Рецензия на роман «Спящие карты»

Потеря сна страшнее смерти.
Сначала о выборе. Почему он пал именно на это произведение? Скажу честно: начинала читать пять романов, но... не дрогнула струнка души, даже – не натянулась. И тогда обратила внимание на аннотацию и примечание к этой книге, где автор рассказывает о том, что однажды он пришел в военный госпиталь и увидел бывших солдат, а точнее – то, что от них осталось... И вспомнила я о мальчиках, которых привезли в цинковых гробах из Афганистана. И о появившемся уже чуть позже понятии «афганский синдром». Мне довелось общаться с "афганцами" и написать о них.
Предполагая, что в романе и пойдет речь о войне и сломанных судьбах, подумала, что эта тема будет для меня, как читателя, более интересна, чем о неизвестной конфигурации звездолетов, летающих в далеких галактиках. Вот почему выбор пал на «Спящие карты»!
И как же я боялась разочароваться! Перед глазами стоял опыт учительницы, которая прочитала детям лекцию о легендарном древнеримском городе Помпеи и повела их на просмотр фильма «Последний день Помпеи», а там... прости Господи...
Нет, роман не о войне в Афганистане! И лишь однажды промелькнуло понятие «афганский синдром», и то, думаю, только потому, что именно в нем и заключена формулировка характера психических нарушений у солдат, вернувшихся с войны. Так что те, кто уже встречался с этим выражением, поймут с полуслова.
Роман не о конкретной войне, а о войнах вообще, независимо от того, кто их ведет - народы разных государств или же – одного. И о последствиях боевых действий не для общества в целом, а конкретно для каждого человека: как в физическом плане, так и в духовном.
Главный герой – пиковая Шестерка, и только позже – Дмитрий, одна из карт колоды, которая набирается для выполнения конкретной миссии. Не важно, занимали ли бывшие солдаты одну линию фронта или стояли по обе стороны! После каждой задачи колода формируется заново, ведь на поле сражения не обойдется и без потерь. Какими они будут? В одних случаях – единичными, почти незаметными, а в других – могут распрощаться с жизнью и все карты. Кто-то погибнет как герой, совершив ратный подвиг, кто-то – по неосторожной случайности своего напарника, а кто-то – и от предательства мнимого друга... Война спишет все...
В этих сражениях молодые бойцы будут чувствовать себя бесстрашными героями, сильными и мужественными. Их физическая и духовная сущности дойдут до состояния высшей степени гармонии, когда сила мышц и адреналин в крови достигнут апогея, а душа начнет рваться на части от избытка ощущений – но не страха и боли, а радости и счастья. Когда экстаз, пережитый однажды, захочется ощущать еще и еще! До бесконечности! Как в бешеном танце со смертью!
Трудно после этого вернуться в серость и беспросветность реального мира. Да еще и почувствовать в нем последствия физических и моральных увечий и понять, что единственными «друзьями» станут костыли да инвалидные коляски. Это – в лучшем случае, есть те, кому еще хуже – кто остался без глаз или навсегда приговорен к больничной койке. Но самое мерзкое – даже не это! А взгляды людей, тех, кто никогда не был в шкуре солдата. Они смотрят с жалостью, как на неполноценного члена общества, а то и с брезгливостью, как на изгоя. И тогда сам человек начинает ощущать себя имплантированным органом, отторгнутым огромным организмом, называемым... обществом.
И тогда поменяются местами реальный и иллюзорный миры! Серый и будничный станет несбыточным, потому что в него трудно вжиться после упоительного экстаза. И потому что в нем действуют совершенно другие, отличающиеся от военных, законы, а его бытовые условия нереальны для инвалида... А тот, иллюзорный, пусть сейчас он лишь в воспоминаниях или во снах, это и есть – настоящий, ведь только там не ощущаешь боли от ран на теле и в душе тоже...
