельством против него. Он всё-таки не мог равнодушно принять то, что узнал что-то, что пропустили поколения просветителей…
— Тео, друг мой…
Звон разбитого стекла прервал голос просветителя Тирема: вздрогнув всем телом, Тео дёрнул рукой и локтём уронил стеклянную табличку на каменный пол библиотеки.
Злой на себя и на добрейшего просветителя Тирема, который появился так некстати, Тео, чтобы скрыть выражение своего лица, тут же нырнул за рукописью. К счастью, пожелтевший лист с большими витиеватыми буквами старокахольского не пострадал. Тео бережно положил рукопись на стол, а затем принялся собирать разлетевшиеся осколки, бормоча извинения замершему на месте просветителю.
— Я отнесу рукопись в стекольную мастерскую, — виновато сказал Тео, поднимаясь.
На звон сбежались хранители, но просветитель Тирем кивнул на слова Тео и взмахом руки велел им возвращаться на свои места.
— Тео, в последнее время ты сам не свой. Что случилось? — встревоженно спросил просветитель. — Я не хочу по-стариковски лезть в твои дела, но мне больно видеть, что талантливый слушатель сгорает, как свеча за Вечерний Обряд.
Тео вздохнул и устыдился раздражения и злобы, невольно испытанных им к старому просветителю. Просветитель Тирем всегда был добр к нему — да и к другим слушателям тоже, — но Тео всегда выделял и как ребёнок радовался его достижениям. «Что же происходит с тобой, Тео Гранций, раз ты теперь на каждого, кто отвлекает тебя от твоего исследования, готов шипеть от злости?» — грустно подумал слушатель.
— Да так, небольшие неприятности, Айл-просветитель, — пробормотал Тео, и тут только заметил, что порезался, собирая острые осколки, и теперь яркая кровь, такая неуместная в библиотеке, стекала по его пальцам, обвивая их тонкой красной нитью.
— Тебе нужно к врачу, немедленно! — строго сказал испуганный просветитель Тирем и, не желая слушать никаких возражений, увёл слушателя из библиотеки.
Тео успел только схватить со стола свои записи и, свернув их, сунуть в карман перепачканную кровью бумагу.
Тар Квид, школьный доктор, как всегда, встретил пациента спокойствием и своей кривой врачевательской усмешкой, заверил просветителя Тирема, что позаботится обо всём, и вежливо выпроводил его. Не теряя времени, он осмотрел порезы, аккуратно промыл их, обработал густой травяной мазью, в которой по запаху Тео распознал горный тимьян, и перевязал чистой белой тканью.
— Порезался, когда собирал стекло от разбитого футляра рукописи в библиотеке, — пояснил Тео в благодарность доктору Квиду.
Доктор сам никогда не спрашивал, что случилось, без необходимости. Просто делал своё дело. А случалось разное.
— Надеюсь, в вашем варварском уставе нет пункта о том, что нельзя разбивать стеклянные таблички, и тебе не грозит какое-нибудь наказание? — уточнил Квид, стоя у стены сложив руки и любуясь своей работой.
— Нет, насколько я знаю, пока нет, — улыбнулся Тео.
Его всегда умиляла эта светская гуманистическая неприязнь доктора к нравам и обычаям «диких служителей», как он их часто называл, особенно по контрасту с тем, как давно и добросовестно он врачевал раны и болезни всех обитателей Ледяного Замка.
— Знаете, Айл-доктор, я вспомнил такую забавную вещь: в детстве бабушка говорила мне, что если порезаться о разбитое стекло, то маленькие осколки непременно попадут в кровь, дойдут до сердца и человек умрёт, — сказал Тео. — В детстве мне не раз представлялась эта смерть.
— Даже не мечтай, — серьёзно отозвался доктор Квид, убирая инструменты и лекарства в большой стеклянный шкаф.
От звука маленьких серебряных ножниц, звякнувших о стеклянную полку шкафа, Тео нервно вздрогнул. Квид заметил это, внимательно посмотрел на слушателя, и тот вынужден был отвести взгляд.
— Смотрю, они тебя совсем замучили, — вздохнул доктор.
