Рецензия на сборник рассказов «Паргоронские байки. Том 5»

Сквозная тема пятого тома «Паргоронских баек» - социология темных миров- негативная этика, то как не надо поступать. При этом негативная этика увенчивается позитивным идеалом – финальный рассказ сверкает в ожерелье черных жемчужин. Именно эта моральная ось позволяется обнаружить скрытый порядок.

Путь от Тьмы к Свету начинается с рассказа «Храк». Этот рассказ можно относит к классическому жанру экономической робинзонады. Простой паргоронский храк Бубоч иллюстрирует собой либеральную концепцию «HomoEconomicus» - он максимизирует свою и только свою краткосрочную выгоду. Даже семьи нужны хракам лишь для того, чтобы успешнее конкурировать с другими такими же домохозяйствами. Неограниченная свобода удовлетворять примитивные вожделения оборачивается не рабством не только при жизни, но и после смерти. Простодемоны в душенергетической экономике Парогорона являются не более чем кормовой базой. Бессменные существа появляются на свет лишь затем, чтобы рано или поздно погибнуть насильственной смертью и пополнить собой Банк Душ. Поскольку крепостные храки сами являются доходом им даже милостиво позволяется оставлять себе 40% собственных доходов и это самая низкая налоговая ставка в Паргороне. За исключением простодемонов, выплачивающих 60% доходов, для аристократии шкала регрессивная – 5/6 для помещиков, легионеров и прочей аристократии, 80% для титулованных аристократов и 75% для демолородов. Только Величайший Господин Фурундарок пользуется налоговыми льготами и выплачивает всего 60%..Лишеное социальной справедливости общество неограниченной конкуренции и жесткой иерархии, где мир был полностью съеден кулаками, являет собой модель социального ада.

На социальное дно ведет глупость и лень­ рассказ «Властью пестрого фазана» сатирически деконструтирует архетипичный сюжет сказки про Иванушку-дурачка с его частными вариантами, показанными в мультфильмах «Исполнение желаний» и «Волшебное кольцо». Только если в сказке добрый, но простоватый парень силами волшебного помощника получает принцессу и полцарства, то в деконструкции незадачливый герой оказывается не более чем инструментом в руках исполняющего желания демона именно потому, что не понимает причинно-следственных связей между целями и средствами. Добрые намерения оборачивают во зло, если не подкреплены разумом, например получивший золотую шерсть кот околел от переохлаждения. Иными словами перед нами еще один пример негативной морали, но не аксиологического (ложные ценности), а эпистемологического (ошибочное мышление) свойства

Мораль рассказа «Демоны и лабиринты» также декларируется открытым текстом – конкуренция полезна только тем, кто в конкуренции не участвует. Концентрация тьмы в этой пародии на субкультуру ролевых игр в жанре D&Dуступает последующему рассказу лишь потому, что команда простых смертных (контрольная группа – рассказ примечателен нарочитым отсутствием второго дна) проявляет доблесть и побеждает. Правда один из похищенных смертных совершает акт окончательного падения, превратившись в мелкого демона, похожего на ждуна – этот комический момент видимо должен оттенить историю Лахджи. 

Более насыщенная история падения описана в одном из наиболее смешных, наряду с самым первым, рассказов  тома – «Дикая попойка» превращает одну из высших добродетелей – дружбу в совместную деградацию. Один один из самых смешных рассказов тома наряду с «Храком», однако в отличие от первого в черном юморе встречаются проблески света. Как показали дальнейшие события, Асмодей сохранил внутри себя малую толику стремления к искренней дружбе, а Хальтрекарок проявляет неожиданную мудрость, рассуждая о функциях миров-воздаятов в метавселенной. Этот вопрос один из решающих для социологии темных миров – Тьма  как черное золото морали сотворена для того, чтобы проверять Свет на прочность, отделяя истинное благо от ложного. В этом смысле была бы весьма интересна авторская интерпретация библейского мифа о бунте ангелов и падении Люцифера. Развитие этической мысли привело к отказу от необходимости персонализировать зло, оказывающемся в большинстве случаев лишь неразрешенным конфликтом между разными формами блага. Небожители могут разойтись в представлениях о том что есть благо куда сильнее, чем эгоистичные демоны, однако в самом стремлении к  общему благу заложена и возможность компромисса. Отказ от компромисса это гордыня, которую символизирует Люцифер – чистый дух, отказавшийся служить подверженным порче существам из плоти – эта христианская мысль еще сохраняет актуальность.

