Рецензия на роман «В тупике бесконечности»

ПО ТУ СТОРОНУ БЕСКОНЕЧНОСТИ

Драма в шести актах, полная спойлеров, домыслов и ереси

Оставь надежду, всяк сюда входящий,
Оставь наивность, детство и мораль,
Отпей же горечь из вселенской чаши.
Поверь, мне тоже бесконечно жаль.
Над колыбелью распускались звезды,
Подобно астрам, перед сентябрём,
Но Марс, проказник, уж припрятал кости —
Ваш приговор, Гоморру и Содом.
Не зря «геном» звучит названием Ада
На ветхих славных языках Земли.
Глотком свободы, жизненной усладой,
Решением, выходом казался. Но смотри,
Чем обернулась ваша тяга к небу,
Куда обрушилось то слово «человек»,
Куда завел вас первородный ребус?
Грядёт потоп, и не собрать Ковчег.
Всё лучшее, дарованное Богом,
Вы поспешили извратить, перековать,
И фальшь пришла к вам жизненным оброком —
Ложь небоскрёбов, криводушье автострад
И души цвета марсианской пыли,
Что задыхаются полжизни в тесноте.
Их в первый день рожденья раздавили,
Отрезав путь к пленительной мечте,
Взамен даруя безопасность и удобство,
Комфорт и юность, вкусность и азарт:
Снаружи — прелесть, а в душе — уродство,
Болезнь и гибель... Правда, Леонард?

Он смотрел в золотистое небо Марса. Сплевывал песок и облизывал губы. Вездесущая пыль с неизменным оксидом железа поглощала голубую часть спектра, оставив небу желтовато-коричневый оттенок. Золото надежд, серебро будущего и жалкая медь настоящего — как марсианский реголит. Как он сказал, небо — кусок алого мрамора, земля — кусок неба.

— Зачем ты это рассказываешь?

Вопрос выдался таким же резко-хлёстким, как и разворот Лео. Этот карьерист, обернувшись, смотрел на меня, будто на повинного во всех грехах. Взмахнув крылом, я перебрался ближе, покачал рогами и перекинул косу на правое плечо.

— Ты почти как марсианин. Если б только не эти патлы. Скелет, которого мы нашли, был совсем безволосый. И ладно это, ладно даже, что ты можешь тут нормально дышать. Но почему я могу?

— Ты еще не понял, Лео?

Валун принял меня и мои крылья — уставший бес, почти что Le Penseur старины Родена. Взгляд в упор. Сколько гость еще будет упорствовать?

— Мы в виртуалке, да? В симуляции? Я выжил, но в коме, и чтоб совсем не свихнулся, меня поместили в симуляцию?

— Ты в симуляции? Ха-хах. Да какая, к марсианским чертям, разница? Ваши симуляции — зона пыток, зона майнинга информации из не особо сговорчивых пациентов. А мне не нужно от тебя никаких тайн, Лео. Я всего лишь хочу тебе помочь.

— Ты шаман? Брат рассказывал о том, как его вылечили в виртуалке, а он выздоровел и в реальности. Черт его знает, как это работает, но если...

— Ты видишь на себе раны? А как работает ваша виртуалка — правда черт его знает. Не я. Наверно, другой черт.

Вездесущая пыль сновала вокруг, набивалась под одежду, взметнулась в небо, застлав голубое из-за оптических эффектов солнце. Вдали чуть угадывался купол местного мегаполиса. Эллада, кажется? Марс — вроде как римское название. Эллада — название Греции, точнее, самоназвание. Так почему такой диссонанс? Впрочем, я ничему не удивляюсь. Земляне горазды давать названия нестройным разнобоем. Важней не это, а раковина моллюска на крыше научного центра — широко распахнутая навстречу небу. Так, словно собралась всё его сожрать, всё вобрать в себя и захлопнуться, не оставив ничего снаружи. Да, такова природа человека. Третий грех — жадность всепоглощающая. И его противоположность — щедрость, третья из списка добродетелей.

— Я не был щедр, Лиор... Это правда твое имя? Забавно, оно так похоже на мое. Не бывает таких совпадений. Я все еще склоняюсь к симуляции.

— Тебе еще не плевать? Пойми же, мне плевать на то, где вы спрятали чертову табличку. Плевать на план дальнейшей борьбы с ГЭКом и вообще плевать. А ты, кажется, остановился на том, что не был щедр.

