Рецензия на роман «Черкес. Дебют двойного агента в Стамбуле»

Жизнь и приключения Косты Оливийского

Рецензия на цикл романов Greko «Черкес»

Редкое явление в современной «попаданческой» фантастике, не столько по содержанию, сколько по методу работы его соавторов. Проще говоря, мы имеем «попаданца здорового человека», когда при заведомо фантастическом посыле повествование подчинено строгой логике, поведение персонажей психологически мотивированно, а события обоснованы. Ну, почти.

Кроме того, «Черкес» имеет ещё одно положительное отличие от огромной массы произведений, где речь о попаданце в прошлое: историзм, в частности скрупулёзное внимание к аутентичным эпохе деталям. Тут роман встаёт рядом с почтенными предшественниками, вроде Джона Карра, столь же тщательно воссоздавшего для своего попаданца реалии Англии 60-х годов XVII века, как соавторы «Черкеса» — реалии Причерноморского региона и Кавказа 30-х годов века XIX для своего. По собственному признанию авторов, попаданство для них не просто модная обёртка:

«Нам было интересно пофантазировать на тему „современный человек в мире относительно недавнего прошлого и точечные воздействия на историческую реальность“».

На выходе получился полноценный исторический роман, добросовестно и толково сработанный, напоминающий ранние вещи иноагента Бориса Акунина — когда он ещё не свихнулся на почве русофобии. Подобный подход мне очень симпатичен, хотя и тут получилось, на мой взгляд, не совсем идеально, однако весьма достойно.

Итак, наш современник Спиридон Позов, грек по национальности, родившийся и выросший в советской Грузии, совершает паломничество на место гибели своего предка, который полтора века назад пал в самом первом бою Крымской войны. По злой иронии судьбы или воле Провидения, на том самом месте на Спиридона нападает один из потомков грузин-мусульман, противостоявших в том бою его прапрадеду, и бьёт ГГ камнем по голове. После чего тот вдруг оказывается в Константинополе-Стамбуле 1836 года в теле грека Косты, довольно скоро догадавшись, что это и есть его героический предок.

Авторы не «заморачиваются» объяснениями фантастического феномена, и это, видимо, правильно — попал и попал, надо жить дальше. С места в карьер сюжет летит, потрясая ГГ твистами и клиффхэнгерами, подвергая разнообразным опасностям, из которых тот, однако, выходит почти невредимым, да ещё и с прибылью, неизменно упрочивая своё положение. На него обращают внимание кишевшие тогда, накануне Крымской войны, в регионе британские шпионы и привлекают к своим делам в рамках идущей уже Большой игры — противостояния разведок Британской и Российских империй в XIX — начале XX века. В ту пору сам термин ещё не придумали, но это она и есть.

ГГ на английские предложения соглашается — но лукаво, ибо является патриотом России, какое бы название она ни носила, СССР или РИ. Ну и неплохо знает историю и понимает, что ничего хорошего англичане ни России, ни народам Кавказа принести не могут. Поэтому он связывается с русскими контрразведчиками и становится двойным агентом.

За пять романов цикла Коста Варвакис-Варваци, на Кавказе известный как Зелим-бей Заговорённый, а сам себя любящий называть Костой Оливийским (по аналогии со знаменитым британским шпионом Лоуренсом Аравийским), проходит головокружительный путь по суше и морю, горам и долам: Стамбул, Одесса, Крым, Кавказ, Грузия… В рамках заданий британской разведки он совершает опасные миссии, на самом деле выполняя задания разведки российской. Странствует по дикому в ту пору Кавказу, сражаясь, вступая в союзы и братаясь с представителями местных воинственных этносов, приобретя среди них авторитет и славу. Успешно морочит головы своим английским «хозяевам», однако не пасует и перед русскими, неизменно поступая по-своему даже в случаях, когда у его командиров иное мнение.

Финал цикла открыт, однако авторы обещают продолжить историю Косты в следующем.

Авторы воссоздают эпоху весьма основательно, проштудировав массу литературы по теме. В результате мы имеем вполне узнаваемые и достоверные 30-е годы XIX века со множеством подлинных деталей и исторических персонажей, действующих в романе. Так, между прочим, работал Александр Дюма-отец, и велел своим последователям опираться на аутентичные исторические источники, а не статьи в Википедии. Хотя, справедливости ради, порой источники слишком уж «лезут» из художественного текста, например, разговор ГГ с пиратом Абделем напоминает пересказ книги, слегка обработанный под диалог.