Шестерка – это пока молодой боец, не сделавший карьеру. Тот, чью кличку можно назвать и с долей пренебрежения, и с долей – уважения. Тот, кто в одних играх может быть последним, а в других – первым. Все зависит от названия игры, а еще – от расклада карт. Так что именно ему простительно желание раз и навсегда распрощаться с этой серостью и почти совершить столь «геройский» проступок – суицид, лишь в последнюю секунду вспомнив, что... И лишь ему простительна жалость, а может, и вовсе не жалость, а чувство уважения к сильному противнику. Или привязанность к мальчишке-оборотню... Он и сам еще – мальчишка, однако, успевший опалить крылья заревом огня сражений, пропитаться запахом солдатского пота и горячей крови.
Автор лепит его образ, добавляя новые и новые краски. Вот этот парень – неуравновешенный, несдержанный, слетающий с катушек. Он ненавидит «это небо, этот город, этот мир и эту жизнь»! А это тоже он – с зарождающейся где-то в потаенных уголках остывшей души любовью к девушке. Здесь он – суровый и безжалостный, а здесь пытается спасти всех, кто погибает мученической смертью: бойцов, с которыми сражается рука об руку, совершенно незнакомых людей, и даже не из этого мира, а также – тех, кто явно из логова врага.
Да, герой, как и другие карты колоды – марионетка в чьих-то руках. Он осознает это, но... не хочет мириться и... пытается разобраться в причинах. Он жаждет понять, что за рычаги превращают его сны, впрочем, как и сны других карт из колоды, в нечто столь желанное, что можешь совершить все – вплоть до убийства или предательства, только бы выполнить миссию, а значит – получить еще один шанс оказаться в этом мире. Потеря снов – наказание, гораздо суровее, чем смерть...
Герой раскрывается постепенно. На наших глазах происходит становление его как личности. И он вызывает сопереживание. А это – очень важно! Причем, не просто сопереживание, а уважение – даже тогда, когда, по законам войны, где-то неправ. И в этом – заслуга автора.
Раскрытие темы войны не может быть построено на одних лишь эмоциях героев. И автор воссоздает перед нами картины сражений в том самом мире, который для героев является реальным. Он существует, в этом нет смысла сомневаться, несмотря на такую отдаленность по времени – скажем, где-то в туманном средневековье, и по территории, границы которой также размыты, неопределенны. Но внешний мир очерчен! Он есть! И складывается из красочных, пардон, из черно-белых картинок (это же – война!). Здесь есть местный ландшафт и явления природы, есть дворцы и хижины, люди и животные... И в каждой миссии карты имеют те же доспехи, что и их противник, а также в совершенстве владеют таким же как он оружием – и холодным, и огнестрельным.
Сцены сражений и создают динамику действия. И это действие не течет и не движется, а летит, как пуля врага, отсекает пласты времени подобно острому лезвию сабли, нанизывает минуты и секунды на шпагу фехтовальщика... Для любителей баталий – простор неимоверный! Бои что надо – без подробного и скучного описания оружия, без пошагового разбора движений героев – это их стремительный «танец смерти»!
Чтение затягивает, не отпускает. Перед глазами возникают новые и новые ситуации... И ведь чувствуешь, что это всего лишь круги на воде – цель там, в центре, куда и бросил камешек автор, но интрига не отпускает до самого финала, а если быть еще точнее – до последнего слова романа (не буду спорить по поводу того, что это не роман, а повесть!). До самого последнего слова... Герой хочет узнать, кто же и есть Хозяин, то есть, автор сценария, по которому играют карты, и режиссер, выстраивающий последовательность действия, создающий те или иные ситуации, когда определенные карты выходят из игры – умирают по-настоящему уже в беспросветно сером повседневном мире...
Обратила внимание на выразительность языка. Повествование от первого лица, поэтому и речь героя, и его рассуждения приближены к разговорному, встречаются диалектные слова и выражения, что вполне естественно, и даже слова очень редкие, где-то даже созданные автором. Они воспринимаются необычно, потому что отлично передают настроение героя, его мироощущение. Вот такая странность, которую я допускаю, в то время как довольно критично отношусь к чистоте языка.
