Рецензия на роман «Земля Ксанфа»
Создавая рецензию на «Землю Ксанфа», я слегка превышаю меру своей компетентности. Это боевая космофантастика с элементами фантастики научной, а я наиболее уверенно себя чувствую в рамках рецензирования фэнтези.
Правда, в жанре космофанта я многое читал в школьные годы, а в годы недавние – так и сам что-то этакое писал… Но стоит признать: в том, что писал я, данный жанр использовался не как ресурс, а скорей как ограничение и преграда, которую авторской фантазии надлежит одолеть (где победить, где толково обойти). Владимир Палагин к этому жанру относится иначе; в тексте заметно большее к нему уважение, чем у рецензента. И автор в этом наверняка прав, а правота залог эффективности. Так или иначе, «Земля Ксанфа» намного ближе к формату своего жанра, чем мои собственные писания. Отсюда следует что? Какие-то из моментов, которые рецензенту не понравились, могут быть залогом успеха романа у истинных поклонников жанра.
Но наверное, и моё особое мнение может быть интересным – в общей-то палитре.
Начну со своих впечатлений от процесса чтения.
Общее впечатление – позитивное, но с моментами амбивалентности. В последних моментах непросто разделить отношение к роману и к требованиям жанра.
Роман тщательно разделён на равномерные порции – четыре части по шесть глав (с прологом и эпилогом), поэтому весьма удобно мониторить своё читательское состояние.
Пролог и первая часть – область тотальности читательского интереса. Автор грамотно вводит в детективный сюжет, подкидывая загадки и внезапные повороты.
Вторая часть – область лёгкого недоумения.
Третья – раздражения, четвёртая – смирения с неизбежным. О чём речь?
События набрали маршевую скорость – и? Впечатление излишней суеты. Герои мечутся, как ошпаренные. Тот же, кто знает и позволяет себе не метаться – тот не в кадре. Автор старается, чтобы в главах с повышенной регулярностью что-то происходило. Для любителей боёвки это должен быть жирный плюс, но любителю подумать сей калейдоскоп лишь мешает включиться в происходящее. Острота сюжета бежит далеко впереди осмысления; герои мало что понимают, но всё же быстро принимают верные решения, впоследствии наскоро убеждаясь в своей правоте. Они, похоже, ориентируются на интуицию, но при том погружены в мир ощущений. Кажется, ни одной кнопки не нажимают на автомате, мониторят мир вокруг из своих фокалов.
Поскольку фокалы героев мониторят ситуацию с разных сторон, читателю раньше, чем им самим, становится ясно, что к чему (для детектива сие минус). Но и персы быстро догоняют читателя (сообразительные, ага), легко принимая на веру несколько небесспорные версии мироздания. В мире романа – резкая нехватка тормозов и скептиков, которые уравновесили бы доверчивость авантюристов. Правда, и действие бы замедлили…
То была структура восприятия, так сказать. Теперь же к самому тексту.
Язык. В целом грамотно написано. Но вот какая штука. Автор как прозаик и как поэт – по мировосприятию будто разные люди. В первом заметен медик (настолько заметен, что героев пришлось кого делать врачом, кого посылать на ускоренные медицинские курсы, а иначе их внимание к телесному самочувствию на неподготовленный читательский взгляд отдавало бы ипохондрией, что снижало бы впечатление от их героизма). Во втором медик незаметен. И тексты от них эстетически не особенно согласованы.
Первый максимально соответствует жанровым требованиям. Он не чужд канцеляризмов, очень внимателен к показателям соматического здоровья персов (пациентов), чётко и по делу описывает действия и обстановку. Без особых красивостев. Его стихия ответственность. Она требует всё заранее распланировать и выполнить план точно и в срок, даже если в момент исполнения от тебя ускользнут смыслы. Курс лечения не допускает свободных импровизаций. Можно отменить и назначить новый, но лучше не трогать, да)
Второму позволено проявляться очень эпизодически. Что-то этакое ввернуть в стихах или прозе можно, но только в особых случаях. Его стихия вдохновение. Слог летуч и ярко образен (образы не технократические). Мне, по своим причинам, второй авторский голос ближе. Но к жанровым стереотипам космофанта первый голос более адаптивен. (Брэдбери этот жанр хоть и принимал, но в единичных случаях, а Азимовых в нём всяко побольше)…
Образы. Описание природы/погоды, а также технических устройств – достаточное, чтобы представить мир, где экологически стрёмное терраформирование меняет облик планет.