— Да, я брал, что хотел, всегда. И кого хотел. Я не шел по головам, я шел к своей цели.

— Неудивительно, что ты именно здесь, Леонид Бесстыжев.

— Бестужев. Леонардо.

— Прости-и... Не сдержался. Но хорошее сокращение — Бес. Тебе не кажется это символичным? Бес — твой брат, марсиане — дьяволы? Ладно, несмотря на это, твоя история — старая добрая классика. Как говорят у вас — киберпанк. Мне даже понравилось, хотя ты многого не знаешь, так называемый «некомпетентный наблюдатель» — ну, не обижайся, просто ни ты, ни твой брат, ни эта Татья не видели всей картины, и в итоге мне многое пришлось додумывать. Но я умный, я справился. А ты зря нервничаешь. Ну погибли люди, ну и что же? Это только кажется бессмысленным. Ангел судьбы — та еще шлюха, любит красивые и бессмысленные смерти, совсем как в твоей истории. Судьба так словно подчеркивает саму себя. Ну знаешь, детектив, убийства... Одно без другого невозможно, как луна без солнца. Какая-нибудь слабонервная девчонка стушевалась бы. Вот прям как ты. Но здесь нечего делать всяким неженкам. Твоя жизнь — тьма, и ты в ней — грешник. Как ты сказал, если слабый человек видит вокруг себя тьму, то верит, что в ней прячутся чудовища, а сильный знает, что тьма — это просто тьма.

— Я не грешник. И я ничего не боюсь, теперь даже боли. И ты не прав. Люди на «Прометее» погибли за все Человечество. Их смерти — цена, которую мы заплатили за жизни миллиардов населения Земли. Я заплатил.

— Да какая разница? Как тебе не стыдно? Из-за тебя погибла уйма народу. Нет — тьма тьмущая! Да, ты исправлял ошибки «отцов», работал на благое дело. Но разве это оправдание? Думал мгновенно перековаться из эгоиста в добродея, а сам не замечаешь, что ведешь себя так же, как и раньше. Ты же не думал, что та личность старого Лео погибнет в один миг, сразу после того, как ты примирился с братом, помог ему — и спас целый мир? Нет же. Эта личность все еще где-то внутри, затаилась. А ты, так же, как он, продолжаешь себя обелять. Но ведь все это — чушь собачья, а не оправдание!

— Конечно оправдание, а чушь собачья здесь — только ты. Ценой всех этих жизней мы купили будущее, понимаешь? Иногда нужно кем-то жертвовать. Такова жизнь.

— Тогда почему ты здесь, а не на небесах? Ну, не закатывай глазки, могучий герой-любовник Лео. Ты в глубине души знаешь, что жертвовать жизнями — не дело.

— Ну не дело так не дело. Да отвяжись ты! Я пожертвовал собой во имя будущего, ясно? Да, совесть мучит меня. Но всё это — во имя Человечества. Кто, если не я? Раз марсианин из меня не вышел, ученый не вышел, брат не вышел, то...

— То ты себя хоронишь, вот так сразу? Понял, наверное, что целой жизни не хватит исправить содеянное — работу на центр? Они предали Землю, а ты предал — их. Квиты? Ладно, не кипятись. Все же ты развлек меня своей историей. Она не слишком отличается от того, что рассказывали другие грешники, но есть отдельные нюансы. И если б нужно было поставить оценку, я дал бы пятнадцать из двадцати пяти. С таким пеклом, как у вас, и наше не нужно — вмиг перекует характеры. Хотя и будет это изменение — внешним. У одного рушится целый мир, но он остается прежним, у двух других тоже рушится, но они — меняются.

Желтовато-коричневый, серый, бурый и прочие унылые оттенки марсианской почвы, досуха высушенные ветрами, так и просились в родные братья к рассказу Лео. Такой же сухой, местами даже протокольный, порой он разрождался изюминками, хлестко бившими по ощущениям. В редкие моменты сам рассказчик становился бурно эмоциональным, но быстро возвращался к сухости. Интересно, Лео так хотел подчеркнуть отдельные моменты? Рассматривая его сквозь летящую пыль, я думал больше о разнобое. Впрочем, оно и понятно — после смерти у бедолаги раздвоение, так, будто в нем живут два человека, старый и новый Лео. И во время рассказа они менялись местами. Помнится, однажды мне попался один грешник с таким же раздвоением — он звал себя Лукиан или Перум, в зависимости от личности. Кажется, он поведал дивную историю о драконах. Вот эти личности точно так же переключались. Или мне так только кажется?

