Божественная комедия
За спиной Толт'Гхал-Ира сгустилась плотная тень.
По разуму Кадрамеаша сокрушающе - до боли! - ударило чужой силой.
Жуткой.
Прошедшей сквозь все его внутренние щиты, как нож сквозь воду!
Сила подавляла.
Заставляла склониться перед волей её хозяина.
Требовала подчинения.
Кадрамеаша вжало в кресло.
Его разум заполнили чужие эмоции, почти уничтожившие все его мысли.
Слепое отчаяние, почти что невыносимая боль.
Кипящая, опаляющая и разрушающая перед собой любые преграды ярость.
И - страх.
Страх утраты.
Невосполнимой.
А ещё - чужая и чуждая, несокрушимая - не прощающая любовь.
Любовь к своему дитя.
Тень за спиной матеи подернулась стылой, лиловой дымкой.
Невероятно естественно перетекла в полупрозрачный сгусток чего-то почти осязаемого, налилась красками и…
Превратилась в женщину.
Совершенно нагую. Крепкую.
Рыжую.
Невыносимо прекрасную в своей ужасающей чуждости. В почти неестественной - нечеловеческой! - искаженности резких, звериных черт.
Очень злую.
Голодной бездной сверкнули узкие щели зрачков в жёлтых глазах - подчиняя себе до последней части души.
Заставляя себя любить.
Доводя до бескрайнего ужаса болью и страхом потери.
Желанием обладать.
Обязанностью и обещанием беречь и хранить принявшую это их Право сущность любой ценой!
Из-за спины чудовища взвились синим всполохом крылья.
В Песенном круге что-то тихо, отрезвляюще блямкнуло.
По мысленной связи до Кадрамеаша докатился звенящий гул.
Тело матеи Гхал-Ира обмякло и безвольным мешком сползло с кресла на пол - прямо под звериные лапы скривившегося и ударившего по разуму Кадрамеаша внутренней болью чудовища.
Рыжая женщина снова странно, пугающе оскалилась, крутанула в ладони блестящую, металлическую сковороду и обожгла его осуждающей, предупреждающей и ненасытной жаждой Владения.
Сверкнула цветными зрачками кошачьих глаз, окатив его величием своей Власти, коснулась едва заметно проступившим сквозь подавившую его разум бездну любопытством...
И расплылась невесомым туманом снов, приходящим из кошмаров и сумерек Нарга.
Богиня!
Кадрамеаш медленно выдохнул, опускаясь обратно в кресло.