Рецензия на повесть «Серые травы»
"Знаю, ты будешь надо мною смеяться, - возразил художник, - но я, право, не могу выставить напоказ этот портрет... Я вложил в него слишком много самого себя".
"Всякий портрет, написанный с любовью, – это, в сущности, портрет самого художника, а не того, кто ему позировал. Не его, а самого себя раскрывает на полотне художник".
О.Уайльд "Портрет Дориана Грея"
Фланерский взгляд, скользящий по списку выставленных на отзывы и рецензии произведений в поиске не фэнтези, фантастики, попаданцев, боярок и прочего, от чего душа моя скрежещет зубами и воет лютым волком, невольно задержался на названии этой повести. Примечания автора к книге лишь убедили в том, что я непременно должен это прочесть.
Итак, "Серые травы".
Море ассоциаций вызывает одно лишь название, но я не буду останавливаться на нем - предыдущие рецензенты достаточно осветили его. Я хочу поговорить о другом: о щемящей пронзительности текста, о беспросветном существовании тех, у кого выявили отклонения от общепринятой социумом психической нормы, а так же о детской ранимости и незримых душевных муках связанных с искусством людей - не только искусством изобразительным, но так же и любым другим. История эта не столько о становлении героя, поиске своего пути, неравной битве с миром и закономерным проигрышем, сколько попытка автора достучаться до тех, кто вокруг, совсем рядом, ближе или дальше, но все так же недостижимых для людей, которые в силу особенностей своего развития не могут сказать о своих страхах и метаниях прямо. И социального контакта и эмоциональной близости они избегают вовсе не потому, что холодны, замкнуты или неспособны к сопереживанию, а потому что панически боятся быть отвергнутыми. Они закономерно боятся насмешек и осуждения, и это делает их еще более закрытыми в себе и своих проблемах, усугубляя и так непростую ситуацию. Эта книга по сути своей - о терпимости, об умении видеть за маской душу, и самое главное - о человеке.
С первых же строк повести мы знакомимся с ее главным героем, ведь именно ему автор дал право рассказать обо всем, о чем он посчитает нужным. И он начал издалека, с того самого момента, как потерял "свои корни" - был отдан в приют для людей "которым не хватает практической смекалки" (читай "отсталых" или "слаборазвитых"). За две главы мы проходим с ним весь его путь до того момента, как в третьей части история делает кульбит и на сцену выходит девушка-натурщица, которая излагает уже собственную историю со страниц дневника, найденного Виктором в раздевалке художественной академии. И именно тут становится понятно, что тэг "избегающее - оно же тревожное - расстройство" относится не столько к Виктору, сколько к этой девушке. Они, как зеркальные близнецы, максимально близки в разности со всеми остальными, но в то же время диаметрально противоположны, потому как, даже если бы захотели помочь друг другу, они бы этого сделать не смогли.
С момента появления девушки-натурщицы повествование теряет свою линейность и становится похожей на тессеракт - четырехмерный куб, который невозможно познать в нашем трехмерном мире, но от этого не менее реальный. И если вначале история отчасти напоминает дневник Чарли Гордона из "Цветов для Элджернона", то теперь с полным правом к ней добавляются "Множественные умы Билли Миллигана". Дневник Стефании не парафраз, не подражание - это подлинная боль человека, который не может разобраться в своих психологических проблемах, тянется к людям, и в то же время отшатывается от возможного сближения. Оттого и ее дневник, ее "множественные умы", которые суть диалог одинокого человека с самим собой - это борьба желания саморазрушения и самоуничтожения с одной стороны с жаждой жить и творить с другой. Жестокое противоборство, свидетелем которого невольно становится читатель, будоражит своей искренностью и тревожной правдивостью. Такое невозможно придумать ради красного словца, это реальное наблюдение, которым автор захотел поделиться с читателями. Муки творчества, взлеты и падения, надежды и разочарования, присущие каждому, кто хоть отчасти соприкасался с искусством, в образе Стефании (да и Виктора, хоть и значительно меньше) возведены в степень Абсолюта. Подобно Чарли, герои видят бездонное небо над головой, и с таким же отчаянием понимают, что никогда не смогут хоть на миллиметр приблизиться к совершенству.