А еще Лео оговаривался, особенно во второй половине истории. Наверно, устал или куда-то торопился. Хотя здесь спешить уже совершенно некуда, кругом бесконечность, слепая и безответная. Впрочем, сегодняшнему гостю и не нужно красноречие — он скорее манипулятор. Да, чувствами и эмоциями. Отменно знает тактику манипуляции, но хуже — стратегию. В общем, на восьмерочку. Кстати, насчет тактики...

— Лео, у меня сложилось впечатление, что эту Иру — ты ее почти не знаешь. Дерзкая, холодная, упрямая, умеющая прощать, собирающая ракушки, но забывающая их по гостиницам. И это всё? Никак образ в голове не сложится. А ведь она — твой импульс, твой и брата, движитель, толкающий на поступки. Я не верю, что все это из-за ракушек. Ты рассказал о ракушках и о том, что с ней случилось. И начал рассказ с ее смерти. И это первое, что ты упомянул. Пожалуй, для какой-нибудь кисейной барышни это было бы ударом под дых. Она сразу поняла бы, что эта история не для нее — жестокая, кровавая. Только привязалась к этой твоей девчонке, и вот, она уже мертва. Впрочем, расслабься, здесь давно нет таких барышень, так что драма ровно для Преисподней. С редкими шутками, да, но все равно драма. Да, ты начал со смерти, и это не добавляет мне веры в это твое Человечество, которое ты так жаждал спасать. Всегда относился к нему скептически.

— Почему?

— Вот ты сейчас жмешь плечами и удивляешься. Так, будто это само собой разумеется — любить и спасать свой народ, свою планету. Ведь это высшая ценность, не так ли? Выживание вида. Отдельные муравьи погибнут, но спасут муравейник. А я бы на твоем месте давным-давно вас всех уничтожил.

— Но ведь ты тоже...

— Что, гуманоид? Марсианин? Демон, выращенный из эмбриона человека и марсианина? Пойми, я — модифицирован, а значит, уже не принадлежу к человеческой расе. И ни к чему мне вас спасать, не должен я вам ничего. Знаешь, как вы приняли измененных там, в моем мире? В штыки. Ведь новое — это всегда пугает. Вы ловили вампиров, обо... Ладно, это тебя не касается. Ты начал со смерти, и это задало тон всему, что дальше. А потом бац — и еще одна смерть, на этот раз в бочке, к тому же умышленное убийство. Нет бы объяснил, за что ты так любишь свой народ, свою планету. В конце концов, ради чего ее спасать... Не спорю, красоты ночного города или купола с моллюском — впечатляют. Но неужели это всё? Ах да, у вас есть виртуальная красота умного дома. Скупая, ненастоящая. Фальшивая внешность... и ты хочешь сказать, что внутренность при этом — подлинная?

— Мне кажется, ты зарываешься.

Ну вот, ушел. Сначала пытался драться — неумело, нелепо. Видно, вспоминал брата. А потом удалился по бесконечной бурой равнине. Кажется, Великой Северной. Той самой, что занимает сорок процентов Марса. В смысле, поверхности. Хм, и почему мне самому пришлось узнавать про Марс, а не слышать от этого, эээ, марсолога? Кажется, он не только Землей не увлечен, но и Марсом. Вроде про планету говорил, а кругом — интриги, интриги... И всего две локации — город и лабиринт. Ну, его и волновали скорее интриги, драки, кровь, убийства, погони, модификации, заговоры, ссоры и предательства. Я даже толком не понял, куда и через что он ехал на том поезде. Ладно, я — старый идиот. Моя работа — грехи, а не красоты выслушивать. И я уже не судья людей, пора вспомнить. Жаль, напарника нет. Побиться бы об заклад, что именно заставит Лео вернуться. И как скоро он выйдет из этого тупика бесконечности. Как там было? «Вы мчитесь все вперед и вперед во мраке, не понимая, что порой очень легко спутать знак бесконечности с „кирпичом“ тупика». По мне — так не особо похоже, разве что, в темноте. Но не это ли — мораль сей басни? Не полагайся на зрение, не несись очертя голову. Затормози, зажги факел, посвети, приглядись как следует.

— Лиор, — позвали через пару вечностей. — А Ира тоже здесь?