Динамика текста не вытеснила описания. Они тоже есть и связаны, большей частью, с войной. Описание города, пережившего баталии, с разрушенными зданиями и до боли знакомыми «оспинами» от крупнокалиберного пулемета, каких-то предметов, например, длинного ствола, который высовывается и начинает «стеклянным глазом прицела заглядывать в лица домов как бы в поисках съестного», и «цветов осколочных»... Как же без них? Красота особенно выразительна на фоне смерти – на застывшем лице девушки-киллера и фигурках детей, попавших, возможно, с учителем, на пешеходном переходе под смертельный огонь...
Чего мне не хватило? Или что показалось лишним? Где-то уже в середине действия началось очень сильное погружение в мир средневековья и я даже подумала – уж не из другого ли это произведения? Для чего же герои романа стали "попаданцами"? Уже позже прочитала мнение автора о том, что в каждом мире происходят войны по разным причинам: в одном идет борьба за власть и деньги, в другом – за белковые заводы и водяные скважины, а в третьем – за выживание человечества. Может быть, именно «выживание» и стало краеугольным камнем в средневековом мракобесии, куда нас автор надолго затянул?
Героини. Дама из колоды, она же руководитель группы, она же снайпер, некогда перебившая десятки, а может, и сотни таких как Шестерка, ребят... Она же (да, что еще может быть оправданием этого?) – несчастная девочка, изнасилованная отчимом... Она же нынче – инвалид-колясочник. Образ яркий, бесспорно. Ее мускулистое тело, выразительные черты лица, многозначительные взгляды и скрытные мысли... Ее жизнь и ее смерть... И может быть, эта колоритность заслоняет собой образ другой героини – девушки, которую и полюбил Шестерка? Возможно, этот факт спорный. Если автор ставил перед собой задачу создать слабое очертание образа, нечто вроде эскиза, ведь основное действие происходит в «реальном», а на самом деле – в иллюзорном мире, где этой девушки... нет.
Показалось, что перебор с батальными сценами, особенно во второй части романа. Причем, врагов стало видимо-невидимо. Это и кусты-убийцы, и оборотни, и гоблины, и драконы, и даже – подземные черви. Водные круги все дальше и дальше уводят от центральной идеи.
Финал. Он наступил вовремя и встал на ноги твердо и уверенно. И, как я уже отметила до этого – символично, сделав упор на последнем слове последнего абзаца романа последней его страницы. Но... Показалось, что в диалоге (ох, не буду говорить – между какими героями, иначе раскрою интригу!) тот, второй, изъясняется несколько книжно. Да, он излагает теорию, рассуждает о механизме действия карт в руках игрока, а также всей колоды... И все же! Можно слегка стилизовать его речь... Убрать немного напыщенности, ведь во внешнем образе «тот, второй», вполне обычный типаж, не лишенный человеческих слабостей, например, имеет отличный аппетит.
Несколько слов о чистоте текста. Она не идеальна. Отсутствует пунктуация, точнее, почти нет запятых, поэтому в формах «казнить нельзя помиловать» приходилось интуитивно делать паузу, так сказать, ориентируясь на контекст. Сначала это тормозило движение глаз по страницам, потом я перестала обращать на это внимание. И все же... «Причесать» текст нужно обязательно: «мне нравиться» и «будут нравится» - ну почему автор пишет мягкий знак, когда он не нужен, и наоборот; наречие «несмотря», так часто встречающееся, всегда написано раздельно, как глагол; слово «колонна» с одной «н», не говоря уже о несуществующем глаголе «ложить»...
...Вот теперь понятно, что это за карты и почему они спят! А ведь, не прочитав роман, можно было бы подумать, что нас ждет развлекательное чтиво о заядлых игроках в какого-нибудь «подкидного дурака»! Оказалось – намного серьезнее! И – более того, ведь пришлось задуматься о таком суровом понятии как смерть.