В последней части книги мы вновь остаемся один на один с главным героем, только, в отличие от первых двух глав, это уже не плавное и последовательное повествование, а попытка ухватиться за ускользающую от горячечного мозга реальность. Поступки героя вроде и нелогичны, но в то же время читателю предельно ясно, что он болен - уже не "душевно", а вполне телесно - с температурой, бредом, слабостью и воспалением. Как сложится его судьба дальше - этого мы не знаем. Хочется надеяться, что автор дал ему шанс, и найдется добрая душа, которая сможет ему помочь. Потому открытый финал этой истории - самый большой подарок, который автор сумел преподнести читателю.
Кратенько пробегусь по основным пунктам, потому как это, насколько я понял - обязательное условие для всех рецензий.
1. Сюжет этой истории имеет несколько пластов: реальный, показывающий обычную жизнь героя со вполне понятной линией, характерами и диалогами; внутреннее противоборство и борьба с самим собой, начатые Виктором и подхваченные дневником Стефании; мозаичное переплетение сходных судеб героев, которые порознь, и в то же время суть одно целое; фантасмагоричность в стиле Достоевского, когда не знаешь, что происходит на самом деле, а "корабль в Америку" вполне может оказаться синонимом самоубийства. Сложное переплетение этих пластов делает историю знаковой. К ней хочется приблизиться, как к покрытому патиной зеркалу, чтобы за его туманным слоем увидеть спрятанную истину.
2. Герои, в меру их отличности от "нормальных" людей, прописаны невероятно точно и скрупулезно. Не раз и не два я ловил себя на том, что узнаю в этих описаниях некоторых своих друзей из далекого прошлого - в золотую пору моего студенчества я дружил как раз с художниками. И пусть они были психически здоровыми людьми, сходные черты нельзя спутать, потому как "люди искусства - дети природы", а значит, их реальность - не есть реальность всего остального "цивилизованного" человечества. Героям сопереживаешь с самого первого момента, будь то Виктор или Стефания, и очень хочется верить, что все закончилось не так трагически, как нам это ясно дают понять.
3. Язык и стилистика. Язык образный, наполненный цветом (в основном, увы, серым), запахами, ощущениями, очень живой, вызывающий в голове нужные импринты. И пусть в повести нет эмоций героев (эмоции для людей с подобной проблемой - нечто заоблачное и непостижимое), зато есть такая черная бездна самокопаний, логических попыток понять этого самого зверя - эмоции, что просто поражаешься, что раньше никогда не задумывался над тем, насколько таким людям сложно жить. Встречаются, конечно, в тексте опечатки и ошибки, но это всего лишь грамматика, потому придираться к ним - последнее дело; достаточно хорошей вычитки бетой или самостоятельно.
4. Достоверность. Великолепно описаны рассуждения о самоощущении себя в новом городе, оторванным от прежнего уклада, семьи, знакомых, когда можешь рассчитывать только на себя и никого нет за спиной, чтобы поддержать хотя бы добрым словом. Город тоже описан до боли реалистично. Хоть это и "вымышленный" город с несуществующими названиями, у меня перед глазами четко стоял Питер, с его островами, скульптурными конными группами на мосту, реками и каналами и Академией художеств. Если я заблуждаюсь - позвольте мне и дальше оставаться в заблуждении, потому как для себя я уже "поселил" ваших героев именно там.
5. Общее впечатление от книги. Потрясающая история, которая сумела тронуть даже мое циничное и холодное сердце. В первый раз я прочел повесть еще в декабре, а вчера с огромным удовольствием перечел ее во второй раз - и чтобы освежить в памяти перед написанием рецензии, и чтобы увидеть то, что ускользнуло от моего внимания при первом прочтении. Без сомнения, это достойная вещь - одна из немногих, которые зацепили меня не только интеллектуально. И я абсолютно уверен, что непеременно захочу перечесть ее вновь. Я с удовольствием рекомендовал бы эту повесть всем и каждому, но увы, не все смогут ее постичь. Как правильно отметил автор в примечаниях, не беритесь читать эту книгу, если вы далеки от сферы искусства.
6. Немного иллюстраций и то, что не вошло в упомянутые выше критерии рецензии.
Повесть не отпустила меня даже после того, как я написал рецензию, потому я вернулся, чтобы добавить то, что не было упомянуто выше, а так же приложить несколько иллюстраций, которые помогли мне заглянуть в эту историю еще глубже.