Социальные образцы поведения – тоже даны, причём в двух основных моделях, что находятся в ярком антагонизме. У меня из-за динамичности повествования, межглавных перескоков фокала и переходов между мирами кой-какие социальные страты путались. Часовые, красноповязочники – чьи они, в первые появления поди разбери. А герои-то знают, ведут себя соответственно, но с читателем делятся знанием лишь действенным путём в тот момент убийства, который тоже не чёткий показатель. Мочить этих неписей им приходится вне зависимости от того, за кого они там были.
Герои. Самые яркие персы – таки модифицированные люди, 75%-ные андроиды. Доров и Ева – носители яркой харизмы. А чем обусловлена харизма в боевике? Силой, ловкостью, выносливостью – нечеловеческими, техногенными. И знанием о том, каков мир на самом-то деле. Эти знают, т.к. лично сталкивались.
Ковалый – главный из героев по месту, занимаемому в общем сюжете. Он не такой крутой, как Доров. И не старший инспектор, а младший, и пределы силы и выносливости имеет человеческие. Но именно он – предсказанный Представитель (здешний Квисатц Ходорах). Кто его определил в Представители? Автор, ясное дело. Ну и Доров. С какой целью? Доров – с педагогической, ну и сгрузить ответственность. Автор же, поди, опасался вывести героем неуязвимого Марти Сью: тогда все моральные максимы прозвучат не просто наскоро, а ваще издевательски. Потому – простой парень. Но работающий в «зоне ближайшего развития» (Л.Выготский). И понемногу догоняющий, что да к чему в марсианском детективе.
Горин - экзогеолог. Как по мне, сильно смахивает на Ковалого. Не инспектор ни разу. Но часть трюков выполняет вместо него. Дважды выступает в паре с недолговечными учёными постарше да покруче – Гавриловым и Хамовым. И конкретно их превосходит. Шастает из мира в мир через вращающиеся двери. Человек настроения. Фамилия говорящая – горе у человека. Мотивация его странна. Убили жену – так он хочет другую такую же.
Анна – последняя из ярких фокальных персов. Ева в миниатюре. Её арка от преступления к наказанию. Преступление крупным планом выглядит почти по-Раскольниковски. Наказание – покруче, чем «больше не буду». Да, осознала, искупила. Проняла читателей внутренним трагизмом. Но вышки-то судьи не отменяли. Касатка как зарядила ружьё, так в финале бабахнула. По отмашке автора, ясное дело. Точно вовремя.
Есть герои, по сюжету положенные, но малоинтересные.
Ложный герой Лозинский – каким был, таким остался. И отношение к нему с первого мига такое же. Но бледны и кой-какие неложные. Лекарь Дефо, силовик Лосько – ну да, коль не они, то кто же… Но как люди – что были, что не было…
Сюжет. Заострённый в каждой главе. Персы принуждены быстро перемещаться, крайне слабо ментально прорабатывая свои декларированные цели. Многолинейный. Внешне систематичный, но несущий признаки хаоса. Хаос возникает от того, что цели всё далее отодвигаются – примерно как возвращение Одиссея на Итаку. Да и важность для инспекторов изучения самых первых трёх трупов граничит с обсессией: ведь новых-то трупов навалено на порядки больше. Чтобы доказать себе и читателю, что цели ещё притягивают, герои несутся из локации в локацию на больших скоростях. Но не гонит ли их страх остановиться?
Типичное проявление хаоса – диверсия в миг, когда герой отпустил контроль, отходя ко сну. Если герой опустился в ложемент или криокамеру – то и так понятно: пробуждение выйдет (ожидаемо уже) неожиданным. (Ночь. Мафия вышла на охоту!)
