Рецензия на роман «Я не странный, честно!1 том - Начало отчаяния»
Вначале первые главы этой "фикшн" вызвали отторжение. Впечатление от авторского фантазийного блюда было как сырая графомания, переперченное «ашипкомы», пересоленная трафаретами микро-сюжетов, перетёртая в заезженных «попаданских» образах и разбавленная водой демагогической социальной философией. Однако «моя практически стальная сила воли не выбесилась из себя компасированием мозга». Ибо я почуял «другую сторону медали» - за фасадом невольного примитивизма кроется некий новый жанр попаданской фантастики. (Кстати и свободный анархический разгул запятых стал уже не коробить, а наоборот – умилять!) Я стал представлять и вживаться не в балаганчик этой шаблонной, но обширной фантазии, а и представлять автора: «Кто ты, парень? Что и кто довели до труда написания такого толстого романа»?
Тогда стал соображать, что этот новый жанр можно бы назвать как примитивная проза попаданской фантастики (ПППФ) и как часть того общего культурного явления как Примитивное Искусство. И именно те графоманские «приправы» автора вовсе не «бяки», а наоборот, «перлы», которые придают вкус подобному произведению. И это стало преображать первоночальное чувство отторжения - на умиление. Это «перлы» живой речи современного, малообразованного, приблатнённого «школяра», который решил «творить» и «право иметь». (Кстати, недавно мой психиатр заметил, что позыв к писательству, к исповеди, к дневнику – это реакция психики на стресс).
Короче, если воспринимать произведение, как «расширенный комикс» - всё обретает своё место – и примитивизм, и схематизм, и дву-мерность героев.
Будет ли «искушенный читатель» насмехаться над этими усилиями автора? Сноб и пижон будет вероятно. Но «любитель словесности» - вряд ли! (Говорят, что даже «Новый Завет» был написан «бытовым греческим, грубоватым порой», а не «высоким штилем аля-Гомер»). Кстати, хочу заметить, что подобные «перлы» давно стали поп-фразеологизмами ещё со времён почившего в «комме» СССР. Например, с подачи популярных романов и фильмов, такие фразеологизмы, как «надо, Федя», «птичку жалко», «упал - гипс», «хенде-хох, стой стрелять буду, не влезай – убъёт, руки прочь от Вьетнама, пасть порву – моргала выколю, куды прёшь, а сало русское едят, по утрам пьют шампанское аристократы и...», «может тебе дать ключ от квартиры, где деньги лежат», «деньги сегодня – стулья завтра», «почем опиум для народа» и теде.
Итак, внимание уважаемая публика, я позволю выделить несколько удивительных фраз автора (на основе первого тома фэнтези), которые имеют шанс войти в народный речеоборот «Великого Русского»...
... говоря это специальным своим голосом из разряда сексуальных ... я пытался ускорить работу мозгов и спустя 20 минут активных раздумий моё лицо изменилось со слегка улыбающегося на более серьёзное... проявилась... моя практически стальная сила воля ... сердце бешено бьётся, а мимические мышцы заставили лицо улыбнуться..."
"...Увидев мои сверкающие пятки, в Наре включился режим берсерка, и она обнажив большой меч, погналась за мной... ... я ... взмахнул мечом вниз воткнул его гоблину в голову, тот сразу же умер ".
На этом фоне подворотние и подростковые народные матершизмы (а именно - неформальные лексисизмы: «...чё зыришь? ...не еби мозги...вот жеж блядь...твою жежь мать») хоть и не вызывали умиление, но косвенно указывали из какой среды вырастает современная молодёжь вообще, и автор в частности. Это не хорошо и не плохо, но характерно, и указывает на становление новой общности, а именно – Новый Русский, выросшей из общности – т.н. «советский народ».
Однако не думайте, что примитивизм автора абсолютгый. Образование проявляется (грубо говоря «образованщина», по-Солженицину).
Автор вводит в текст такие понятия, как «язык тела», «мнемоника». А вот тут я даже отстал от времени и эту ценную инфу - «принцип Парето», «Метод Вима Хофа» - не знал и с удовольствием изучил.
В заключение приведу праграф о «примитиве» из фундаментального труда маститого примитито-веда.
* *
«Суть примитивного искусства, независимо от того, относим ли мы это понятие к изобразительной деятельности первобытного человека или ребенка, заключается в наивном натурализме, получении удовольствия от простого сходства с натурой, узнавания объекта в изображении, и самого изобразительного процесса»... Примитивное не означает слабое, плохое. В таком искусстве существуют собственные критерии законченности, целостности, ясности образа. Поэтому примитивное искусство следует отличать от архаического, которое свойственно ранним стадиям развития любого исторического типа искусства. Примитив не подлежит развитию, он совершенен в своем роде. В архаических формах всегда предчувствуется классика, возможность дальнейшего совершенствования. Примитивные формы искусства народов Африки, Океании, Южной Америки, аборигенов Австралии невозможно представить себе иными, «улучшенными». Не случайно такими произведениями восхищались искушённые в области формы французские художники-постимпрессионисты (Власов В. Г. Новый энциклопедический словарь изобразительного искусства. В 10 т. — СПб.: Азбука-Классика. — Т. VII, 2007. — С. 748 )