Смэрть пришла

главгер  ШТ

 Он был нелюдимым и тихим учеником, такие обычно держатся особняком и не шибко открыты к общению. Про таких говорят «и мухи не обидит», если только муха не позволит себе задирать и высмеивать чужие культурные особенности. Зейда сторонились, он был первым и пока единственным аманорикаши среди молодых Стражей, его знали как мальчика-дикаря, спасённого с разрушенного Аманоре. Мало ли, что у него в голове было. Лучше и не выяснять лишний раз. Никто не общался с ним без повода, а если и общался, то с ощутимым опасением. Никому этот дикарь ничего плохого не делал просто так, и когда все это почувствовали, начали появляться смельчаки, готовые лишний раз вывести юношу на агрессию.

            Зейд обходился поначалу предупреждением, потом пара тумаков таким придуркам производила более профилактический эффект, нежели слова. Зубы ещё ни разу не пошли в ход: он опасался получить по морде ещё больше, как это случилось с учителем, который такой выпад отметил весьма суровым наказанием. Юный жнец предпочитал завершать разговор первым, не переходя в атаку, и за это многие считали его хорошим парнем, пока хороший парень тайком отрезал пойманным птицам лапы и крылья и выкидывал маленькие трупики в пропасть. Он мысленно пририсовывал этим трупикам лица тех, кто его особенно бесил, в то время как какая-то маленькая крупица внутри говорила ему, что так совсем нельзя.

            Однажды мальчишки решили его убить.

            В шутку.

            У Стражей своеобразные шутки, да.

            Вначале повалили и связали руки. Зейд настолько не ожидал такого, что не смог оказать сопротивление. Потом его же острым ножом, который он всегда носил с собой на поясе, исполосовали руки до крови, проткнули ладони, игнорируя мольбы о пощаде. Да, ему пришлось умолять их, этих уродов, и умолять сквозь слёзы, чтобы они прекратили. Когда им надоело истязать свою жертву, нож вошёл ему в грудь. Сначала по телу разлилась боль, а затем она растворилась вместе со страхом под гадливый смех мальчишек.

            Когда Зейд отошёл от трупного окоченения, он почувствовал, как что-то умерло в нём по-настоящему и навсегда. Он, подхватив свой нож, вскочил и растолкал нависших над ним ангелоров, едва дочитавших молитву воскрешения. Он знал, что за такую «шутку» тому молодому воину будет выговор от куратора, но ноги безудержно несли его сквозь галдящую толпу. Выхватил этого урода и бесцеремонно вмазал кулаком нос. Тот, ненадолго растерявшись, не заставил ждать с ответом и с норовом пошёл на аманорикаши. Они сцепились прямо посреди дороги, привлекая к себе внимание, и под улюлюкающую толпу продолжали поднимать пыль, щедро осыпая друг друга пинками и ударами.

            Убить.

            Убить.

            Убей.

            Уродец вдруг дал стрекача, оттолкнувшись от земли. Всё, что помнил Зейд – собственную длинную тень с ножом в руке, и горячий режущий воздух, вырывающийся из лёгких. Казалось бы, поединок себя исчерпал.

            Остановись.

            Убей.