Желание всё рассказать и найти сочувствие у человека, мнение которого важно и ценно, накатило на Тео вместе с усталостью и переживанием от случая в библиотеке. Но он сдержался и позволил себе совсем немного:
— Это не они, я сам, — сказал он грустно.
Квид покачал головой и поставил на маленькую жаровню кофейник, даже не спрашивая, будет ли кофе его пациент. От такой удачи как кофе с доктором в Ледяном Замке не отказываются.
— Ну-ну, насколько я могу судить, любой упорядоченный культ как раз и сводится, по большому счёту, к тому, чтобы заставить человека думать, что он сам именно этого хочет.
Когда Тео попадал в больничное крыло, Квид всегда начинал спорить о вере в Защитника, но слушатель был искушён в поединках по риторике, поэтому чувствовал себя как взрослый в споре в ребёнком — то есть соглашался или переводил всё в шутку с мудрой такой улыбой. Впрочем, у доктора была какая-то своя правда, которая, вопреки всем законам построения спора, невольно покоряла пристрастного собеседника.
— А разве хоть какие-то отношения между людьми строятся на иной основе? — спросил Тео, не удержавшись.
— Ну хорошо, мастер слушатель, в таком случае я, как школьный доктор, хочу, чтобы ты хотел беречь немного своё здоровье. Прежде всего, от того, что у тебя здесь, — тут он коснулся своей головы с густыми и короткими чёрными волосами.
Кофе почти было закипел, но Квид ловким и точным движением, совсем как до этого перевязывал руку Тео, снял кофейник и поставил на стол тонкие глиняные чашки с контурами Ледяных гор — подарок кого-то из пациентов.
Слушатель улыбнулся, но оценил ненавязчивую заботу доктора.
— Я постараюсь, — сказал он.
— Не постараешься, — со вздохом произнёс Квид, разливая кофе, — но вы тут почти все такие. Мастера Грави на вас нет. Но ты, конечно, особенно.
— Мне кажется, вы ко мне несправедливы, — сказал Тео, бережно сжимая в руках горячую, почти обжигающую глину чашки.
— Ну да, предвзято отношусь к своему земляку, — хмыкнул Квид, пододвигая к Тео коробку печенья из Морской стороны.
Так они сидели, пили кофе и болтали ещё довольно долго для людей, у которых немало дел и обязанностей. И Тео, к своему удивлению, почувствовал, как тугой узел, которым в его голове завязались нити реальности, слегка ослаб. И хотя Квид смотрел немного свысока и советовал, — сам понимая бесполезность таких советов, — не доводить до крайностей, освобождать голову от мыслей, даже очень важных, не зацикливаться, как тот моряк Морской стороны, который обещал доплыть до горизонта, и прочие обычные докторские рекомендации, которым никто не следует (по крайней мере, точно не служители), но от общения с доктором почему-то становилось тепло на душе, как от имбирного чая зимним вечером.
С сожалением Тео взглянул на часы и понял, что пора уже идти на занятия к Плинию. На ненужные занятия по концентрации. Только чтобы его хранитель и просветитель Инанис чувствовали, что они сделали всё, что могли.
Тепло попрощавшись с доктором, Тео направился в крыло хранителей. С каждым шагом в нём снова поднималась волна раздражения и злости: он мог бы потратить время с большей пользой. И как они самоуверенно думают, что знают, в чём его проблема! Хотят помочь. Все говорят, что хотят помочь.
Плиний сразу почувствовал настроение слушателя, и приветственная улыбка быстро сползла с его лица. Он принял излишне деловой вид и повёл Тео в комнату для занятий: блёклые, сливающиеся в одно светлое пятно, стены, стол и пара стульев такой формы, как будто их специально создали для иллюстрации соответствующих слов в детской книжке с картинками: просто стол и просто стул. Чтобы ничто не цепляло взгляд, не отвлекало от занятий. Продуманно, как и всё в Ледяном Замке.
Хранитель в нерешительности остановился и посмотрел в глаза Тео, рассчитывая на поддержку. Но не тут-то было. Слушатель только усмехнулся и застыл с деланной почтительностью.
— Давай, я сначала расскажу тебе технику, а потом ты попробуешь, — предложил Плиний.
