Рецензия на роман «Кот в сапогах 2. Кошка в сапожках»
Эту книгу я нашел на пыльной полке библиотеки Мискатоникского университета. Уже вечерело, за окном слышалось жужжание цикад и беспокойные крики козодоев. Я помню эти строки, они надолго врезались в мою память, и теперь они снова и снова возвращают меня в тот мир, где я бывал, забывшись сном.
Вот я дрожащими руками перелистываю страницы этого ветхого манускрипта, чьё содержание способно пошатнуть рассудок любого здравомыслящего человека. На его обложке выгравировано немыслимое: Павел «Кот в сапогах 2. Кошка в сапожках». То, что предстает перед моими глазами, не поддаётся описанию в рамках привычной человеческой логики.
Повествование начинается почти безобидно – с появления некой Бастет, чье имя зловеще перекликается с древнеегипетской богиней-кошечкой. Но уже к четвертой главе мы сталкиваемся с лютнистом Арне, чья судьба претерпевает такие чудовищные метаморфозы, что впору заподозрить вмешательство потусторонних сил. Из простого музыканта он превращается в художника, затем в алхимика, механика и, наконец, в "бродячего пивовара" – последовательность трансформаций, явно намекающая на какой-то древний ритуал перевоплощений.
Особенно тревожит присутствие некоего графа д'Унитаза, чьё имя вызывает смутные ассоциации с тайными собраниями и древними культами омовений. Его появление в тексте всякий раз предвещает события столь абсурдные, что их описание заставляет содрогнуться даже видавшего виды исследователя оккультного. Судя по названиям глав, этот загадочный персонаж бежит от супруги, что наводит на мысль о некоем проклятии или преследовании сверхъестественными силами.
Эрик Викинг, чей путь прослеживается через весь текст, демонстрирует поистине космическое непонимание географии, беря "не тот Париж" – событие, которое можно объяснить только искривлением самой ткани реальности. Его конечный поход на Рим выглядит как часть какого-то чудовищного пророчества.
Но истинный ужас начинается с появлением "древнего хтонического чудовища" в главе 34. После этого повествование окончательно теряет связь с реальностью: мы видим балы людоедов, королеву огров, и – о, несказанный ужас! – самого Ктулху, решающего судьбу континентов будто в какой-то забытой настольной игре!
Отдельного упоминания заслуживает загадочная игра "Монополь", в которую играет король. Не является ли это намеком на какой-то обряд распределения земель и душ во внешних сферах? А появление инквизитора Иньяццо, пытающегося поймать осьминога (очевидная аллюзия на Древних), только подтверждает мои худшие опасения.
Любовная линия между Котом в сапогах и Бастетити (чье имя звучит как заклинание) развивается на фоне апокалиптических событий: Ктулху выбирает, какой материк потопить, викинги штурмуют города, а граф де ля Мажор плетет какие-то зловещие интриги с Папой Римским.
Финал этого безумного произведения теряется во временной спирали, где главы датируются "вчера" и указанием часов, словно время само начинает искривляться под воздействием описываемых событий. Осел, петух, павлин-мавлин – кто все эти люди? А главы, происходящие в устье Нила, намекают на какой-то грандиозный ритуал, который, возможно, должен изменить саму структуру мироздания.
Я настоятельно рекомендую читать этот текст только при свете дня, желательно в присутствии здравомыслящих свидетелей, и ни в коем случае не пытаться декламировать стихи вслух – неизвестно, какие сущности могут быть призваны неосторожным чтецом. Особенно опасными представляются главы, где упоминаются "куры-людоедки" – возможно, это какая-то забытая форма поклонения Ми-Го.
Отдельно хочу отметить, что автор, очевидно одержимый неведомыми силами, с маниакальной последовательностью выводит на страницы всё новых и новых персонажей, будто пытаясь создать некий грандиозный портал между мирами. Упоминание Ходжи Насреддина, рыцарей и графов в контексте древнеегипетских культов особенно тревожно – не является ли это попыткой объединить различные мистические традиции в какой-то мрачный синкретический культ?
P. S.: Автор определённо знает что-то такое, о чём лучше бы человечеству не догадываться... И, вспоминая судьбу несчастного Эриха Цанна, что же будет, если эти стихи когда-нибудь будут положены на музыку!