Рецензия на повесть «Конечная станция — Эдем»
Сначала несколько слов о… совсем другой книге цикла: 0) Потому что я признаюсь, что с некоторой «опаской» взялся за чтение «Конечной станции…», памятуя о том, как читал «Пасифик». Рецензия уже была написана, и повторюсь совсем вкратце: Глыба, Глыбища, но — я не вполне понял, не удержал в руках её, как скользкую льдину, не смог вытащить целиком из мутных вод и рассмотреть пристально… читательской хватки не хватило, времени или упорства. Но — КАК это написано! Безусловно круто, глубоко и наотмашь. Обязательно перечитаю «Пасифик» в более спокойные времена!
Вот только, когда они придут? Когда я растоплю (или хотя бы построю) камин, чтобы усесться напротив него с «Пасификом» на коленях? Смею ли я именно сейчас брать в руки очередную сложную книгу, если почти всё мое время и все мысли так или иначе заняты чертовой войной? Пока я откручиваю колесо перед разбитым в труху мостом около Курахово… или ночую в располаге, и в голове у меня уже завтрашний, не менее сумасшедший день — сумею ли я пробиться за эту ночь сквозь целые пласты смыслов, которые скорее всего опять встречу в книге Рейнмастера? Если уж все равно не спится сейчас (умотанный за световой день за рулем, я падаю на любую свободную шконку, и в изнеможении засыпаю на ней… и, конечно, просыпаюсь «ночером» покушать и до утра не могу больше заснуть) — может мне стоит пока взять в руки что-нибудь попроще? Книг же много, так много…
О, как горьки ваши оправдания, ленивый читатель! Как несправедливы они по отношению к подобным авторам! Как я могу сетовать на отсутствие читательского внимания, если сам то и дело даю слабину… А, ну-ка, соберись, тряпка! — говорю я себе. Полно искать прибежище для ума во всяких там Сартрах! Давай хоть обложки посмотрим… хоть почитаем аннотации. В блог хоть что ли заглянем… Но, стоп, что это? В блоге автор говорит, что «Конечная станция — Эдем» скоро уйдет из бесплатного-полного — жадное издательство сграбастает ее себе. И тогда — крути дальше свое колесо… Не видать тогда тебе, как своих ушей, вожделенного этого слога, не болтаться в закрученных вихрях сцен, сменяющих одна другую. Один Сартр, уже навязший в зубах тебе и останется.
Решительно скачиваю «Конечную станцию — Эдем»… ведь, в конце концов — если текст опять покажется мне слишком мудрёным, можно просто пополнить список «намеченного к перечитыванию»…
Когда я был читателем молодым и неопытным, то подобным способом начинал читать Лазарчука. В коллективном сборнике «Время учеников» я, давно и прочно болевший Стругацкими, встретил эту новую для себя фамилию. Тогда повесть про Массачусетскую Машину показалась мне настолько дико сложной, что я даже озлился на Андрея Геннадьевича и на время самонадеянно заговорил языком современных коммерческих редакторов: «Неужели можно писать, настолько не заботясь о том, чтобы тебя хотя бы поняли…» Но фамилию автора я запомнил. Потому как в том сборнике мало кто смог написать лучше, несмотря на сложность…
Уже потом на глаза мне пропался «Жестяной бор», который я стоически пытался прочесть, но тоже не смог… ощутив уже привычное чувство — охренеть КАК написано, но ничего не понятно. «Солдаты Вавилона» под этой же обложкой окончательно меня доломали, и я готов был уже сказать сакраментальное «не мой автор». Просто для очистки совести я попытался прочесть «Там вдали за рекой», что эту книгу венчали… замыкали. И тотчас понял следующее: автор кажется мне сложным не оттого, что не умеет писать проще (очень хорошо умеет), а оттого лишь, что это я самым постыдным образом прячусь в зоне комфорта, отказываясь пробовать на зуб нечто совершенно новое по стилистике, чем мне до того удавалось разгрызть…
Так состоялось мое знакомство и последующее долгое увлечение писателем Лазарчуком, и примерно тем же путем (я надеюсь) пойдет для кого-то знакомство с писателем Рейнмастером и долгое-долгое увлечением им! Потому что хоть Рейнмастер и любовно следует этой несколько устаревшей эстетики «Иного неба», но (в отличии от «обидчивой Элизы») не скрывает и не стыдится этого — смело идет дальше, создает собственный большой мир и, не побоюсь этого слова, явно встает на одну доску с кумирами моей юности. Не тушуется перед ними совершенно. Оказывается тоже способным рассказать сложную историю так, что она воспринимается вполне себе просто.
