Рецензия на роман «ПСЕВДО»
По своей привычке, которую многие не понимают, полез в дебри Инета узнать о личности писателя. Выудил немного – молодому автору всего двадцать шесть, он мой земляк, а фамилия, это псевдоним. А ещё носит бороду и причастен к граффити. Отсюда классный макет минималистского оформления обложки романа "ПСЕВДО". Именно так, капсом, заявляет своё произведение прозаик. По прочтению гадал, как увязать название с содержанием романа. Скорей всего в значении мнимый, ложный, алогичный, противоречащий здравому смыслу, оказалось иначе, но неожиданно нашёл ответ в самом конце. Текст не балует любителей больших литературных форм: около семи авторских листов – одиннадцать глав. Но главное не объём, а содержание.
Начну с фабулы. За меня это сделал сам автор:
Крис – обычный судмедэксперт, отлично знает своё дело, живет, как и все, готовится к свадьбе, но случившаяся трагедия ломает его. Пристрастившись к алкоголю, он не слышит никого вокруг, кроме одного: Голос, что появился у него в голове. И как бы Крис не старался – ему не заглушить вклинивающийся в поток мыслей чей-то Голос. Грань между реальностью, запоями и галлюцинациями постепенно стирается... Но после инцидента в метро, события начинают развиваться с колоссальной скоростью, охватив за считанные дни весь мир. Настоящая пандемия… Теперь Крис все меньше сомневается, что все вокруг – иллюзия… Однако, опускать руки он не собирается: на кону жизни единственных близких ему людей. Пытаясь их спасти, ему приходится сражаться бок о бок с Голосом, а враг – Дикий, враг – сам Человек.
Содержание, что называется – от простых будней судмедэксперта к грозному и драматическому боевику а-ля зомби-апокалипсис. Хороший приём: от простого к захватывающему. Но при всех изворотах на первом плане остаётся личность в реалиях наших дней. Являясь сложным целым, сюжет "ПСЕВДО" состоит из множества элементов, каждый из которых несёт в себе определённые функции. Они вполне грамотно увязаны и цепочка причинно-следственных связей, дают читателю вполне складную и последовательную картину событий. Это общие слова, подробней остановлюсь по ходу разбора.
Итак, Крис, после оформления очередного бытового убийства, собирается отдохнуть дома, в обществе молчаливой подружки Вари. Автор знакомит читателя с главным героем, его странностями и привычками.
Я скинул кеды, положил ключи на тумбочку и заглянул в комнату. Сквозь неплотно задёрнутые шторы пробивался свет и тонкой полоской ложился на модель человеческого скелета, безмолвно стоявшего в дальнем углу.
Читателю желательно знать возраст главного героя, историю его личности. У Виктора Крейга этого почти нет, читатель так и не узнал фамилию персонажа и его внешность. В дополнение к несуществующему портрету, тёплые воспоминания детства, сестра, племянница, бабушка, невеста Рита, бросившая Криса с его отвратительной работой. Родители живут в Швеции. Имеются фрагментальные зарисовки из прошлого. Пожалуй о личной жизни всё. Хорошо это или плохо? На мой взгляд – не очень, зачем нужен усечённый портрет? Ведь писатель тот же художник, сочинителю необходимо добавить красок, фактуры, если угодно. Но получил полное представление о внутреннем мире Криса, его непростом психологическом здоровье после гибели сестры. Познакомился с главными собеседником – Голосом. Тут было мысленно окрестил Криса городским сумасшедшим, а может социопатом. Но автор ведёт дальше, убеждая в противном, живописуя все скелеты в шкафу в прямом и переносном смысле.
Зачин, на мой взгляд, начинается не в первой главе с намёком обозначенной интриги, а во второй. Завязка вспыхивает со всей полнотой после сцены в метро и разворачивающихся последующих жёстких событиях. Чуть диссонирует исповедальная третья глава – встреча с бомжом и непростые откровения обоих, зато многое объясняет. А вот после чудесной кофейни с милой официанткой, автор включает форсаж и понеслось... мир сходит с ума.
