Рецензия на роман «Стрелы степных владык»
Роман совмещает в себе черты исторической прозы и фентези. Это делает его запоминающимся и оригинальным, тем более, что за основу взят не самый популярный в фентези народ – кочевники хунну. Но одновременно это создаёт и ряд слабых мест, которых тексту не удалось избежать.
С одной стороны, «Стрелы» - книга подчёркнуто историческая. Насколько я могу судить, автор строго следует реальной биографии правителя хуннов Модэ, привнося от себя только детали второго плана. С другой стороны, в повествование вплетаются элементы фольклора: лисы-оборотни, волшебник-даос, таинственная подземная страна в горах. И двум этим компонентам нужно как-то уживаться на пространстве одной книги.
На старте романа мы видим, что этот принцип отражён и в выборе героев. В центре истории – юный Моде, оставленный заложником у юэчжей, и полюбившая его лиса-оборотень. С её помощью герою удаётся бежать из плена, она же помогает ему взойти на престол.
События, таким образом, развиваются, и даже довольно бурно. Но сказать того же про характеры героев невозможно.
Лиса Шенне с начала до конца остаётся типично сказочным персонажем. Она статична. Когда-то давно, за пределами времени повествования, она превратилась из юной девушки в нечисть, и в этот момент её характер сложился – и застыл. На протяжении романа Шенне не меняется. Главной движущей силой её действий, основным мотивом являются любовь к Модэ, причём любовь скорее в физическом аспекте («Ты красив, и я хочу тебя. По-моему, вполне достаточно»), и честолюбие. Шенне хочется быть женой великого правителя, даже матерью его ребёнка – ведь у ребёнка Модэ тоже может быть великая судьба. Но оставаться рядом со стареющим мужем лисе уже не хочется, а это показывает, что десятилетия жизни с ним не изменили Шенне, не научили любить «в горе и в радости». Она всё та же своевольная хищница. Раньше привлекательности Модэ было «вполне достаточно», но стоит герою потерять силу и красоту, как лиса уходит. И возвращается в финале только потому, что видит шанс вернуть прежнего, молодого Модэ.
Что же до Модэ, то на старте книги он находится в возрасте становления личности – и его характер складывается по мере развития сюжета. Но это происходит очень быстро – фактически, за три первые главы. Затем Модэ «закукливается», плотно врастает в тот самый образ великого правителя и остаётся в нём большую часть романа. Только старости удаётся в конце концов немного его изменить.
Совершенно статичные характеры персонажей не были бы проблемой для волшебной сказки, из которой пришла лиса-оборотень, и даже, возможно, для исторического романа, где всегда можно сфокусироваться не на отдельных личностях, а на судьбах народов и стран. Однако «Стрелы» - фентези, и застывшие в своём эмоциональном развитии герои могут загубить всю книгу.
А потому уже в четвёртой главе на первый план начинает выдвигаться второстепенный до того персонаж, Гийюй. Фокал всё чаще смещается с Модэ на него. Характер Гийюя продолжает развиваться и изменяться до конца романа, и, несмотря на сдержанность героя, время от времени его вынуждают действовать именно эмоции. Ближе к финалу к Гийюю присоединяется женский персонаж, и они создают вторую любовную линию, более сложную и эмоциональную, чем линия Модэ и Шенне.
Такое решение, конечно, оживляет роман и делает его более интересным, хоть и снижает значимость первой пары героев. Неудачным мне кажется только то, что Гийюй выходит на передний план слишком внезапно, без подготовки. Впрочем, «внезапно» - это вообще одна из главных проблем книги. Чаще всего она проявляется там, где действуют сказочные персонажи, и это здорово сбивает с толку.
В романе показаны трое оборотней, и все играют роль «бога из машины», решая проблемы героев. Естественным кажется только вмешательство первой из лис, Шенне – она вначале появляется в жизни Модэ, а уже потом начинает спасать его. Введение в роман второго лиса подготовлено только рассказом Шенне о своем прошлом (непосредственно перед появлением её приёмного отца). Третья же лиса и вовсе возникает из ниоткуда за спиной Гийюя и моментально принимается ему активно помогать. Только после этого Гийюй припоминает, что, кажется, видел её раньше. Но читателю это мало что даёт: третья лиса сваливается в повествование, как снег на голову.
Аналогичным образом в романе появляется и даос, вмешательство которого в ситуацию становится роковым для героев. Он просто возникает из ниоткуда, и только в следующем абзаце сообщается, что странствующие даосы иногда приходили к хунну. На мой взгляд, такие объяснения постфактум не работают: новый персонаж уже вломился в текст, не подготовленный к его появлению. Лисы и даос используются в романе, как рояли в кустах. Они двигают сюжет в нужную сторону – и это было бы не так уж плохо, не выскакивай они из кустов настолько внезапно.
