Рецензия на роман «Написать президента»

Никто в здравом уме не хочет стать пророком.

Страшное это дело, травматичное и общественно порицаемое – а потому нужно опасаться правды, хоть бы и в малых дозах. Писателям – особенно. Попадёт она в организм молодого талантливого автора, разъест душу, и привет. Получите, гражданин писатель, угль, пылающий огнём, и жало мудрыя змеи, распишитесь в ведомости – и валите себе, куда глаза глядят. К примеру, на сайт Автор.Забей, где лютует Доктор Шмульке, зато восхищённые читатели просят проду. В приличную-то боллитру вас теперь не пустят…

А ведь так славно всё начиналось.

Жил да был молодой, но уже довольно известный прозаик Лев Николаевич Горький. Обласканный критикессой Шапоклякович, печатаемый издателем Пальтишкиной. Популярный, приглашаемый и туда, и сюда, заседающий и выступающий. Пустоватый, пошловатый, амбициозный. Любящий причитать над горькой своей судьбинушкой в стиле библейских пророков. 

И всё-то у него было, только денег не было. Потому что издатель, хоть бы и самый благосклонный, исходит из того, что большие заработки автору не положены.

Вот и подался бедняга Лев в литературные негры, предал либеральные убеждения и согласился писать мемуары президента. Никто ж не узнает! А взамен – деньги, книги в школьной программе, экранизации… ну, натурально, никак не устоять. Лев Горький, конечно, против кровавого режима и погубившего страну тирана – но ведь можно накрутить в тексте таких фиг, что тиран не заметит, а умный читатель оценит. И деньги, опять же…

Горе, горе тому, кто продал свободу свою за миску чечевичной похлебки или за груду импортазмещенных денег! Ибо теперь будут эксплуатировать душу его кроваворежимно и злобнотиранно, и возвысить голос он не сможет, и придется ему покоряться, точно собачке в цирке дрессированной, ходя на лапках задних, и тяжелый ошейник таскать, и цепь звенящую, и гавкать по команде!

Всё бы хорошо. Но был в техзадании коварный пункт: писать только правду.

Он-то Льва и погубил.

Ведь был Лев Николаевич Горький настоящим, талантливым писателем, без дураков.

Он, правда, мыслит фразами вроде «псов кровавого режима», «тиранических целей отсталой и дикой страны» или «логова замшелого тоталитаризма», не особо задумываясь, знает ли лично кого-то, кого реально затиранили, и насколько его страна отсталая. Но когда видит школьников, которых училка приучает к штампам в стиле «А где вы берёте идеи?», он впадает в ярость – и ломает сценарий, вытаскивает детей на живой разговор. И стиль, которым он изъясняется, отточен и ядовит, и своей литературной тусовке он знает цену, не очень-то обольщаясь её внешней доброжелательностью.

Пророкам израилевым было легче — в их времена литературных премий не было.

А если бы были?

Позвали бы в жюри первосвященника иудейского, каких-нибудь старейшин и книжников, и сели бы они рядить, кто круче жгёт глаголом — Амос, Малахия или Захария… Победителю приз — прилюдное сожжение, а до него — возможность проповедовать перед всем Вавилоном, повергать идолов, восхвалять бога истинного и грозить карами ужасными царям и государствам.

Принимаясь писать за ненавистного президента мемуары, талантливый писатель Горький вынужден сделать их правдивыми – и делает. Правда эта ему поперёк души, и жизнь его идёт вразнос. И литературный бомонд от Горького отворачивается, и его книга, которую он пишет вместе с мемуарами, сворачивает куда-то не туда. 

И вот уже Горький в бегах вместе с секретным агентом, красавицей Викой. Вот он скрывается и уходит от погони, а также от модных писателей спортивного телосложения, жаждущих набить ему морду. (Да, если вы тоже не подозревали, что процесс написания книги можно превратить в захватывающий боевик, то этот роман откроет вам много нового). 

Вот Горький меняет машины, подвергается домогательствам поклонниц-шпионок и получает зловещие звонки от литературных критиков. И пишет, как одержимый.

Вот он не ест и не спит, обретается то в комнатушке шумного мотеля, то в нелегальной общаге гастарбайтеров. И пишет, как одержимый.

Изловили, избили, потребовали отдать крамольные мемуары, уничтожить их и покаяться – а он всё равно пишет, как одержимый. Две книги, параллельно. Потому что, настроившись на правду, писатель играет с огнём, и абсолютно правдивыми выходят оба текста – да что там тексты! Горький уже и сам не способен соврать, даже когда от этого зависит его жизнь. Никаких фиг, ни в книге, ни в кармане, больше не скрутить, правда выжгла его изнутри. 

И последний месяц я писал правду, и в мемуарах, и тем более в «Навуходоносоре», и когда пытался включить в тексты обман — было такое, было — то не мог, становилось противно, и он шарахался от меня.

Постепенно становится понятно, что роман – не про политику. И не про литературную тусовку, хоть карикатурные герои и узнаваемы (неужели они впрямь настолько ужасны?), и даже наш родной АТ засветился в тексте. Роман про то, какая страшная, беспощадная, чудовищная штука – творчество. Если оно правдивое, конечно.

Каждый искренний писатель безумен, даже тот, что выглядит нормальным. Приходится влезать в чужие души, рвать собственную на части, сшивать из нее подобие субличностей внутри себя, учинять искусственную шизофрению, идти по тонкой грани, по усеянному шипами лезвию над пылающей бездной, а оно еще извивается под тобой и хохочет издевательски.

Так и расставляются приоритеты. Прежняя жизнь пошла прахом, легла пеплом, друзья отвернулись, помогавшие – предали, и всё это неважно. Писатель, замученный либеральными литераторами, едва жив, но и это неважно. Дошло до того, что даже страстные ветхозаветные периоды, столь любимые Горьким и выглядевшие в начале книги столь пафосно, звучат теперь естественно и свободно: ему приходится ничуть не лучше, чем древним пророкам.

Но и это не важно.

Сквозь ядовитую и злую иронию этой книги прорастает чистый, окончательный, единственный смысл: важна только правда текста. Ничего больше.

А писатель – ну что писатель? Автор бросает своего аватара в отчаянном положении, и нет ему никакого дела до того, что будет дальше. Текст дописан.

Но всё-таки.

Всё-таки.

Может быть, всё ещё будет хорошо?

Ведь, как ни крути, заканчивается роман символично – утром воскресенья.

_____________

В тихом восторге и с благодарностью автору уношу «Написать президента» в свою подборку «Безымянная библиотека».