Конфликт между разными формами блага находит свое выражение в драматическом  рассказе  «Дюжина и один» деконструирующем историю Франкенштейна. Жаннаро преследовал собственный интерес, хотя и не имущественный, а исследовательский, и то, что его жертвы сами были преступниками, не может служить оправданием преступлению. Самое занятное, что кармы можно было бы избежать в случае легальной карьеры – услуги талантливого биомага наверняка были бы востребованы тем же кустодианом, а не вполне удачные операции агентов могли бы послужить стабильным источником запчастей для «Дюжины». Драма оказывается следствием необдуманного выбора. 

«Последний нактархим» - повесть, которую следует оценить отдельно. Нельзя сказать, что она выбивается из тома ­ напротив, её сюжетные линии органично дополняют события других рассказов ­ однако представляет собой вполне самостоятельное произведение с многоплановой сюжетной динамикой. Повесть примечательна тем, что агрессором фактически выступает светлый мир, навязывая свою волю темному миру не гнушаясь шпионажем и предательством, а вот демоны напротив демонстрируют доблесть. Само по себе это еще не означает грехопадения, поскольку моралью политики служит последовательность в проведении общественного интереса, но  демонстрирует определенные проблемы с гибкостью и дипломатией, подводившие Сальван в других конфликтах. Концепция воздаята и без того спорна, чтобы быть назначением Паргорона. А вот техническая цивилизация демонов-коллективистов и идея машинного бога наоборот весьма интересны. Тостакор воплощал собой концепцию ценностных установок достаточно развитого общества, желающего собственными умом и руками преобразовать мироздания в райский сад. Прогресс пожранный самыми низменными вожделениями это самая большая утрата Сальвана. Но, кто знает, возможно, бог-прогрессор еще воплотится вновь? Однако смысловым центром повести следует назвать вопрос устойчивости модель равновесия страха, столь актуальную сегодня. Холодная война двух сверхдержав метастабильна, но что если сверхдержав много? Не является ли метавселенная перенаселённой, особенно по сравнению с парадоксом Ферми реальной вселенной, и взаимоуничтожение высокоразвитых цивилизаций оказывается механизмом плотностной саморегуляции? Или же возможен способ гармоничного развития многих разных цивилизаций? 

Две главы романа о Лахдже ­«Как Астрид родилась» и «Похищение Хальтрекарока» обозначают переход от комических зарисовок к драматической кульминации. Рождение Астрид предположительно знаменует поворот Лахджи к Свету с появлением кого-то, кто для Лахджи ценнее, чем она сама. Кроме того, на примере Лахджи и Зиммизхи демонстрируется, что даже в темном мире есть достойные занятия помимо морального разложения. «Похищение Хальтрекарока»  призвано продемонстрировать нетипичное для демонов бескорыстное поведение. Лахджа спасает Хальтрекарока не только в рамках долгосрочной стратегии верности покровителю, способного защитить её и дочь от посягательств других демолордов – Клюзерштатена и Кошленнахтума, но и, следуя христианским принципам прощения врагов своих. Но если Лахджа демоница лишь телом, а в глубине души остается человеком, то куда большей неожиданностью оказывается бескорыстие природных демонов, участвовавших в спасательной экспедиции. Фурундарок, несмотря на показную вражду с братом, исполняет долг старшего, а демолордов-гохерримов даже не пришлось особо упрашивать защитить честь Паргорона. При этом нетипичность такого поведения демонов подчеркнуто сравнением с эталонным и не самым плохим демоном – Корграхадраэдом, который, взвесив долгосрочные выгоды, готов был списать Хальтрекарока в расход. И даже Асмодей где-то в глубине  души падшего ангела нашел Хальтрекарока не только веселым собутыльником, но и другом, внеся свой вклад в его спасение.

