Рецензия на роман «За последним порогом. Начало»
Прочитанное первое произведение из серии “За последним порогом” Андрея Стоева оставило у меня двоякое впечатление. С одной стороны, здесь есть несомненные достоинства - это динамичный и захватывающий сюжет, хорошо и фактурно выписанные женские персонажи, обычно дающиеся авторам-мужчинам с большим трудом. Атмосфера дружной семьи придает повествованию определенное очарование. Типичный и хорошо узнаваемый конфликт поколений - достоверности и реалистичности.
Но вот с другой стороны… Этот феодальный сеттинг. Описываемый культ силы и вседозволенности. Безвольность и бесправие простолюдинов… Печальная картина ждет Россию, а может и весь мир в таком будущем. Может, кому-то и нравится феодализм, но только не мне. И в первую очередь, в феодализме мне не нравятся проистекающие из него феодальные войны, живо напоминающие бандитские разборки, которых мы насмотрелись в 90-х и их достаточно в этом произведении.
Впрочем, все эти упреки вовсе не в адрес автора. Автор, со свойственной ему живостью ума и недюжинной прозорливостью описывает вектор социальной динамики. И гигантская популярность его произведения тому подтверждение. И это дикий вектор в ретроградность, в давний, казалось бы, уже прожитый всеми странами и сданный ими на вечное хранение в музей ФЕОДАЛИЗМ.
В романе описывается некий другой мир, как бы Россия в параллельном мире, в далеком будущем, но как говорят, что бывает трудно вывести деревню из девушки, так трудно даже в фантазийном будущем и в другом мире вывести Россию из феодализма, куда всем сердцем стремятся ее жители. Они мечтают о дворянских привилегиях и свободах – для себя – и о возможности творить беззаконие для остальных. Кто сильный – тот и прав. Культ силы, культ насилия, культ силовых структур – как по мне - чистый и незамутненный феодализм.
Обратимся к настоящим потомственным аристократам, например, к Пушкину – с его подтвержденной 500-летней родословной: «и долго буду тем любезен я народу, что чувства добрые я лирой пробуждал, что в мой жестокий век восславил я свободу и милость к падшим призывал». У “аристократов” нового разлива нет никакой милости, если нет коммерческой выгоды, свобода понимается как право сильного, сословность, как ограничения для большинства, приветствуется. Жутковато становится от перспективы, во что это все может в итоге вылиться.
Но, повторюсь, все сказанное выше никак не умаляет литературного таланта автора. И, раз он пишет в жанре социальной фантастики, то рискну сделать допущение, что может прямо в этой серии автор предложит рецепт какого-то прогресса социальной действительности, тем более, что его герой не чужд прогрессорству.