— Ирина Самойлова, эта твоя однокашница? А бес ее знает.

— Ты можешь ее найти? Я должен с ней повидаться, поговорить. Сказать, что дело всей ее жизни — закончено, загадка разгадана, и если б не она...

— Если б она догадалась хотя бы выставить дежурство в палатке, возможно, ее группа выжила.

— Опять меня дразнишь? Она бы не смогла, не сумела ничего сделать, ты, марсианская козлиная рожа! Ее убили!

— Ладно-ладно. Археолог ничего не сделает против профессионального киллера и всё такое. Даже если будет соблюдать целиком и полностью технику безопасности, знать, что жизнеобеспечение может сломаться. В конце концов, это чужая планета, есть же инструкц...

— Ты найдешь ее или нет?!

— Ничего не могу гарантировать. Но если ты ответишь на мои вопросы, я — подумаю. Вот, к примеру, твой брат. Так он виновен в той перестрелке на мосту? Или все-таки нет?

— Не знаю.

— И даже не пытался разобраться? То ли он правда съехал с катушек, то ли его умело подставили, то ли... Им управляли через чип на расстоянии. Как тебе такая теория?

— Если б они так могли, они бы просто взяли под контроль Татью и заставили принести артефакт.

— Ладно, все-таки это слишком параноидально, в стиле Total Recall 2070. И этот Антиген намекал на свои разборки. Но твоего брата подкалывали — мол вдруг это все же он? Жаль, ответа ты так и не узнал.

— Да это и неважно. Перестрелку устроила Система, так или иначе. Система сделала полицейских агрессивными. Система привела к этим разборкам...

— Ооо, так люди ни в чем не виноваты, всё, антиутопия? А как же свобода воли?

— Много свободы воли у наркомана, когда ему не хватает дозы?

— Ну тогда в ближайшее время на вашей планете начнется сущий Ад. С чем тебя и поздравляю.

— Перемены — всегда Ад.

— Ну-ну. Сейчас ты смотришь на правителя, которому удавалось все-таки избегать Ада. Хоть иногда. Но я вижу, что у вас начнется не просто Ад, а полное разочарование. Звёзды недоступны, модификации опасны, вы заперты в своей системе и в ближайшее время никуда не выберетесь.

— Это не совсем так...

— Да, я помню. Ты говорил, что придумал что-то в области терраформинга, и скоро всё изменится. Не придется ждать четыреста лет и всё такое. О чем это вообще? Или я понял неверно? Ведь зачем-то ты настаивал на том, чтоб не отбрасывать процесс на десятки лет назад?

Лео пожал плечами. Впрочем, неудивительно — в этом месте память нередко играет в игры. Некоторое время мы молчали. Я еще раз перебрал в уме всю историю. Острая, хлёсткая, в чем-то она напомнила водомерку — плывет по поверхности, едва касаясь воды. Впрочем, многие любят именно такие истории — резкие, динамичные. И мораль хорошо усваивается, давая повод задуматься. Правда, если я задумаюсь, ни к чему хорошему это не приведет. Правда, Лео?

А еще вспомнилось, как к нам в «гости» попадали некоторые режиссеры, из Голливуда. Вот им бы такая история понравилась. Может, Лео податься в сценаристы? Правда, вначале ему придется пройти через Харибду моих упреков и Сциллу допросов. Но если его Ира правда в Раю — это единственный способ с ней повстречаться.

Что ж, все-таки стоит признаться — история не на двоечку и не на троечку, а на целую семерочку. Захватывает, но много осталось непонятного. Ну например, что там с курьером? Как работает это чертово вирт-лечение? Почему Кларисса была в симуляции с попугаем? Что за модификации позволили жить при пониженной тяжести, и каково таким людям, со спиралью, когда они возвращаются на Землю? Впрочем, это все я, старпер. Кому это все нужно? Эти детали не помогут вынуть душу из Лео. Хорош сачковать, палач третьего ранга, пора к работе!

— Скажи, Лео, ты веришь в судьбу?

— Эээ?

— Цепочка диковинных совпадений, чья вероятность... Ах, ладно. Я не математик. Но слышал, что в жизни бывает самое невероятное. И чем больше мегаполис, тем он теснее, мир тесен и все такое.

— Ты к чему клонишь? И как это поможет найти Иру?

— Да никак. Мне просто интересно. На самом деле я знаю, почему все так произошло. Но тебе не скажу.