Главный герой. Серо-розовый, почти серо-желтый цвет иллюстрации, как в самой первой главе повести, где Виктор рассказывает о себе, своем детстве, своих обрывочных воспоминаниях.
Вся повесть пронизана серым цветом различных оттенков: то он серо-желтый, то зеленовато-серый, то землистый, то практически черный - цвета поздней осени или ранней весны, когда есть только грязь, слякоть, туман и дым. Переход в грядущее небытие или первые попытки возрождения. Я еще раз пробежал глазами статью о тревожном - избегающем - расстройстве, но вновь не увидел тех симптомов, которые присущи Виктору. Но они идеально подходят Стефании. Насколько нам понятно из его рассуждений, он не особо стремится к людям, хоть и зависит от их оценки, зато неоднократно говорит о своей плохой памяти, особенно на вещи, затрагивающие эмоционально, а так же лица, в отличие от, например, героев книг. Помимо этого он отгораживается от людей, обосабливается, отчуждается, пусть и совершенно инстинктивно, как зверь, попавший во враждебную среду обитания. И эта странная фигура на картинке лично для меня как раз с этим и ассоциируется: полупрозрачная голова, словно из замутненного стекла, как символ отсутствия воспоминаний, "пропускания" событий сквозь себя; и в то же время острые грани ее бликуют, преломляя и рефлексируя любой посыл обратно, не впуская окружающее во внутренний мир. Двойная защита. "Загляни - и ничего не увидишь, я пуст и прозрачен, словно меня и нет, а если тебе повезет - я отражу тебе обратно все то, что ты направил в меня".
Эта картинка ассоциируется для меня с ранними рисунками Виктора, где преобладающим цветом был черный.
Картины его были пусть и не полностью монохромные, но содержали лишь локальные цвета. Затем был период, когда жизнь его наполнилась красками, надеждами и красивыми образами, и это сказалось на его творчестве и работах. В конце же, в своих снах и мыслях он вновь вернулся к тому, с чего начал - к серости и беспросветности.
Черный человек.
"Черный человек", человек без лица, - герой, как мы помним, не запоминает лица, - появляется в жизни Виктора не случайно. Это словно бы и не человек вовсе, а предвестник смерти. Сразу вспоминается Моцарт из "Маленьких трагедий" Пушкина, который растратил в трактире задаток, который оставил ему его "черный человек", и умер. Точно так же Виктор растрачивает до последнего гроша все деньги, которые накануне дал ему "господин в черном", словно устраивает преждевременные поминки по самому себе. Неслучайно и рассуждение о религии, которое вынесено в этой же части в отдельную главу - условная параллель с "Тайной Вечерей".
Но с чего бы вдруг мог появиться в жизни героя этот "черный человек", если вроде и жизнь у него налаживаться стала, и людей нашел, которые к нему хорошо относятся, и на работу старую вернуться можно? Тут можно ощутить и некий мистический момент: о смерти мечтала девушка из дневника, а Виктор, присвоив ее дневник, неосознанно примерил на себя чужую жизнь, взрастил в душе ростки чужих семян и подспудно заразился этим стремлением. Эта идея словно бы прошла "сквозь его разум", отразилась, преломилась и подспудно стала его. Потому и стал он под конец совершать неразумные поступки, избегать правильных решений, считывать во всем предвестие и роковой умысел, а потом и эти сны, и эти Черные речки, и монохром угасающего года. Словно прожил он свою весну, лето и осень, а потом исчез, как однолетняя трава.
А эта иллюстрация у меня ассоциируется с самим Питером, изображенным в повести, хотя ширина улочки и фонари - это, скорее, что-то европейское. Впрочем, сам город в "Серых травах" абстрактен, нет ему имени, потому и улочки такие вполне допустимы.
Кстати, хотел добавить еще вот что: к повести нужна метка вроде "альтернативный мир", или "антиутопия", или "аллегория", или что-то подобное, потому как история достаточно архетипичная, и читать ее, как реальную, категорически нельзя - здесь надо размышлять и погружаться.
И напоследок - еще одна девочка, которую никак не получается сделать нормально.
Я благодарен автору за удовольствие от прочтения такой хрупкой, чистой и кристалльно пронзительной вещи. А теперь меня ждет знакомство с другими ее работами.)