Рецензия на сборник рассказов «Автомобильная фамилия | Сборник рассказов»
«Автомобильная фамилия» Сергея Никоновича – это любопытная штука; не припоминаю, чтобы я раньше встречала где-либо сборник, организованный именно таким способом. Включает этот сборник в себя оригинальные произведения Чехова, Брэдбери и Набокова (как указано в предисловии, представленные для ознакомления), коротенькие авторские впечатления о каждом классическом произведении, одновременно являющиеся как бы предисловиями к ремейкам, и собственно авторские переделки этой классики (для простоты назовем ее так). Есть в «Автомобильной фамилии» и кавер на «Волшебника Изумрудного города», но, понятное дело, волковский оригинал отсутствует, ибо длинен и вообще он повесть или даже цикл повестей.
Первым делом я должна сказать, что, ИМХО, надо быть смелым человеком для того, чтобы вот так поставить рядом оригинал и кавер. Во-вторых, сразу заявляю, что весь мой отзывантский опус касается только одной пары рассказов – брэдберевской «Улыбки» и ее ремейка «Язык». Заглавную «Автомобильную фамилию» я прочитала, но сочла, что там анализировать особо нечего: фамилии действительно смешные и в них и заключается главная прелесть рассказа (в том числе и по словам автора, как я поняла из мини-предисловия к связке рассказов), собственно «автомобильная» фамилия угадывается легко
Брэдберевская «Улыбка» – это история, наполненная твистами. Сначала все представляется так, словно люди с раннего утра занимают место в длиннющей очереди для того, чтобы взглянуть на произведение искусства (которое, возможно, привезено в оригинале). Потом становится ясно, что собрались они вовсе не для того, чтобы проникнуться прекрасным, а для того, чтобы выразить свое презрение к нему, ибо смысл публичных праздничных мероприятий – это уничтожение достижений цивилизации, то есть науки, производства и в том числе и искусства. Главный герой рассказа, мальчик Том, оказавшись перед картиной, понимает, что она прекрасна и что он не может причинить ей зла. Когда картину уничтожают, Том, поддавшись общему настроению, тоже хватает себе кусочек холста, на котором изображена улыбка, но не рвет его, а сохраняет и любуется остатком картины, т.е. действие в глобальном плане меняет свое направление несколько раз.
Есть у Брэдбери и более мелкие твисты: например, «лихо, мастерски сработал» означает «здорово раздолбал мотор», а «знает толк в искусстве» – «он пришел плюнуть на картину». В картину нельзя бросать камни, что кажется естественным, но вообще-то это потому, что она должна оказаться мишенью для плевков наибольшего количества людей, а вовсе не для того, чтобы как можно больше народу ею восхитилось.
Сергей Никонович для ремейка берет общую сюжетную канву со лже-выставкой и атмосферу мира, в котором царит невежество и упадок, но решает сосредоточиться только на одной стороне цивилизации – на науке, точнее, на гонениях на нее (как я понимаю, отчасти как бы в противовес Брэдбери, у которого основная, но не единственная тема – искусство). В «Языке» Никоновича общество глубоко безграмотно, что всячески подчеркивается: никто не умеет читать и не имеет представления о том, что такое буквы и процесс чтения вообще. Книги описываются как дрова с пластинками, покрытыми какими-то значками (дрова – потому что ими топят? но почему дрова, а не, скажем, более похожие на книги ящики, которыми при желании тоже можно топить?), а портрет взрослые люди считают настоящим человеком, только замороженным и засунутым в плоскость (при этом непонятно, кому при такой вопиющей безграмотности принадлежат мысли о портрете как о портале в другое измерение). Как следствие – или как контраргумент к уничтожению науки – это общество большей частью влачит нищенское существование… но все-таки, в отличие от совершенно нищего брэдберевского мира, тут есть и роскошь: хорошо живет религиозная элита, а рядом с очередью варят в честь мероприятия натуральный кофе; можно придраться к осмысленности этой затеи, ведь ясно, что целевой аудитории, готовой заплатить за настоящий кофе, среди действующих лиц нет... и заодно возникает вопрос, как вообще в этом обществе с числами, деньгами и оплатой, если все так плохо с буквами. При этом летоисчисление вполне себе ведется, и судя по тому, как главный герой рассказа мальчик Егор отчеканивает ответ, до двух тысяч с хвостиком считать умеет даже ребенок. Значение этого эпизода про летоисчисление я понимаю только как прямое цитирование Брэдбери, но с точки зрения цельности авторского рассказа такое подчеркивание умения считать в мире, в котором образование в принципе не существует, мне кажется сомнительным. Не менее странными кажутся мне другие темы: как бы говорится, что Егор еще не умеет определять время по солнцу (из-за отсутствия в обиходе часов, как я понимаю, это едва ли не основной способ ориентирования во времени; судя по общей канве рассказа, эта деталь должна показывать, в каком дремучем мире происходит действие), но при этом в тексте (и в том числе и в устах персонажей) присутствуют четкие временные отрезки «два часа» или «пара минут».