— Можешь не трудиться объяснять: я уже прочитал всё, что касается техники, это совсем несложно, — небрежно сказал Тео.
Любой другой хранитель не стал бы продолжать разговаривать со слушателем в таком тоне. Любой другой, но не Плиний Фиделио, на счастье или на беду Тео.
— Ну что же, хорошо, раз так. Будь добр тогда сказать, с чего следует начать, — спокойно произнёс Плиний.
— Как всегда — с того, чтобы не думать, — ответил Тео, прямо смотря на своего наставника.
— С того, чтобы контролировать свои мысли и убрать лишние, — поправил Плиний.
— Да, вы это называете так, — с вызовом произнёс Тео.
Хранитель с внутренним вздохом подумал, что ещё немного и у него не останется никакого пространства для манёвра.
— «Мы» — это кто? — спросил Плиний.
— «Вы» — это те, кто сначала готовы подчиняться любым бессмысленным правилам, а потом начинают сами с радостью и важным видом создавать их! — выпалил Тео.
Большей частью своего сознания Тео понимал, что поступает очень глупо и несправедливо. И что вовсе не правилам Школы противоречит такое поведение, а его собственным представлениям о том, что можно, а чего нет. Но он не мог остановиться, как будто какая-то пружина, долго сжимаемая где-то в груди, распрямилась, и её не удержать, как не избежать ран от её стремительного движения.
— Уходи, — негромко сказал хранитель, отвернувшись в сторону. Его добродушное лицо вмиг приобрело пугающее сходство с картинами древних просветителей со стен парадных залов Школы.
После стольких лет обучения в Ледяном Замке хранителю совсем не составляло труда сохранять самообладание даже в такой ситуации, когда жгучее ощущение обиды и несправедливости связывало мысли, как клей — книжный переплёт. Но впервые он не был уверен, что это нужно, что не лучше сорваться, накричать на слушателя, пригрозить ему, вывести из его мучительного мрачного равновесия.
— Что? — спросил Тео, как будто совсем не ожидал такого поворота событий.
— Ты прекрасно слышал, — ответил Плиний. — Если не хочешь учиться, уходи. Это тоже один из наших принципов. Или, если тебе так будет понятнее: убирайся, я не хочу тебя видеть.
Слушатель ощущал теперь только растерянность и сожаление. Злость и раздражение, сделав своё дело, предательски покинули его. Но исправить ничего уже было нельзя, и Тео молча развернулся и побрёл прочь.
У двери в его комнату слушателя поджидала Мариона. Она нервно дёргала кисти своей зелёной накидки, прислонясь к стене, а увидев Тео, просияла, как дерево Зимнего праздника. Хотя и как изрядно напуганное дерево Зимнего праздника. Тео, рассчитывавший скорее забраться в комнату и притвориться спящим, не смог скрыть досаду на своём лице.
— Привет, Тео, — как можно непринуждённее сказала Мариона, — не хочешь прогуляться?
Слушатель остановился напротив, сложив руки на груди и всем видом изображая вежливое терпение.
— Извини, Мариона, я очень устал, — сказал он.
Девушка ещё плотнее закуталась в свою накидку, защищаясь от сгустившегося вокруг холода.
— Ты теперь всегда так, совсем не говоришь со мной. Как раньше, по-настоящему, — произнесла она.
Терпения Тео хватило ненадолго.
— Ты говоришь так, как будто я тебе что-то обещал, — раздражённо бросил он.
— Не обязательно обещать доверие тому, кого назвал другом, — горько отозвалась Мариона, глядя в сторону.
Они замолчали.
— Я, правда, устал, Ари, — уже другим тоном сказал Тео.
— Понятно, — Мариона разочарованно скользнула взглядом по его лицу и развернулась, чтобы уйти.
Тео шагнул за ней и потянулся, как будто собирался её остановить, но тут же одёрнул руку.
— По-настоящему здесь не бывает. Пора бы тебе уже это понять, — зло прошептал он ей в спину.
Мариона не обернулась, только вздрогнула, стремительно спускаясь по высоким каменным ступеням.