Мир. Двойственный. Как-то я вывесил на АТ рецу на «Двуявь» Прягина – так можно провести параллели (победивший / проигравший СССР).
В этом мире тоже встречаются через ксенокультурные порталы на Марсе 1) сотрудничающий социальный проект прекраснодушных элоев; 2) соперничающий – от злобных морлоков капитализма.
(Как и у носовского Незнайки Солнечный город / Луна. И как отчасти в Уэллсовской «Машине Времени». Но особенность та, что у Прягина и Палагина рассматриваются не просто две социальные системы или страты, а две версии одних и тех же, совпадающих на уровне индивидов).
Замечу, что такое конфликтное двумирье всегда можно соотнести с архетипами «персоны» и «тени» по Юнгу. Это тот же мотив двойничества, что в андерсеновской «Тени» и стивеноновской парочке Джеккил-Хайд, но распространённый на общество. Есть в нём и теологический манихейский дуализм божественного/дьявольского, абсолютизированный в ересях…
/Ага, нашёл-таки, куда приткнуть одну из истолковательных моделек, хорошо работающих в пределах фэнтези… Но здесь не фэнтези, да. А требования НФ с космофантом предлагают такие штуки не понимать символически, а чисто причинно объяснять. На основе вероятных физических факторов, законов и логик. Мне это их требование, признаться, неинтересно, ибо какую бы изощрённую физическую логику автор ни измыслил – всё равно я скажу: автор защищается, прибегает к рационализации или интеллектуализации проблемы, только бы её не понять.../
Потому оставлю эту физическую сторону вопроса кому-нить, кому она интереснее, чем мне, чтобы всё же осветить смысловую. В чём значения Двумирья для человека?
Владимир указывает, что один мир добрый, другой злой, и злой мир так и рвётся проникнуть в добрый, рассылает своих замещающих двойников. Его не ждут, а он лезет. Знает проходы. Больше всего – у Башен Терраформирования (а башни из Обитаемого Острова помним?), призванных цивилизовать-окультурить дикий Марс. Окультуриваете натуру? А саму её не спросили? Ну так ждите эмиссаров, что прикинутся такими культурными, как вам надо, а сами-то, сами – вооружены и очень опасны… Не самим ли фактом своего существования?
Короче, втихаря лезут, как из Бессознательного в Сознание, да. И лишь работники цензуры – Часовые, ЭНэСы – из последних сил сдерживают напор. Но фиг вам – пошли симптомы (странные несчастные случаи), подлинные причины которых раскапывать опасно.
Если всю эту диалектику понять, это должно бы вылиться в финальный посыл романа. Типа, что делать? (с двойственностью) Как решает этот вопрос Владимир Палагин? По-мне, слишком просто. Миры разводят, чтобы больше не соприкасались. В фундамент разведения закладывают жертву (Еву) и чистую совесть Ковалого. Бабах – и готово.
И шо, так можно? Было бы да, если бы два мира были друг другу и правда совсем не нужны. А они нужны. Как две стороны в одном человеке. Ведь миры нифига не самодостаточны, оба. Оба чуток скособочены. Один представляет оптимистически-благостную «персону», которая провоцирует человеческое Эго слишком слабо себя знать и убого реализовывать. Другой – «теневой» - дополняет личность до целого. Служит бессознательной компенсации.
Вот в конце романа оба мира (оба Марса) разлучены. Между ними неодолимая преграда, плотина, жестчайшая из защит. Но стоит плотине где-то дать течь… Этот образ снесённой плотины в юнгианстве соотносят с психотическим срывом.
Идея романа… Как-нибудь так:
- Всё сложно.
- Всё не такое, как кажется.
- Двойники опасны… Но вот чем?
В том психозе, который поминается в романе – в параноидной шизофрении - встречается две формы психической защиты – шизофреническое расщепление (диссоциация) и параноидная проекция. Отщепить, чтобы бояться – не здравый способ справиться с проблемой.
Думаю, в продолжении «Земли Ксанфа» будет о чём подумать и в чём усомниться…