Рецензия на роман «Забытые вещи»
Иногда ты открываешь текст, не ожидая многого. Ну, школьная мистика, подумала я. Сейчас будут фантомы в шкафу, предсказуемые подростковые слёзы и роман с мрачным одноклассником на задней парте. А потом — нет. Тебя утаскивает. Сначала за воротник — чуть-чуть, будто случайно. Потом за волосы, за ноги. В финале ты оказываешься на дне — там, где воды уже нет, а что есть — непонятно. Вот именно так действует «Забытые вещи».
Главная героиня — Эвелин (или, как ее зовут друзья, Иви) — не просто девочка, которую кто-то столкнул в воду. Ее тонкое существование в самом начале — это уже признак: она чужая в жизни, в школе, в компаниях. Она как будто скользит по поверхности, сдержанная, тихая, не цепляющаяся. Мир вокруг — шумный, полый, переполненный персонажами вроде грубоватой соседки, которую хочется одновременно придушить и обнять и искренней подруги, которая, к счастью, не превращается в комический довесок.
Когда Эвелин вытаскивают из воды, она возвращается — но не до конца. Это не «спасли и забыла». Это «спасли, но дверь осталась приоткрытой». В эту дверь начинает лезть не только страх, но и сны, и видения, и девочка-призрак, которая ничего не говорит, но всё показывает.
С Эвелин происходит тихий, неочевидный сдвиг. Это не сюжет, где героиня внезапно обретает силу и становится охотницей на призраков. Эвелин остаётся всё той же — настороженной, ироничной, тревожной. Но теперь она — с «меткой» (в буквальном смысле), и мир начинает ее узнавать.
Самое сильное в тексте — атмосфера. Она не выстраивается через пафос, не давит таинственностью. Она собирается из мелочей: из мяча, который видит только Иви; из школьных шкафчиков, где призрак стоит как NPC, выжидая; из записок, которые приходят не от тех, от кого ждешь.
Школа в этом рассказе — не просто фон. Она будто сама чуть живая, дрожащая. Переходы между мирами — не порталы, а ощущение, что ты только что моргнул, и всё стало другим. Особенно сильно работает сцена с «видением» в классе младших: зрение темнеет, голос Лорен уходит, и ты оказываешься в теле другого ребенка, с другим рисунком, другой рукой. Момент настолько телесный, что не хочется быть в этом теле — и это заслуга текста.
Эта тонкая грань между «я» и «не я» — лейтмотив всего повествования. Призрак девочки — он ведь не просто «страшилка». Это отражение Эвелин, ее разомкнутое состояние, ее граница с прошлым и с тем, что она еще не прожила. И это ключевой нерв всего текста.
Стилистически текст очень ровный. Это не та проза, где на каждую страницу по три метафоры и еще одна — в сноске. Это язык, который будто не хочет мешать происходящему, а просто немного освещает его. И именно этим он ценен.
Диалоги естественны. Внутренние монологи Эвелин звучат так, как звучали бы у любого живого подростка, которого трясет от недосыпа, страха и хронической непроговоренности. Автор ловко балансирует: ирония не становится защитой от всего, серьезность не превращается в пафос.
Это текст о смерти. Не о панике перед ней, не о ее романтизации, а о тихом, неотвратимом присутствии. Призрак девочки — не кара, не угроза. Это просьба. И это то, что делает произведение взрослым.
Он и о вине. Об «оставленных делах». О невыраженном. «Помоги мне», — шепчет девочка, и это не крик, а шрам. То, что ты не закрыл. То, что скребет изнутри. Может быть, это даже не ее голос, а голос самой Иви — та часть, которую она потеряла в воде и так и не вернула до конца.
И, конечно, это текст о взрослении. Потому что только взрослый человек может пойти к страху, посмотреть на него, услышать его и не отвернуться. «Забытые вещи» — очень правильное название. Потому что в финале выясняется: дело не в том, чтобы помнить или не помнить. А в том, чтобы освободить. Себя. Ее. Всех. Этот текст не разорвет вас на части. Он не кричит, не требует. Он просто тихо сидит у двери, как та девочка с мячом. И если вы откроете — он войдет. И останется. Надолго. Советую читать его в одиночестве. Поздним вечером. Без спешки. И — не забывайте дышать.