Она почти бежала, пока дыхание её не сбилось, пока она не почувствовала, как что-то колючее, словно куст чертополоха, пробилось внутри и стремительно росло. Мариона прислонилась лбом к стене в пустынном коридоре и стояла так, пока ледяная белая корка не расплылась по грубо обтёсанному камню тёмным пятном, а онемевший лоб не стал мокрым. «Всегда не вовремя, я всегда не вовремя. Я всё только порчу. Он презирает меня, конечно, презирает», — думала она, пока остывала голова. «Впрочем, это неважно, — холод вернул мыслям желанную ясность. Такую, которая позволила обратиться к Защитнику: — Айл-Защитник, прошу тебя, защити его! Сделай так, чтобы он нашёл тебя, он достоин этого больше других! Больше таких, как я или как они, которые точно знают, что делать. Которые могут хотя бы немного отогреться, даже здесь. А он — нет. Прошу, Айл-Защитник, будь к нему справедлив и милостив по своей великой мудрости! Пожалуйста, прошу тебя…»
Когда часы на школьной башне глухо пробили семь вечера и закат уже налил в кувшины между горами тёмно-лилового вина, а ночные птицы, почистив перья, готовились подняться с насиженных за день скал, в высокие дубовые ворота Ледяного Замка постучали. Вежливо, но уверенно, как значилось в инструкции, полученной посланником в Тар-Кахоле.
Хранитель привратник удивлённо посмотрел вниз с башни над воротами и, увидев одинокого всадника в одежде цветов королевского флага, поспешил открыть. Обычно в такое время ворота Ледяного Замка уже закрывали на тяжёлый засов, поскольку мало кто решался так поздно путешествовать через горы без особой надобности, а если уходил, то оставался ночевать в ближайшем городке за перевалом. Недоумевая, что могло привести королевского посланника в Ледяной Замок, привратник открыл ворота и приветственно поклонился.
— Да пребудет с вами сила Защитника, тар хранитель, — с поклоном произнёс человек, соскочив с лошади. — Я — Милвус Им-Онте, служитель Зала Представителей Королевской ратуши. У меня письмо от Сэйлори к Айл-просветителю Люмару.
Служитель поклонился королевскому посланнику, велел отвести на конюшню его уставшую и напуганную горными переходами лошадь, а сам, передав свой пост подошедшему хранителю, вызвался проводить прибывшего к Айл-просветителю.
Люмар уже видел прибытие королевского гостя из окна своего кабинета. Лицо его было бесстрастно, но руки как будто сами с ожесточением комкали письмо — пока оно не превратилось в почти правильный шар.
Когда в дверь осторожно постучали, Люмар распахнул её с видом тщательно отмеренных самодовольства и вежливости. Именно таким, должно быть, представляет себе главного служителя Защитника этот тар-кахольский выскочка.
— Милвус Им-Онте, Айл-просветитель, к вашим услугам, с посланием от Сэйлори, — королевский посланник склонился в низком поклоне на пороге комнаты Люмара. — Прошу прощения, что потревожил вас так поздно: обвал задержал меня на переправе.
Люмар отпустил хранителя, велев приготовить ужин и комнату для лори Им-Онте, а затем позвать просветителя Инаниса, и с добродушной старческой улыбкой произнёс:
— Рады приветствовать вас в Ледяном Замке, лори, и в вашем лице свидетельствовать наше глубокое почтение Сэйлори, да хранит Защитник его долгие годы. В комнату вам подадут ужин, вино и что вы пожелаете, но, может быть, вы хотите сейчас выпить чего-нибудь горячего?
— Нет-нет, не стоит беспокоиться, — торопливо заверил Милвус, достал из внутреннего кармана тяжёлого дорожного плаща конверт, покрытый тонким слоем воска от дождя и других превратностей долгого пути, и с поклоном протянул его просветителю: — Послание от Сэйлори, Айл-просветитель.
Люмар кивком указал непрошенному гостю на кресло около окна, сам сел напротив и, осторожно надломив королевскую печать в форме правильного шестиугольника, прочитал:
«Айл-просветитель Люмар, приветствую Вас!
Для меня было бы радостью лично засвидетельствовать Вам моё глубокое уважение и верность принципам Конкордата, но, к сожалению, дела Королевства не позволяют мне надолго отлучаться из столицы. Поэтому я поручил шейлиру Милвусу Им-Онте выполнить это почётное поручение и постараюсь в письме выразить в полной мере то, что желал бы сказать Вам при встрече.