Дэвид Уркварт, Гильберт Стюарт, Феликс Фонтон, Ольга Нарышкина, Иван Витт, Григорий Розен, Сефер-бей Зан, Михаил Воронцов… Шпионы, чиновники, генералы, светские дамы, писатели, абреки, участники Большой игры… Все эти люди некогда прожили свои жизни, подчас очень яркие, а теперь «воскрешены» на страницах «Черкеса».

Мы видим подлинные сражения и тайные операции: русский десант на мыс Адлер, английскую провокацию со шхуной «Виксен» и другие, причём ГГ принимает в них деятельное участие и значительно влияет на их исход. По Кавказским горам Коста странствует с опять же реальным лицом — британским писателем, журналистом и разведчиком Эдмундом Спенсером, и эти страницы написаны с опорой на его книгу об этом путешествии.

Весьма интересен эпизод, когда ГГ пытается рассказать этому джентльмену о современном положении Британии, и тот со смехом потрясается буйной фантазии Косты. Кстати, в романе полно и отсылок к сегодняшней международной политике: мы ведь смотрим глазами ГГ — нашего современника на начало исторических процессов, развитие и финал которых происходят на наших глазах, начинаем понимать причины нынешних отношений России с Англией, различными народами Северного Кавказа, Грузией, и прочих современных геополитических коллизий.

«У нас нет ни вечных друзей, ни незыблемых правил — исключительно текущие соображения. Конкретные задачи. И одна из них — превратить Кавказ в точку уязвимости русских. Если они тут укрепятся, Кавказ станет их неприступной крепостью», — рассуждает, например, один из английских агентов.

Что касается упомянутых исторических «мелочей», введение их в текст делает роман более фактурным и достоверным. Это и сведения о тогдашнем быте, этикете, кухне, оружии, одежде, и интереснейшие этнографические подробности, вроде социально-этнического значения цветов туфель в Турции или черкесок на Кавказе, и нюансы отношений между разными народами и социальными группами.

Хотя я заметил и некоторые исторические ошибки и анахронизмы. К примеру, Лев Нарышкин не был главой Одессы; в деле «Виксена» не показан польский след; персонаж по фамилии Дадиани на самом деле был полковником Александром Дадиановым и принадлежал к побочной ветви известной грузинской княжеской семьи; слово «декабристы» в ту пору ещё не употреблялось; расстрел приговорённых из пушки — «дьявольский ветер» англичане стали применять в Индии позже, и так далее. Однако тут авторы могут сослаться на альтернативность этого мира, поскольку уже само появление в нём ГГ неизбежно породило новые линии реальности.

Собственно, такие ошибки встречаются и в исторических романах без всякого фантдопа, даже в лучших. Но ведь главное в них не «заклёпки», а воссоздание достоверной атмосферы эпохи, с этим же, повторюсь, у «Черкеса» всё в порядке. Султанский Стамбул, плохо освоенный пока русскими Крым, совсем молодая ещё Одесса, описания которой напоминают рассказы Бабеля, хотя тогда место евреев в «Жемчужине у моря» занимали греки, старый Тифлис, глубокие ущелья и опасные дефиле Кавказа… Каждая локация радует богатой фактурой и яркой картинкой.

«Мы стояли на самом носу у ограждения позади бушприта и вглядывались в приближающийся берег. Высокие скалы, увенчанные парадными зданиями, еще не были видны во всех подробностях, но уже накатывало волнение от предстоящей встречи.

— Что за странное облако над городом? — спросил я матроса.

— Так ведь — пыль! — охотно пояснил мне Митька.

— Пыль? — переспросил я удивленно.

— Еще какая! Летит с песков за Привозом и со степи. Ее возчики-чумаки своими обозами поднимают — только держись!»

Внимание к описаниям — не слишком характерное для современной литературы, роднит «Черкеса» с хорошими приключенческими романами XIX — начала XX века. И этот весьма добротный текст вполне достоин занять место вреди них. Если снять с него обёртку попаданства, мы с ностальгией обнаружим нечто из детства — те книжки, которые запоем читали с фонариком под одеялом.

