Когда что-то пошло не так, но стараешься держать лицо.
Едва осознал я всю картину, как у самых моих ног с рыданиями повалилась его супруга – грузная женщина с оплывшим от слёз лицом. Руки дрожат, губы шевелятся, в пальцах судорожно скомкан носовой платок. Ах, знали бы вы, как причитают такие женщины! Как потрясающе они умеют плакать – громко, с надрывом, от души. Но вот по кому?
Я ещё не успел и слова сказать, как она повалилась к моим ногам, и уже трясла меня, как потерявшая голову курица.
– Пан Жлобек, умоляю! Умоляю вас! Это же грех, это же не по-христиански! Нельзя его вот так, как собаку, нельзя!
Какое неизысканное благородство! Какое святое горе! Ах! Она хочет для своего мужа хорошей смерти. Не той, что ему уготовили, не той, что он заслужил – а той, что могла бы убедить её, что происходящее – ошибка. Погребения достойного святого, пусть даже по ограде, в закрытом гробу, в спешке, под шёпот и осуждение. И ведь она уже придумала для себя удобную истину. Ещё вчера её муж был обыкновенным человеком: пьющим, грубым, жадным до чужого. Но сегодня он уже ангел: невинный, как младенец и чистый, как первый снег. И не он виноват – а та, из-за кого его не стало. Мне доводилось слышать подобное прежде. Но вот я уже слушаю сие из уст вдовы, желающей, чтобы я разделил её правду:
–… Из-за неё, пан Жлобек! Из-за этой девки! – Взбалмошная, пустая, нечестивая… ах, Господи, и что ей стоило быть смиреннее?
Как удивительно быстро она успела простить своего мужа и как стойко держит обиду на его жертву! И ведь её не мучает вопрос о деяниях его. О,совершенно иное вызывает у неё всё новые и новые потоки слёз. Но… Предательский недостаток! Не в моей природе отказывать женщинам в просьбах. Ощупав в кармане деньги, которые она мне сунула, я вновь закатил рукава.
– Прошу, успокойтесь, пани. Сделаю, что в моих силах. Пред смертью равны все.