Рассуждения Асмодея о воздаянии заслуживают отдельного разбора. Сатана не даром считается отцом лжи, а князья тьмы имеют право на сие титулование. В концепции очищающих страданий предикат не соответствует субъекту. Дуккха в буддизме, инферно у Ефремова это все моменты социального отчуждения ­ нереализованного потенциала деятельности. Зло лишь активные лакуны небытия, самовоспроизводящиеся дефекты мироздания. Работа по устранению этих лакун и дефектов не есть страдание­ в преодолении трудностей важно преодоление, решение проблем. Страдание делает страданием только его безысходность. Зло лишь умножает зло, поэтому этическая мысль довольно давно отказалась от законов талиона. Пенитенциарные системы примерно с эпохи Просвещения ориентированы не сколько на возмездие, сколько на предотвращение правонарушений, хотя бы изоляцией преступников от общества. Однако проявлением гуманизма было бы перевоспитание путем исправления нанесенного ущерба. Праксеологическая необратимость поступка, невозможность деятельного раскаяния маркирует смертный грех, ведущий к разрушению души. Метафизика литературной метавселенной конечно отличается от религиозно-философских доктрин, однако принципы построения этики инварианты относительно онтологии,  что исключает саму возможность исправления души страданиями просто в силу их необратимости по определению. Смертный грех сам по себе является страданием, поскольку ведет лишь к большему греху ­ души влекомые грехами все ниже и ниже к окончательному небытию ­ вот модель подлинного Ада! В рамках авторской концепции темные миры-воздаяты вряд ли способны предоставлять услуги очищения душ, скорее их возможности ограничены утилизацией энергии разрушения душ в полезную работу. По крайне мере тьма как символ «энтропийного начала мироздания», то есть именно необратимых процессов, которые играют важную роль в самоорганизации сложных систем, куда более отвечает функции окончательного разрушение недолжного. 

Должное представлено небольшими вкраплениями в историях темных миров. Два небольших рассказа показывают то как надо поступать. «Сущности в виде гномиков» это милая пародия на смурфиков представляющая  собой травестированый приквел к финальному рассказу. В отличие от божественной ваханы Ксаурра коту-фамиллиару Шулеру удалось спасти своего хозяина просто позвав на помощь друга. Рассказ «Шут и волшебник» демонстрирует скромное выполнение долга великим незаметным волшебником, смиряющим беснование хаоса в перерывах заседания ученого совета. Примечательно, что хаос так и не смог изобразить порядок, хотя самоорганизация диссипативных систем является одним из фундаментальных феноменов.

Наконец на первый взгляд не слишком сложно структурированный, хотя и содержащий элементы деконструкции фантастики ужасов, рассказ «Поглощенный тьмой» ставит фундаментальный вопрос - как быть гуманистом в негуманном мире? Мир не предназначен для человека, поскольку вообще не имеет предназначения ­ целевую причинность в него привносят жизнь, а потом разум, но не повод отказываться от человечности, а наоборот необходимость ежедневно её доказывать. Бравый космический рейнджер Геспетцер от долгого блуждания во Тьме превратился в демона, в чудовище, но, помогая смертным уничтожить бесформенных, то есть лишённых цели и смысла тварей, сохранил волю бороться с тьмой, даже если это борьба не кончиться никогда. Жизнь это вечное противостояние энтропии.

