Рецензия на роман «Смерть экзекутора»

Вот что интересно — прочитав все на тот момент (и без всяких исключений) 66 рецензий на «Смерть Экзекутора», я не отыскал среди их авторов своего собрата-по-ощущениям, который бы, так же, как и я, откопал бы в этом тексте метафору на такую остросоциальную тему, как «выбор Родины себе по вкусу», и даже некоторую политическую сатиру. Да-да, я пишу сейчас именно о том текстовом пласте, где наш истовый азербайджанец воюет с инопланетными захватчиками, когда все остальное население нашей матушки-Земли уже давно плюнуло и переметнулось. Если считать рецензии за выборку общего среза мнений всех читателей, то эта метафора осталась ими не прочтенной и, мне кажется, даже не замеченной. Именно по отзывам я чувствую, что этот довольно важный пласт воспринят большинством как некая дань антуражу, не более. А на самом деле...
На самом деле все сложнее настолько, насколько реальная жизнь сложнее книг или газетных передовиц...
Посмотрим хотя на бы биографию автора: первая волна эмиграции 90х (не чемодан-вокзал-граница, как в советские времена, но все-таки...), жизнь в чужих странах — сначала классический Израиль, потом более «мягкая» Чехия, наверняка было еще полным-полно коротких промежуточных станций. Я сейчас, разумеется, не клеймлю автора как перебежчика — Марика (насколько я успел понять) не подходит под распространённый профиль «ездока за Баварским». Я склонен все эти ее перемещения по миру списать скорее на извилистые дороги судьбы, чем на прагматичный выбор более комфортной для мещанского проживания новой Родины.
Однако, будучи человеком живым... а значит, чувствующим, автор (как и все нормальные люди) подвержен некоторой рефлексии, и мне кажется, именно она (рефлексия) и продиктовала автору этот обширнейший смысловой пласт.
Итак, что для человека ан-масс является Родиной? То место, жизнь в котором выглядит более простой и комфортной? Место, где приятно и не о чем не нужно думать? Ну, наверное — да... человек в основной массе давно уже не тот самоотверженный мечтатель, каким он был в мире Полдня Стругацких. За ним не замечено больше неодолимых стремлений идти только своим собственным путем и никаким иначе — большинство людей с удовольствием ходят всю жизнь торенными тропами. Марика (будучи сильным автором) часто пользуется этим образом и в первой части своей пока-дилогии, и во второй — не случайно образы овец/пастухов/кочевников (снова и снова приходящих на знакомые пастбища) без конца повторяются ею. Старая Москва, где нужна рвать жилы только для того, чтобы быть как все — невыгодно контрастирует с Новой Москвой, где быт оптимизирован, рабочий день сокращен, графики социальных стимулов просчитаны императорскими методистами, эксплуататоры как класс — выведены за скобки кастовых взаимодействий и, одновременно с этим, сохранена видимость действующих социальных лифтов. Это не мир, а просто Утопия, где всем сёстрам по серьгам, а врагам по рогам... Отчего же центральный персонаж второй книги — исступлённо мечется по сотням страниц, демонстрируя прежде всего не преданность идеи, а банальную негибкость? Я думаю, это сделано автором нарочно, чтобы подчеркнуть эту непростую дуальность выбора — когда, с какого момента, ты перестаешь быть «бараном», а становишься «человеком, делающим разумный выбор»... или до какого момента ты остаешься верным родине патриотом, а после какого превращается в оголтелого фанатика... Так уже сложнее сделать однозначно-правильный выбор, не так ли?
Автор «Смерти Экзекутора» без конца намекает нам о сложности такого выбора. И ведь (вот странно) — возможности для выбора практически нет. Он (выбор) делается безосновательно... т.е. не принимая в расчет объективные факторы, а уповая целиком на субъективность. Та психологическая матрица, тот «слепок ауры», который и является по определению, нашей душой — просто ЗНАЕТ в глубине этой самой души, как ей поступить. Это никакой не выбор — ты просто не может сделать иначе... тебя просто начинает выворачивать, если попытаться пойти против своей природы. Поэтому настоящее насилие, которое Экзекутор совершает над Сергеем — это вовсе не «палец в жопе», это манипуляции высшего порядка, когда внушенное становится неотличимым от искреннего. Я сейчас говорю прежде всего о сцене навязывания Сергею невесты в этом новом мире, о той депривационной связи, которой обычно пользуются дрессировщики, но которая (как оказалось) работает и в отношении «непоколебимых героев».
В таком контексте споры о «правильно/неправильно сделал» вовсе не имеют никакого смысла... потому что (мне кажется) автор хорошо понимает, что художественная литература — это не сборник готовых рецептов правильности жизненной позиции, как это виделось в раннем СССР, а чистой воды рефлексия, сублимация собственного болезненного опыта в проекции недюжинной авторской фантазии.
Я так думаю ;0)