Рецензия на роман «Семья волшебников. Том 3»
Третий том «Семьи Волшебников», как могут надеяться читатели, это только начало большого пути. Ведь в первых трех томах описано только раннее детство будущей богини от рождения и даже чуть раньше до поступления в школу, правда, сразу в волшебную. Композиционно третий том являет собой своеобразный компромисс между решениями первого и второго тома: две основные линии органично дополняются несколькими вставными новеллами. К последним можно отнести окончательные объяснения Сидзуки Лахджи с родителями, а также истории Комацу и Ахвенома, раскрытие тайны происхождения Друлиона. Среди ожерелья вставных новелл стоит выделить посещение лавки Люкрезы — светлого альтер-эго Клюзерштатена — даже у самого падшего существа где-то в глубине сохраняется его подлинное начало. Организованное Астрид перераспределение блог в соответствии с предпочтениями — простейшая концепция обмена — наряду с предложенным Лахджей компромиссом в конфликте Ао и Ахвенома, может быть интерпретирован как деконструкция фэнтезийных тропов с обязательным превозмоганием, и намек на то «как всё исправить». Ось, на которую нанизаны все эти и многие другие эпизоды — история взросления Астрид. В первом томе девочка-демоненок проделала путь от зверенка до ребенка. Во втором — научилась дружить, что подсвечено второй главой третьего тома. Содержание третьего — обретение ответственности, внутреннего морального стержня. Кульминация социализации Астрид это даже не поступление в Клеверный Ансамбль, а арка с похищением родителей: заботясь о младших сестрах Астрид прошла ключевой экзамен на самостоятельность.
Вершиной композиции третьего тома следует считать описание социальной структура Клеверного Ансамбля. Базовый курс КА это скорее Итон, чем Оксфорд, колмогоровский лицей, а не МГУ. Университеты мистерии это образовательная корпорация в экономике услуг. Магия реализует прудонистский идеал продажи труда, а не рабочей силы. Способности волшебника зависят от него самого, а не от средств производства. Накопление капитала, за исключением интеллектуального, практически невозможно. Относительно слабые маги обменивают волшебные услуги на неволшебные и на деньги для оплаты обучения. Более могущественные чародеи служат преподавателями — ранги прямо привязаны к педагогическому стажу — обучение стипендиатов как будущих преподавателей финансируется за счет платных студентов. За кадром осталась связь между инфляцией и темпами роста. Положительное сальдо торгового баланса Мистерии может привести к инфляции, ежели мировая магия не будет расширяться, а значит и становится доступнее по цене волшебных услуг. Заметим, что число потенциальных стипендиатов не ограничено, поскольку приемные экзамены в КА не конкурсные — отбор осуществляется по абсолютному уровню способностей и освоению школьной программы. Повсеместное начальное образование на Парифате также соответствует не XVI, а наиболее развитым странам XIX века.
Несколько слов стоит сказать о методике преподавания на примере магистра Гробаша. Гробаш как лайт-версия армейского сержанта введен в повествование будто специально для Астрид, поскольку его методы никому, кроме таких же задиристых ребят и не подходят. Речь, конечно же, не о банальной тренировке с утяжелением, а о провоцировании агрессии против учителя. Остается открытым вопрос является ли этот прием искусственным, ориентированным на будущих боевиков, хотя далеко не факт, что он наиболее эффективен, если вообще эффективен, или же Гробаш в силу врожденной социопатии. К чести Гробаша или же мистериской формализованной системе образования он все же не уподобляется шумерскому Халаю в злоупотреблении властью наставника. В этом контексте любопытна гендерная инверсия Астрид, начинающей воспринимать себя как пацана, а не как девчонку. Причем у её матери в подростковом возрасте был схожий период, что слегка напоминает анекдот «в психиатрии кто первый халат надел, тот и доктор». Феминное и маскулинное поведение в действительности продукт воспитания, а большинство отношений индустриального обществ гендерно нейтральны, однако элемент деконструкции гендерных стереотипов это не дань моде, а органичная изюминка повествования.
Завершает экспозицию Клеверного Ансамбля заключительная глава, которую скорее следует рассматривать как эпилог или послесловие. Проблематика напоминает «дело подкидышей» из «Жука в муравейнике» Стругацких, и большинство ученого совета проявили себя не на высоте, не сумев выработать максиму «из всех решений выбирай самое гуманное» и исходя из неё вырабатывать протокол безопасности. Очевидная мораль — вторая формулировка категорического императива: «смотри на человека как на цель, а не как на средство».