Внутри стояла детская коляска, а возле нее сидели двое парней с остервенелой жадностью вгрызались в обмякшее тело женщины. Ребенка не видно… Людей одного за другим начинало рвать, и они падали… Я был уверен, что замертво. Масса нехарактерного болотного цвета…Удар – кажется, Нам послышался хруст черепа, но Мы продолжили даже, когда уловили чавкающий звук. Добрались до мозга…
Меня давно не коробит человеческая мясорубка, но тут с садистским постоянством во всех подробностях обрушивается такая жесть, что цензору стало не по себе. Конечно повествование от первого лица и специфика работы ГГ, предполагает профессиональное видение в описательной части кровавого месива вокруг, но слабонервных надо предупреждать. Над всем эти витают диалоги с Голосом. По моему здесь и дальше вырисовывается некий перебор. К чести автора,"мясные" сцены удачно размочены лирическими отступлениями и здравым смыслом.
Насколько хорош открытый финал судить читателям, во всяком случае в отзывах они не раз сожалеют о незаконченности произведения, отсюда масса вопросов по содержанию. Как знать, возможно Виктор Крейг напишет продолжение, а лучше серьёзно дополнит роман на пару-тройку глав. Законченный вид даст тексту дополнительные баллы, я так думаю.
Меня зацепил авторский стиль подачи. Особенно информативные, "живые" диалоги. Нравится ёмкость и образность речи, освобождённой от штампов (ну попадаются незначительные моменты, мне глаз не режет). У Виктора Крейга задатки хорошего прозаика. Хорошего – значит умеющего из двух-трёх предложений слепить яркий, запоминающийся образ.
Расшатанные ржавые перила со скрежетом дрогнули от моего прикосновения. Я одернул руку, они замолчали. Пахло сыростью. На ступеньках лежала осыпавшаяся со стен краска. Все слишком заняты, чтобы поддерживать порядок и чистоту.
Коротко и метко. Ощущение ветхости, затхлости и заброшенности. Первое описание задаёт тон дальнейшим событиям. Или такой проникновенный пассаж:
Нева… Ее черные воды притягивали незаметно: сначала наблюдаешь за теплоходами и катерами, затем провожаешь глазами одну из десятков чаек, что кружат близ берега, и вот твой взгляд на какие-то доли секунды соприкасается с рекой. С этого момента ты ее пленник, и она вольна делать с тобой все, что пожелает: вдохновить, поселить в сердце тоску или порадовать мимолетным воспоминанием – на каждого у нее свой план.
Увы, вчитываясь в роман, заметил характерную усталость автора: чувствительность отошла на второй план, исчез неповторимый питерский флёр. Такое впечатление, что Виктор Крейг начал торопиться, подменяя умное живописание, "прокачкой" текстового массива батальными сценами. И ещё, поэтические строки, вкраплённые в текст, на мой взгляд, должны иметь авторство. Для этого есть масса приёмов, начиная со сносок или пояснений. Не все знают наизусть Данте Алигьери или Александра Васильева из группы Сплин. В иных случаях читатель может поверить в творческий потенциал автора, как тонкого и проникновенного лирика.
Что касается персонажей, то описательная часть весьма избирательна, я досконально знаю как выглядит бездомный старик Святослав и его историю, но по крохам собираю портрет невесты или племянницы. Ведь по ходу проходит вереница второстепенных лиц, не обделённых авторским вниманием. Например, такая умелая зарисовка:
Маленькая, хрупкая официантка бесшумно передвигалась между столиками, она словно парила от одного к другому, сияя беззаботной и немного детской улыбкой. В ее карих глазах промелькивало беспокойство, некая растерянность, но на какие-то доли секунды, и закрадывалась мысль, что она просто боялась чего-то не успеть, словно работала здесь одна. На бейдже выгравировано золотистыми буквами "Полина". Полина принесла мой заказ – черный кофе. Одарив очаровательной улыбкой, она упорхнула дальше и оставила после себя ненавязчивый аромат фиалок. Купить хорошие духи – мало, нужно уметь ими пользоваться. Она умела.
Если говорить о впечатлении в целом – зачёт! В рамках фандопа не самый редкий сюжет, но вылеплено грамотно, умело, а местами изыскано. Уже писал, что конструкция во второй части стремительно покатилась под откос в угоду скомканному концу, но это, как говорится, не критично, главное имеется хороший задел и писательский потенциал. А то что роман не доработан и дятлу понятно, с этой проблемой сталкиваются многие авторы подверженные распространённой усталости сочинителей – "замыленности глаза". Успехов Кристоферу и его крестному отцу Виктору Крегу, да встретятся на их пути толковые рецензенты.