Ещё одна интересная проблема, порождённая столкновением исторической прозы и фентези, на мой взгляд, проявляется в моральной стороне романа. Первая пара героев, Модэ и Шенне, прямо скажем, настоящие чудовища. Что понятно и даже где-то естественно: трудно ждать гуманизма от древнего кочевника, и ещё менее продуктивно судить по человеческим меркам мифическое существо, которое уже давным-давно не человек. И, конечно, в пространстве сказки или «чистой» истории к героям не может быть никаких вопросов, тем более, что реальный Модэ и впрямь начал карьеру с убийства жены и отца.
Но в «Стрелах» мы всё-таки находимся в пространстве фентези, то есть в реальности, преображённой волей автора. Здесь читатель имеет право предположить, что писатель выводит на сцену исторического персонажа с какой-то собственной целью. И что, возможно, этим методом он хочет выразить какую-то собственную идею или собственное отношение к поступкам героя.
Однако, каюсь, этого собственного отношения я не увидела. Картина выходит слишком противоречивой.
Череда убийств, которые ужасают соплеменников Модэ, не оказывает на него видимого влияния – глубокой рефлексии от такого героя ожидать сложно, но он не испытывает даже банального сожаления. Единственное, что его огорчает – непреднамеренное убийство нерождённого сына. Отношение Модэ к убийствам не меняется с самого первого подобного эпизода:
Одевшись, Модэ вынул нож, помедлил. Голос Шенне придал ему решимости.
— Ну что же ты? Так надо.
Зажав спящей рабыне рот, Модэ полоснул ножом по её белеющему в лунном свете горлу, стараясь, чтобы струя крови не брызнула на него. Он твердил себе, что так нужно, чтобы девушка не подняла переполох раньше времени, но на душе всё равно было гадко: убивать беззащитную женщину недостойно. Впрочем, ему надо выжить.
Здесь впервые возникает рефрен «так надо», сопровождающий все поступки героя (и сразу же дискредитированный, потому что в этом конкретном эпизоде «надо» не было – всего пару страниц назад лиса заколдовала двух стражников, и те не видели и не слышали ничего вокруг. Навести морок на рабыню было бы ничуть не сложнее). Возникает и главная установка Модэ и Шенне: «цель оправдывает средства». Точнее, «великая цель требует великих жертв».
Дальше по сюжету такая ситуация повторяется неоднократно. Но сказать с уверенностью, что цель действительно что-то оправдывает, нельзя: аналогичной политики придерживается и отец Модэ, собирающийся сам его убить – они даже рассуждают одними и теми же словами. Вот только отца эта стратегия не приводит к успеху. В то же время невозможно и утверждать, будто бы роман опровергает утверждение о цели и средствах, ведь Модэ действительно становится великим правителем, основателем государства.
Для меня посыл, заложенный автором в эту линию романа, так и остался непонятным, и мне не удалось определить, какую задачу решает в повествовании присущая Модэ жестокость. Тег «серая мораль» ничего не объясняет - это констатация факта, не приближающая к пониманию идеи книги.
В стилистическом решении романа мне тоже видится много противоречий – на сей раз чисто технических. К примеру, текст грамотен и хорошо вычитан. Язык книги может быть плавным, богатым, выразительным, даже поэтичным. Автор чувствует ритм и умеет с ним работать. Знает, как подать картину происходящего, чтобы читатель не просто увидел её, но и почувствовал изнутри.
Чтобы наслаждаться свободой беркуту даны крылья и небо, а человеку — конь и степь. Добравшись до родных мест, Гийюй со спутниками облегченно вздохнули. Никакие тесные серо-бурые города южан не сравнятся с привольной золотисто-зелёной степью под летним солнцем, пахнущей чабрецом и полынью, здесь легко дышится, глаза отдыхают на плавных мягких очертаниях низких холмов, под седлом послушная лошадь, а впереди ждут близкие в родном становище. Домой, домой, туда, где даже дым костров приятнее запахов суетливой толпы крикливых южан.
Но я намеренно говорю «может быть», потому что одновременно с чистыми, звучными, выразительными образами и фразами в тексте встречается откровенный канцелярит или штампы вроде «стрел, закрывающих небо». Местами роман пугающе похож на газетную передовицу, а обилие слов из языка хунну (на мой вкус, чрезмерное и не всегда оправданное) ещё больше затрудняет чтение.
