Рецензия на роман «Мое лицо первое»

Заметил такую особенность: меня почти не пугают ужастики с фантдопом, зато впечатляют фильмы и книги, где ужасы творятся непосредственно людьми. А всё потому, что я знаю: никаких нашествий зомби не бывает, да и девочки не вылезают из телевизоров, сказки это всё. А вот военные, что устраивают пленным пытки, маньяки, играющие с жертвами, да и просто семейные тираны — в них я верю. Я знаю, что где-то они реально существуют.

Уже третью книгу читаю я у Татьяны Русуберг, и третий раз передо мной разворачивается отличный триллер. Видимо, это авторский конёк — описать бытовой ужас так, что по коже пробирается морозец, причём дозированно — не переполнив ту чашу, которая заставила бы меня захлопнуть книгу, неприязненно морщась. Не остановил меня и размер романа (обычно предпочитаю коротенькие новеллы).

Итак, откуда, собственно, такой размер? Под обложкой разворачиваются три истории:

1) «Настоящее»: студентка Чили узнаёт, что Дэвид, бывшее «чмо» класса, по общему мнению, закончившее в психушке — на деле сменил имя, имидж и стал супермоделью с тысячами фанатов. В Инстаграмме появляются жутковатые фотки с пропавшей звездой, и Чили пытается отыскать ныне забытого друга.

2) «Прошлое», изложенное в дневнике: ещё подростком Чили пыталась защитить Дэвида от травли, а затем и сама подверглась буллингу. Эта сюжетная линия не только о школе, но и внутрисемейном насилии, что роднит «Моё лицо первое» с «Джеком на Луне».

3) «Сказка», сочинённая Дэвидом, аллегорически описывает происходящее через призму его собственной фантазии и эскапизма. Здесь мать — ведьма, а отец — злобный король. Чили же выступает в роли доброй волшебницы, которой надлежит спасти пленного принца.

***

История, вложенная в историю, которая вложена в другую историю... Все три линейки удачно дополняют друг друга. Самой живой и оттого наиболее затягивающей показалась вторая, дневник Чили. Она полна событиями и эмоциями, но, между тем, безысходна. Здесь неоткуда ждать волшебства, как в сказке, и герои ещё подростки: не умудрённые опытом, не умеющие решать проблемы.

Взрослый читатель хотел крикнуть: «Чили, да расскажи ты уже отцу, что творится в школе и в семье Дэвида!», он негодовал, почему героиня так тупит на этот счёт. А потом вспомнил, как сам когда-то был в разное время и в роли Дэвида, и в роли Чили (хотя не видывал и двадцатой доли той жести, что творилась в романе). И читатель понял, почему персонажи держат рот на замке. 

Современная жизнь с песней «Школьные годы чудесные» согласна только относительно строчки: «Нет, не забудет никто никогда школьные годы». Чили и то смогла забыть потому, что её под конец учёбы уже явно накрывало психическим расстройством. А меня до сих пор раздражают чужие разговоры про то, что детство — самая счастливая пора. Ещё бы, у большинства бы она была бы не счастливая, если — когда буллеры издевались над изгоями — это большинство либо только стояло и смотрело, либо оказывалось где-то в другом месте. Мне интересно, каков процент школ, в которых есть хотя бы один явно притесняемый ученик. Это число ближе к 50%? Или к 100%?

***

Роман крайне интроспективен и рефлексивен. Центральная героиня — наблюдательная и добросердечная девушка, но к тому же неуверенная, склонная предпочесть избегание открытой конфронтации, ведомая (легко даёт себя напоить, поддаётся сомнениям насчёт правдивости слов Дэвида). Такова Чили по природе своей; но этот слабый человек — единственный, кто осмеливается стать спасателем для психологически не то что утопающего, а давно утонувшего одноклассника c САР.

Дружба начинается с попыток Чили приручить Дэвида едой, словно дикого зверька. Потом герои обмениваются записками на шифрованном рунами языке, танцуют в заброшенном доме под звуки эоловой арфы, скрываются от злодея верхом на лошади... «Моё лицо первое, что он хочет увидеть, проснувшись утром». Красивая пара? Как посмотреть. Тяжело представить союз, менее способный противостоять внешним бедам. Оттого взаимодействие закономерно прекращается — пока герои не встретятся на сцене вновь, уже изменившиеся, и тогда смогут привести историю к хэппи-энду.

Любопытно, что линии и прошлого, и настоящего, одновременно ведут к трагическим событиям. Хотя мы-то, уже знакомые с настоящим, знаем, чем всё закончится там, в прошлом, но внимание всё равно удерживается.

Так много хотелось мне сказать, и так мало я озвучил. Да и как это расписать? Сцены — уместные. Язык — показана разница между изложением от лица подростка и взрослого. Характеры героев — верю, все яркие, от главного тирана до мамки-фэншуистки и соседа с собачкой... Но это не главное. Главное ведь, что книга не только о том, что интересно, но и о том, что важно. В общем, я без понятия, почему Татьяне до сих пор не присудили большую литературную премию.

P.S. А завлёк меня, как ни странно, буктрейлер.