Однако с учетом общей идеи о противопоставлении науки и невежества логично выставлять портрет ученого как символ гонимой науки, и логично как символ символа взять знаменитую фотографию Эйнштейна с высунутым языком. Финальный пассаж про язык, который заставили замолчать, тоже в этом плане весьма говорящий (ха-ха, каламбур); это я считаю удачной аранжировкой оригинала. Но вот что касается не обыгрывания пары конкретных деталей, а общей драматургии рассказа, то по моим впечатлениям тут получилось не очень. В «Улыбке» суть во влиянии красоты на человека и в вызванных красотой переменах. Я соглашусь с тем, что на материале искусства легче показать, как даже настроенный против картины человек, не говоря уж о впечатлительном и чистом ребенке, проникается живописью от взгляда на картину (то есть на результат творчества). В науке же результат деятельности более абстрактен и куда менее впечатляющ для неподготовленного зрителя: условно это какое-нибудь изобретение, т.е. механизм или что-то в этом роде, или же просто формула или теория. Так себе объект для катарсиса... Но и выбранная автором альтернатива, т.е. демонстрация портрета ученого, по-моему, тоже в этом плане не очень: нельзя внутренне переродиться, просто взглянув на портрет в плохом разрешении. Поэтому автор, с одной стороны, удачно подготавливает внутреннюю перемену в мальчике, показывая портрет его глазами и давая понять, что страшный «колдун» вовсе не страшен, но итоговое объяснение «не хочу плевать в него, потому что он похож на моего дедушку» довольно трогательно, но с точки зрения смыслового конфликта всего рассказа мне это кажется нелогичным. На мой взгляд, как попытку это засчитать можно, но вот насколько эта попытка успешна, вопрос остается открытым.
Действие рассказа перенесено в наши реалии, что передано с помощью русских имен собственных (по имени, как и у Брэдбери, автор называет всего двоих: Егора и взрослого мужчину, который в «Языке» носит фамилию Стерлигов) и замены полицейских исконно русским городничим. В целом прием работает, ничего не скажешь, но мне он показался слишком утрированным, только сарафанов с кокошниками не хватает. Также малоубедительными мне показались эмоциональные реакции персонажей на происходящее: люди переходят от благоговения к презрению по щелчку пальцев в пределах трех строк. Особенно в плане цельности характера, адекватности реакций и внутренней эволюции Егор проигрывает Тому. Можно, конечно, списать это на общую умственную и эмоциональную неразвитость, связанную с условиями жизни, но сам рассказ более выразительным от этого не становится.
Подводя итоги, хотела бы сказать следующее: сама идея создать такие аранжировки как минимум прикольна и способна развлечь автора и его читателей, а как максимум это отличное литературоведческое или даже стилистическое упражнение опять-таки и для автора, и для читателей. Однако мне показалось, что автор сам не определился, что именно он хочет «перепеть» – идею, структуру, антураж или конкретные эпизоды или прямо цитаты – из-за чего ремейк получился рыхлым и упрощенным. Тем не менее я провела не один приятный вечер за тандемом «Улыбки» и «Языка», поэтому затея себя явно оправдала.