Через несколько часов Совет князей собрался вновь для обсуждения предстоящего похода. Модэ изложил свой план, князья выслушали и внесли поправки. Гийюя расспрашивали о расположении становий дунху и количестве воинов в них. Опытные военачальники, конечно, дополнили план шаньюя, но в целом его одобрили. Закончив обсуждение, Модэ отдал распоряжения князьям и указал место и время сбора войск хунну неподалёку от ставки Нарана, поскольку тумэнам князей предстояло идти в земли дунху тремя разными путями и соединиться в долине Керулена. Главы родов покидали Совет воодушевленными: Гийюй видел, что все поняли, что план родился не вчера, и замысел похода зрел давно.
Темп романа неровный. Примерно половина объёма написана в нормальном, если можно так выразиться, темпе – события описываются примерно с той же скоростью, с какой они происходят. Это ключевые моменты романа, значимые диалоги, а также многочисленные эротические сцены. Остальные события показаны словно бы в режиме ускоренной перемотки. Они пишутся крупными мазками, так что годы умещаются в пару строк:
У Гийюя старшего подрастала дочь Жаргал от наложницы динлинки. Он женился, по обычаю взяв в жёны вдову старшего брата Октая, погибшего в походе на дунху, и стал отцом трём маленьким племянникам. Позже жена родила ему двоих сыновей.
На мой взгляд, слабая сторона этого метода (помимо его низкой художественной выразительности в данном конкретном случае) в том, что автору приходится полностью отказаться от возможности «показывать» события. О них остаётся только «рассказывать», и это снижает степень погружения в роман.
Описаний и исторических деталей, на мой вкус, слишком мало. Возможно, здесь я просто жадничаю – в романе можно найти интереснейшие факты, вроде того, что кочевники пользовались палочками для еды или оснащали некоторые стрелы костяным свистком. Иногда попадаются описания одежды и украшений, быта – но всё время кажется, что их как бы не навели на резкость. Например, интригует блюдо из сушёных молочных пенок. Оно несколько раз упоминается в романе, но каким именно оно было и что нужно представить, неизвестно. Что-то вроде курта? Может быть, и нет – как это блюдо выглядит, нигде не указывается.
Абстрактность и условность описаний кажется мне минусом – не только с точки зрения «историчности» книги, но и с позиции читателя, который вынужден представлять себе мир романа самостоятельно, в меру своего разумения.
Стены из толстого войлока надёжно ограждали людей от холодного зимнего ветра. Узорчатые занавеси закрывали стены, особенно богатой вышивкой украсили дверной полог. Почти весь пол покрывали пёстрые ковры, лишь в центре юрты на земляном полу в очаге горел кизяк. Было тепло и уютно. Дорогое оружие развесили на стенах и разложили на сундуках.
Это одно из самых подробных описаний интерьера. Бросается в глаза, что тут отсутствуют цвета – есть только слово «пёстрый», но о конкретных цветовых решениях оно ничего не говорит. Упоминаются вышитые занавеси, но читателю следует самостоятельно вспомнить, что это, скорее всего, сюзане с их характерными узорами, а не вышивка каким-нибудь крестиком. Оружие никак не конкретизируется. Зато вводятся эпитеты «богатый» и «дорогой», призванные заменить все остальные. В итоге у читателя остаётся смутный, размытый образ некоего помещения, устроенного «дорого-богато». Но художественность книги от таких поворотов существенно страдает.
В тексте есть пара моментов, которые показались мне непонятными. В первом из них Модэ просят выплатить дань «тысячелийным буланым аргамаком, который раньше принадлежал правителю юэчжей». Но по сюжету коней, уведенных Модэ у юэчжей, было два. Одного он оставил себе, второго подарил отцу – и обоих затем убил. О том, что у хунну есть другие подобные кони, в романе ничего не говорилось. Либо здесь накладка, либо третий аргамак возникает в сюжете так же внезапно, как даос и лисы.
Второй момент – когда Гийюй с любимой сбегают от хунну и принимают решение спрятаться в китайской столице, они останавливаются там в единственном месте, известном их соплеменникам. В своё время Гийюй сам купил дом бывшему рабу и «взял с него обещание принимать в своём доме других гостей хунну» - вернее, их разведчиков. Адрес, стало быть, знаком изрядному количеству людей, и совсем не факт, что все они стали бы молчать, увидев соплеменника, считающегося погибшим, и женщину, которой рядом с ним быть не должно. На мой взгляд, идея прятаться от хунну там, где они регулярно бывали прежде и могут появиться снова, сомнительна.
Словом, книга заставляет задать (себе или автору) немало вопросов. И при этом я бы не взялась определить мысль, которую этот роман должен донести до читателя – слишком противоречивые посылы в нём заложены. Хотя сам выбор сеттинга и сведение в одном тексте исторических и мифических персонажей – хороший, интересный ход, однозначно привлекающий внимание.
__________________
Рецензия написана на платной основе, подробности тут: https://author.today/post/59197