Баронесса

...Мёртвая баронесса села в гробу. Классически жуткая и прекрасная. Тонкие белые руки метнулись к горлу. Время на миг сжалось, замерло, как и сердце в груди. С окровавленных красных губ сорвался леденящий жалобно-тяжкий стон разбуженного мертвеца, вырванного из запредельно-холодных объятий смерти. И без того огромные, а сейчас ещё и широко распахнутые глаза, чёрные, без зрачков, могильные провалы на мёртвом восковом лице, наполненные тьмой и кошмарами потусторонней вечной ночи слепо озирали пещеру, пока не встретились взглядом с не менее огромными и тоже наполненными ужасом глазами Чари.

От двойного девичьего визга заложило уши. Загнанным зверьком заметалось по пещере эхо, с воплем испуганно вырвалось наружу и, наверняка, если кто-то притаился у входа, обратило несчастного в бегство. Эйт не знал, закричал ли он сам. В любом случае, его крик потонул в общем вопле, к которому наверняка присоединился и Тевье. Но Тяф кричал недолго. Он вдруг упал на колени, перекрестился, зажмурился и зашептал, чудовищно смешивая не только молитвы, но и языки и даже религии. «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня грешного… Избави нас от лукавого… Sáncta María, Máter Déi, молись о нас, грешных, ныне и в час смерти нашей… tsey, tsey, dybbuk!»

Эйт знал, что каждая молитва будет услышана Господом и человеку воздастся по делам его, но столь стремительного результата не видел никогда. То ли сказалась неистовая вера Тевье, то ли его отчаянное обращение сразу на всех языках возымело усиливающий эффект, но глаза покойницы вдруг подёрнула жуткая пелена. Чернота сменилась белизной, и неизвестно, что было страшнее. Теперь они не отличались от мертвенно-бледного лица, а из тела словно разом выдернули все кости: оно обмякло, и баронесса рухнула обратно в гроб, глухо стукнувшись головой о край дубовой доски.

«Maledicte Diabole, exi ab eo!» — выдавил из себя Эйт древнюю форму экзорцизма Фомы Аквинанта, дрожащей рукой пытаясь перекрестить Мадлен...

"Марионетки анатомического театра"