Прежде всего, примите мои искренние заверения в нерушимости Конкордата и готовности всех служащих Королевства и дальше тщательно соблюдать его мудрые правила. Со своей стороны, я хотел бы высказать пожелание о более глубоком созидательном взаимодействии высоко ценимых во всех Сторонах верных служителей Защитника нашего и служителей Королевства. В непростые для нас времена только взаимная поддержка приведёт к процветанию и укреплению государства. Во дни сомнений именно просветители и хранители примером своей праведной жизни могут направить метущиеся умы в сторону укрепления порядка и традиций нашего Королевства.
Разумеется, благополучие и процветание Школы и всех храмов является основой процветания нашего Королевство, поэтому, что бы Вы ни пожелали для этого – не встретите отказа, пока я ношу эту корону.
Не сомневаюсь, что Вы окажете лори Милвусу, верному мне человеку и добросовестному служителю Зала Представителей, радушный приём, но прошу Вас также предоставить ему возможность пожить в Ледяном Замке дигет или два, чтобы он мог передать мои приветственные слова всем просветителям, хранителям и слушателям, а также, если на то будет Ваша воля, прикоснуться к таинствам нашей веры в самом сердце её, коим, несомненно, является Школа просветителей.
Ваш верный друг, почитатель Защитника и доблестных его служителей,
Король Шестистороннего Королевства
Оланзо Озо».
Когда Люмар закончил читать, в дверь постучали. Явился вызванный им просветитель Инанис — как всегда, безукоризненно невозмутимый, но в его тёмных глазах Айл-просветитель без труда прочёл волны беспокойства при виде королевского посланника. Тем не менее их взаимные приветствия и обмены любезностями были безупречны.
— Просветитель Инанис, Сэйлори в своём приветственном письме выражает пожелание, чтобы мы показали лори Им-Онте жизнь в нашей скромной обители, — с улыбкой произнёс Люмар, обращаясь к Инанису. — Несомненно, мы будем рады видеть лори нашим гостем столько, сколько он пожелает, и расскажем и покажем всё, что он ни пожелает узнать. Поэтому я поручаю тебе, Инанис, как моему верному помощнику, сопровождать лори королевского посланника, выполнять все его просьбы и отвечать на все вопросы о Школе с полной откровенностью.
«И постарайся проследить, мальчик мой, что именно будет разнюхивать здесь этот птичник», — мысленно добавил Люмар.
Во взгляде Инаниса мелькнул вопрос, но он скрыл его от быстрого взгляда Милвуса в поклоне.
— Это честь для меня, Айл-просветитель. Добро пожаловать в Ледяной Замок, лори, — произнёс он.
Старик просветитель задумчиво посмотрел в огонь, затем встал и сказал, давая понять, что беседа окончена:
— Инанис, друг мой, будь добр проводить лори в его комнату в башне для гостей — я думаю, что после дороги через весенний перевал наш гость с ног падает от усталости.
Милвус с благодарностью наклонил голову, готовый следовать за своим провожатым в мир служителей Защитника.
— А скажите, лори, в библиотеке Зала Представителей всё ещё висит та картина углём, которую прошлый Глава Зала счёл оскорблением Защитника? — небрежно спросил Люмар, когда его посетители уже вышли за порог.
Милвус медленно повернулся и, мгновенно ответив понимающей улыбкой, сказал:
— Нет, Айл-просветитель, со временем её сняли — полагаю, чтобы не смущать служащих.
Люмар кивнул, видимо, удовлетворившись ответом, а затем, когда привратник, ожидавший у двери с переносной лампой, увёл гостя вперёд, Айл-просветитель шепнул Инанису:
— У Зала Представителей нет и никогда не было библиотеки. Служители пользуются книгами Зала Истории, — и, коснувшись головы просветителя, склонённой для вечернего благословения, почувствовал, как тот вздрогнул.
«Вся надежда на тебя, мальчик мой, да поможет тебе Защитник», — устало подумал Люмар вместо обычной обрядовой формулы.