А если говорить об аспектах фантдопа, попаданство ГГ оформлено достаточно достоверно — что не так уж часто случается в произведениях на эту тему. Переселение в тело предка — приём, уже использовавшийся другими авторами, но в данном случае он выглядит вполне уместным. В конце концов, как следует из завязки, мысли ГГ изначально концентрировались на истории своего прапрадеда, так что вполне можно предположить, что он на самом деле прокручивает её в голове, пребывая в коме.

Довольно правдоподобно показано и его состояние сразу после попадания. С одной стороны, смятение и неверие, но с другой сразу обрушившиеся на него проблемы заставляют его предпринимать активные действия, не особенно размышляя о фантастичности нового положения.

Бэкграунд ГГ частично обосновывает его быстрое вхождение в новые непривычные реалии. Он прекрасно владеет греческим, грузинским, русским и английским языками — последний изучал в вузе. Отлично знает Кавказ и вообще Причерноморье. Неплохо подкован в истории этого периода, поскольку интересовался жизнью своего предка.

Правда, возникают и некоторые недоумения. К примеру, что его собеседники в прошлом спокойно воспринимают манеру его речи — хотя за более чем 150 лет все языки, которые он знает, неизбежно претерпели значительные изменения. Он прекрасно ориентируется в Стамбуле и схватывает его реалии, но ведь тот город, который он знал в наше время и тот, в котором оказался — две очень большие разницы. А с точки зрения психологии вызывает некоторое недоверие слушком уж быстрое превращение человека из нашего времени — причём, по собственному признанию, не имевшего практически никакого боевого опыта — в умелого головореза и расчётливого конспиратора, а позже даже в грозного воина.

«Окруженный с детства любовью и опекой родителей и старшей сестры, он так привык к такому комфорту, что боялся всех вызовов судьбы», — говорит ГГ о себе, и тем удивительнее стремительно происходящие с ним метаморфозы.

У некоторых других авторов попаданческих романов эта коллизия более обоснована. К примеру, в дилогии «Терской фронт» Бориса Громова, чем-то напоминающей «Черкеса» — по крайней мере, кавказской локацией, хотя там попадание не в прошлое, а в постапокалиптическое будущее, — быстрая адаптация ГГ и его успехи в новой среде обусловлены тем, что он опытный и обстрелянный боец спецназа, десятилетия назад воевавший в этих местах. С «Черкесом» это вовсе не так.

Мне, признаться, симпатично отсутствие у ГГ частого для попаданцев морального чистоплюйства — он без особых рефлексий убивает врагов и карает предателей кинжалом, пулей и верёвкой. Но слишком уж легко начинает делать это уже через несколько часов после того, как оказался в прошлом. Не думаю, например, что человек, впервые взявший в руки кривой ханджар — оружие, вообще-то, довольно сложное в пользовании — сумел бы столь умело и спокойно перерезать им горло человеку.

А вот принятие ГГ «серой» морали вполне психологически достоверно. Нарушение им нравственных табу, когда он ликвидирует доверившегося ему врага или обманывает симпатичного ему человека, который работает на противника, ситуацией вполне обусловлено.

«По сути, единственное мое преимущество — откровенный цинизм, как отрицание идеализма, присущего XIX веку, зачатки знаний социальной психологии и способность к анализу, основанному на послезнании. Все то, чем должен обладать настоящий политик или… разведчик с той единственной разницей, что послезнание им заменяет предвидение или интуиция», — рассуждает Коста.

Но всё же одна из главных сюжетных проблем произведения — некоторая «мэрисьюшность» ГГ. Проще говоря, ему неправдоподобно везёт — слишком часто на его пути возникают «боги из машины» и «рояли в кустах». Причём, судя по всему, понимают это и авторы, вкладывая в уста Косты иронические реплики на эту тему.

Ещё он удивительно легко отделывается во всяких смертельно передрягах — в худшем случае лёгкими ранами. За исключением пятой книги, в которой получает действительно серьёзные ранения, оправляясь от них, впрочем, очень быстро. И, неоднократно попадая в плен, тем не менее сохраняет в целости пояс с золотом и даже папаху, где спрятаны секретные документы.

Вызывает некоторое удивление и осведомлённость ГГ о реалиях времени, в которое он попал. Да, он изучал этот период, однако его знания о нём иногда выглядят слишком глубокими. Он откуда-то извлекает нужные для общения с данными людьми обороты речи — устной и письменной.