Завершающий том рассказ «Крик во мраке» звучит как подлинный гимн Свету. Деконструкция истории мировых религий, в первую очередь христианства и буддизма это лишь узнаваемый читателями пролог к собственной истории Всеблагого творца. Творение ­ вот высший смысл бытия. Два основополагающих вопроса творения – действительность и полнота. Действительность – способность сотворенного самостоятельно воспроизводиться. Вычислимость, хотя бы трансфинитная, непротиворечивость рекурсивных правил функционирования – единственная доступная нашему мышлению неисчерпаемая совокупность возможных миров это исчисление ординалов. Полнота творения – возможность саморазвития без потерь, свойство скорее этическое, чем онтологическое, хотя содержательных вычислений без необратимых операций, как правило, не бывает.  Стремление сотворить земной рай – сверхзадача творца. Однако благо это отнюдь не статическая гармония, а, напротив, наискорейшее развитие. Более того, преобразование задачи из статической в динамическую может не иметь стационарной точки, если  локально оптимальных способов развития оказывается бесконечно много, а способов перехода между ними еще больше, поскольку развитие как таковое оказывается понятием неограниченной емкости, подразумевающим смену логических универсумов в которых оно определено. Такое понимание наполнения вселенной смыслом уже будет простым «закрашиванием фона». Наряду с актами творения разной степени сложно и осмысленности, от «латания дыр» мироздания и поддержания функционирования до создания новых способов существования и моделей земного рая, которые в любом случае являются безусловным благом, поскольку быть ­ лучше, чем не быть, особое значение имеет отношение творца к сотворенному. Общий этический принцип, помимо «ответственности за тех, кого приручили» это возможность твари подняться до творца, реализуя принцип развития. Несколько цивилизаций под покровительством Всеблагого достигли высших степеней развития. И путь от твари к творцу лежит через служение всеобщему благу. Сам Всеблагой фактически погиб при исполнении долга защищая созданную им цивилизацию, которой он дал моральные нормы справедливости, и милосердия не сколько от последствий её собственного развития сколько от укоренённых в мироздании ошибок другого творца. Хтонический червь, разросшийся до космологических масштабов символизирует собой вредоносный код в метафизической симуляции. Паргорон трансформировал ошибку в творение. Трагедия в том, что творение не было закончено. Возникает весьма необычная конфигурация теодицеи и сотерологии — бог, смертью смерть поправ не разрушил ад, а его создал. А ведь чаша Паргорона должна была стать раем во тьме — вот в чем дерзновение замысла творца! Счастье это творчество и служение,  востребованность, а не удовольствия. Хтонический кот Ксаурр впал во зло, потому что ему некому стало служить — перестав быть частью творца, он стал потребителем мира как источника корма и развлечений. Мистлето счастлив куда более чем Ксаурр, ибо у него есть долг обогревать сотни миллионов существ, даже если это демоны, и он неизменно верен своему долгу. Долг идеального демона — разрушать огрехи бытия. Но для этого надо не поддаваться внутренней тьме, а наоборот преодолевать её.  Гохерримы с их кодексом, фархерримы как эмиссары-вахтовики (вахтовый метод работы это способ освоения среды с экстремальными условиями), безумные жертвенные и пголощающей отбросы куржуи, наконец кэ-миало, отнимающие знания, хотя должны были бы дарить — это неоконченные эксперименты по выведению идеальных демонов. Однако ближе всех к изначальной функции Древнейшего, который был богом веселья и виноградной лозы, оказались гхьетшедарии, что вполне естественно, учитывая их происхождение. Гариадолл демонстрирует собой бесплодность погони за удовольствиями, Кошленнахтума неуемная тяга размножения превратила в фаллический лес, порождающий непристойное потомство, зато Фурундарок вскармливает обитателей чаши, а Хальтеракрок развлекает. Сюжет похищения наследника Паргорона не случайно реализовался в его судьбе. Возможно Лахдже уготована роль спасительницы сути Древнейшего из самой глубины падения лучшего из светлых богов — Бго, ибо вера без идейно-ценностного содержания становится мракобесием, одиноким криком во мраке.