— Ты обещал найти ее, ублюдочный рогач.

— А вот не надо. Ничего такого я тебе не обещал. Лео, что за манеры? Не ты ли всегда был интеллигентом? Высший свет, хотя бы в мечтах. Это твой брат опускался до брани...

— Кажется, я начинаю его понимать.

— А знаешь что? Вся твоя история напоминает притчу. Если рассматривать ее так, то все логично. И темная сторона, которой стоит бояться, а то учудит чего. И два брата, будто Каин и Авель. И плата за модификации — зависимость и утрата настоящести. И попытка занять место богов, что всегда чревато. И призыв Дьявола на свои головы, и кара небесная. Все это логично, на девяточку. Но какая притча без морали? В чем она? Не зарываться, не играть в богов? Стать собой, а не фальшивыми елочными игрушками? Не нестись очертя голову по шоссе надежд и ожиданий? Вот что вынес лично ты?

— Про семью. И что погоня за местом под солнцем — это пустота. Все время под куполом я чувствовал себя пустым. И только с семьей эта пустота заполнилась.

— Допустим. А что вынес твой брат?

— Эээ, что не стоит быть так фанатично уверенным в непогрешимости своего начальства, безупречности и благородстве своей работы?

— А кто ж его знает. Он вроде как обратно собирался, законник до мозга костей. Прямо как я.

— Что-то не похож ты на законника.

— Не отвлекайся! Скажи мне лучше, Татья что вынесла? Разбила надежды — фактически своими руками. Сразилась с драконом в виртуалке и спасла своего принца... Кстати, я думал, она станет убеждать Егора, что это реальность, что она сама — реальная, убеждать пойти с ней... но нет.

— Очки розовые она сняла, вот что. И стала больше похожа, ну, знаешь, на Иру.

— На Клариссу. На Тину. Одна из двух — ее будущее, две крайности. Правда, я так и не понял, какая она — эта Кларисса. Хотя тату — невообразимое! Это... просто... хех, гениально! Расскажу товарищам — то-то повеселятся. Но за героев тебе семерочку. Яркие детали — запомнил, а получился — калейдоскоп. Ну, игра такая раньше была, подзорная труба с яркими цветными стеклышками, которые никак не могли сложиться в единую картину. Кстати, с моралью у тебя — тоже калейдоскоп. Так что пятерочка.

— Ты чего меня оцениваешь, рогач? Я давно уже закончил школу.

Интересно, пространный взгляд в небо ему что-то скажет? Мне скучно, бес. Да, Ад разнообразен, но по большей части напоминает их виртуальную реальность. Можно соорудить что угодно из воздуха, но при любой картинке суть останется та же. И только новые грешники и их истории могут развеять тоску. Не объяснять же, что на хорошую историю найдется немало охочих, помимо меня? При всей моей нелюбви делиться, истории — отличная валюта. Что еще может стать валютой в месте, где можно создать любые монеты из воздуха? В месте, где равнины, горы, реки состоят не из деревьев и трав, а из грехов и мук душевных, а между ними пролегают тропки той или иной морали. И рассказ Лео поначалу вывел нас к тропе настоящести, подлинности и фильши... а потом тропка затерялась здесь, в марсианских пустошах, вместе с кровью моего гостя. Кровь я тщательно собрал в колбу, начертал звезду, поставил свечи и щедро полил на них означенной жидкостью, мысленно произнося одно-единственное имя. Лео, кажется, заскучал. Пора бы его развлечь очередным идиотским вопросом.

— И кстати, можешь мне объяснить, зачем марсианам крылья? Там же пылевые бури, особо не полетаешь. А если где и строить убежища — то под землей. Даже странно, что никто из вас не удивился.

— А кто сказал, что они — именно марсиане? Может, крылья служили на других планетах? А по прибытию на Марс — решили не отказываться. По старой памяти. Да и даже под землей можно построить весьма обширные каверны и гроты. И вообще... Ты сам с крыльями, не отвечаешь мне на вопросы и не желаешь мне помогать. Какая от тебя мне польза?

— Какая? Смотри.

По узенькой тропке среди марсианских пустынь шла, раскинув руки для равновесия, тоненькая фигурка, освещенная в спину заходящим солнцем. Навстречу Лео сквозь унылый пейзаж спешила, сея дорожку из ракушек, археолог Ирина Самойлова.