Спокойно общается ГГ и с русскими аристократами, вплоть до государя императора, не вызывая у них ни удивления, ни подозрений, что перед ними человек не из их мира.

Но при этом в его знании истории имеются странные пробелы. К примеру, он, кажется, был не в курсе такого значительного события, как русский десант на мыс Адлер и основание там форта Святого Духа, давшего начало городу Адлер. По крайней мере, ГГ ведёт себя так, словно не знает, чем всё это закончится.

Вообще-то, знание ГГ будущего, конечно, влияет на его поведение и психологическое состояние, но не так чтобы уж очень. Особенно Крымская война, о которой тогда не думали ни русские, ни, возможно, даже англичане, но которая тем не менее неумолимо приближалась. Конечно, показано, что Коста пытается подготовиться к ней сам и подготовить своих близких, а также российских государственных деятелей, но временами кажется, что он забывает об этом. Как и о том, что должен умереть в первом же бою этой войны. Есть пара эпизодов, где он вспоминает про это, но мне кажется, его знание будущего должно проходить по всему повествованию красной нитью, гораздо сильнее влияя на его психологическое состояние и поступки.

Впрочем, сцена, когда Коста хочет сказать царю многое о будущем, но понимает, что это невозможно, сильна и напоминает другую — из упомянутого романа «Дьявол в бархате» Джона Карра, где английский король Вильгельм III спрашивает ГГ, что он будет делать через несколько лет, а тот молчит, зная, что к тому времени монарх уже умрёт.

«Я не смогу остановить войну на Кавказе. Я это уже хорошо понимал. И черкесы не готовы к смирению. И император настолько уверен в своей правоте — в своем праве! — что я, даже будучи снова допущен к его телу, не смогу его переубедить. Видит Бог, я сделал попытку! Без толку. Только в книжках лихих авторов попаданец, вроде меня, может прогнуть этот мир. Все записано!»

А вот эпизоды с хулиганским «прогрессорством» ГГ, когда он, например, «изобретает» танцы шалахо и сиртаки задолго до их появления, симпатичны и забавны. Или когда делает своего зятя «апельсиновым королём», наперёд зная тенденции местного рынка.

Всё это — вкупе с головокружительным сюжетом, заставляет читать эпопею запоем, без отрыва. А простой, но очень лёгкий и грамотный слог этому способствует. Иной раз, правда, авторы явно пытаются стилизовать его под литературу XIX века, а иные диалоги звучат, пожалуй, слишком художественно, но всё это чтению не препятствует.

Кроме того, в речи персонажей попадаются явные анахронизмы из куда более позднего жаргона: «уконтропупил, жопотерпилы». Или вот слово «русофоб» тогда точно не было известно, хоть само явление и существовало. Это снижает достоверность.

Не знаю также, насколько уместны юмористические эпизоды — например, когда ГГ в беседе с другим персонажем пародирует Сталина, или вставка сатирического стишка а-ля «Федот-стрелец» Филатова, или постоянные отсылки к советскому кинематографу. Несомненно, впрочем, что часть целевой аудитории романа всё это только порадует.

Как и отличный экшен, которого много и подан который на очень хорошем уровне. Восхитительны, к примеру, сцены кабацкой драки, сопровождаемой политическими комментариями Спенсера, или побега ГГ из Кутаиси, описанного короткими динамичными предложениями, подчёркивающими скорость и опасность происходящих событий, или комичного и гротескного разноса, которому Тамара подвергает своих непутёвых братьев.

Что касается персонажей — как исторических, так и придуманных, почти все они ярки и интересны. Очень хорошо описан, например, тот же Эдмунд Спенсер, которому ГГ симпатизирует, хорошо понимая при этом, что тот враг. Это очень двойственный человек — как и вообще образ британского джентльмена, имеющий как светлую, так и тёмную сторону натуры. Отлично получилась первая романтическая привязанность ГГ — «фам фаталь» Малика. К сожалению, её линия скоро угасла. Да и Тамара тоже очень неплоха. И все другие персонажи, даже лишь мелькающие на страницах романа — их немало, но практически каждый имеет собственный характер и логику поведения.

Вердикт: «Черкес» — явление в русскоязычной приключенческой литературе своевременное, приятное и полезное.

Имею возможность, способности и желание написать за разумную плату рецензию на Ваше произведение.