Ключевая проблематика третьего тома — педагогика раннего развития. Однако если во втором томе чудес Вероники некоторый избыток, то в третьем наоборот Веронику несколько заслонят её старшая сестра. Гармонично воспитать ребенка мотивированного в какой-либо сфере деятельности и опережающего в оной сверстников так чтобы сохранить мотивацию и не повредить общему развитию не такое уж и простое дело. Причем общее развитие на раннем этапе может оказаться важнее специализации, поскольку ранее выполнение нормы в дальнейшем может нивелироваться. Родители специально занимались с Вероникой в предыдущем томе — игровое обучение ПОСС и ранее чтение. Вероника много читает и хорошо рисует. В этом она опережает свой возраст на 2-4 года. Однако с логико-арифметическими операциями её уровень примерно соответствовал возрасту до призыва Ле’Тоона. При всей ограниченности задач математики начальной школы натаскать дошкольника — задача нетривиальная психологически, даже с учетом усидчивости Вероники. Еще сложнее форсировано сформировать навыки абстрагирования и выявления связей между фактами. Так что реконструкция методик мудрого кэ-миало была бы более чем интересна! Однако именно такой главы — педагогической фантастики — как раз не хватило. Грубо говоря Вероника взаимодействует со школьным ИИ, но проецировать концепцию этого взаимодействия на реального ребенка невозможно. «По щучьему велению» умным стать нельзя. Или, с учетом успехов нейросетей и отдаленной перспективы загрузки сознания все таки можно? Весьма плодотворная тема идеально вписывается в замысел, но не получила должного раскрытия, что является единственный затменным упущением романа. Чуда не случилось — Вероника набрала максимум за практику, но программу начальной школы освоила на 2 из 5. Всю свою зону ближайшего развития девочка выработала, и потому нагонять за год будет еще труднее, чем готовится. А ведь для того, чтобы «все исправить» нужны не сколько чудеса, сколько глубокое понимание мира и общества!
Истинным финалом тома является не последняя, а предпоследняя глава, посвященная предсказаниям. Одно из пророчеств незаметно для всех сбылось — Вероника это двадцать седьмой, второе пришествие Всеблагого. Однако сделаны новые предсказания, истинные и ложные. Классическая для научной фантастики проблематика машины времени сохраняет актуальность. Принцип самосогласованный Новикова можно интерпретировать как аналог квантового измерения — в момент предсказания систем переходит в такое состояние, чтобы её дальнейшая динамика привела к предсказанному событию. Так что Майно мудр, избегая заглядывать в чашу возможностей, ведь этим он ограничивает свою свободу. Предсказания в художественном произведении парадокса причинности не создают — это маркеры авторского замысла, однако поданные так, чтобы замысел не был раскрыт читателю раньше времени. При этом в качестве пророчеств начинает работать все большее число баек, в частности истории Монго и Люгоши о нерациональном использовании могущества. Предсказания Оракула сбылись — Майно действительно рожден на радость демонам... жене и приемной дочери. Светлое будущее Астрид видимо не выходит за рамки фэнетезийных подвигов, правда смерть тщеславия может означать, что в процессе она может погибнуть, но сумеет сохранить целостность души и стать небожительницей. Лахджа смотрит в будущее с оптимизмом, но одинокий полет драконицы над пустынным океаном может происходить в мире без любви. Майно рискует повторит судьбу Оргротора слившись с супругой в симбиозе, но было бы печально, если бы Камень пришлось бы заселять сызнова в третий раз...Наиболее важную роль, конечно же, должны сыграть предсказания Вероники. Богорождение будет означать конец старой и начало новой эпохи. Семья которая придет на помощь может быть истолкована расширительно — не только родители и сестры, но и вся Мистерия как семья волшебников, а так же фархерримы и даже Паргорон в целом, а может быть и все вместе в тех или иных комбинациях. Видение чаши вероятно означает, что Вероника все же возглавит культ Двадцать Седьмого или будет оказывать секте магические услуги. Что не найдет понимание у широкой общественности. Главное, чтобы бы читатели узнали всю эту историю до конца.
В заключение поговорим о ненаписанном. Вероника собирается «все исправить». Но прежде чем исправлять, надо знать что именно. Проблемы существуют объективно — творцы технического и социального прогресса не были чудотворцами, но предлагали обществу пути дальнейшего развития. Поэтому чисто фабульного «исправления» будь то достройка чаши до сферы или даже смена направления развития Парифата с магикального на смешанный недостаточно. Вымысел обязан иметь соответствие в реальности, поэтому посредством Вероники должно быть показано решение нравственно-мировоззренческой проблемы существующей в действительности. Такую проблему нельзя выдумать, а можно только открыть. Впрочем, спектр довольно широк — от разного рода социальных противоречий до философской концепции мира-симуляции — сон Вероники на экзамене ставит вопрос о способе размыкания метавселенной, существующей в воображении авторов и читателей в реальность. Поэтому хотелось бы надеяться , чтобы эта история будет глобальным эпическим полотном, начавшимся еще до второго пришествия божества и оканчивающегося качественным переустройством мироздания. Однако не будем пытаться упредить авторский замысел — пусть лучше каждый новый том саги о богине и её семье будут приносить нам новые открытия!