Я проглотил «Конечную станцию — Эдем» за две бессонные ночи. И десяток рецензий на нее — так как не мог перестать об этой книге думать… Осторожно поспорю с ребятами, отписавшимися о своих впечатлениях раньше меня: эту историю скорее всего не стоит трактовать упрощенно, и героя не стоит воспринимать просто как ветерана, не успевшего выдохнуть запах войны. Она немного о другом…
И вот, пришло время повторить заголовок:
«Человек, пока так и не нашедший своих»
Спорно? Может быть... Но сейчас попытаюсь всё объяснить… тем более, что товарищ Рейнмастер оставил мне несколько довольно чётких подсказок.
Вообще, стоит сказать еще вот о чем: в текстах отличного автора ничего не бывает просто так (именно этим отличный автор и отличается… извините за тавтологию… от просто хорошего). И если он несколько раз называет своего персонажа «мазилой», то это явно неспроста. Скажите, кстати, Рейнмастер…, а в других рецензиях кто-то заострил внимание на этом факте? Если да, то передавайте привет этому читателю от меня лично; 0)
Итак…
«Кто в молодости не был радикалом — у того нет сердца, кто в зрелости не стал консерватором — у того нет ума». Эта цитата, приписываемая сэру Уинстону — очень важна для понимания нутра главного героя Эриха Коллера (в девичестве, разумеется Эриха Краузе…, но простим уж автору эту невинную и не слишком оригинальную шутку). И желание быть радикалом — часто не есть проявление дьяволовой анархии в чистом виде. Обычно — это поиск наивным лопоухим щенком собственной стаи. Желание быть с теми, кто влияет на мир. Об этом писали и Прилепин («Санкя») и Лимонов (много где). Нет ничего постыдного или глупого в том, что молодой Эрих оказался в числе штурмовиков-чернорубашечников — этот путь, скорее всего, вообще неизбежен для молодого человека в эпоху смут, войн и прочих революций. И презрительно «штурмовичками» уцелевших станут называть лишь в случае провала их идеи, которой они сообща следовали. Если же идея пошатнется, но устоит — они запомнятся как «герои и настоящие патриоты». И в этом, именно в этом главный гуманистический посыл автора «Конечной станции…) — как же так постоянно получается, что мораль человеческого поступка определяется (хотя бы в основном, если не полностью) последующей его интерпретацией через контекст той или иной нелегкой эпохи… Поэтому ведь опять перед нами вымышлена Германия, правда, Рейнмастер?
Германия… города, стены которых сплошь в плесени «коричневой чумы» — это, должно быть, так же далеко от действительности, как Райх Рейнмастера далёк от настоящего Рейха. Бессмысленно спорить, насколько этот мир альтернативен — ровно настолько, чтобы показать задуманную автором метафору.
Я знаю многих, кто воюет прямо сейчас… и там тоже много разного. Ведь есть легендарная «Пятнашка», есть «Интербригады» нацболов, есть даже «Эспаньола», которая чисто формально вполне могла бы стать прототипом, если б этак повернулись дела. Костяк подобных подразделений до сих пор составляют те, кто «в юности имел сердце». В этом отношении Райх из пары прочитанных мной книг, так же опирается на реальность, как Земля на спины слонов. Но и в реальной жизни, и в романе Реймастера, и в романе Стругацких — тоже то и дело стучат по мячу (читай — по мечу) молодые тела, пышущие задором и нетерпением. А поэтому и Коллер, и Банев, и даже Жилин — наблюдают за ними из-под затертых очков своей столь же решительной юности. Эх, если бы юность умела (отличить хорошее от плохого), и если бы старость могла (объяснить им, как отличить одно от другого).
Жить вообще непросто. И особенно непросто жить молодым. Это в фантастических романах Ларри Нивена, где воин — просто следующая стадия жизненного цикла (как у гусеницы), и ими становятся лишь вкусившие генетического преобразователя старики. Те самые «Защитники», что оставили собственной молодежи из всех доступных увлечений только задор юного тела для совокуплений и размножения. В правдивых же романах Стругацких, Лазарчука и Рейнмастера война — это одновременно и печальный удел молодых, и результат подобного их задора. Желание быть героями — как по-человечески воспринимается это в рыцарских романах и гусарских балладах. И как ломается наше восприятие, как только события переносятся более-менее в современность. Почему так происходит? Может потому, что современные войны бездушны и безразличны к отваге, которая во все века оберегала смелых? Что быстрому полету вражеских клинков — так и хочется отдать салют, приподнявшись в стременах…, а 155-му снаряду, молниеносно впившемуся в землю прямо под твоими ногами обычно не успеваешь даже «здрасте» сказать, не то что собраться с мыслями? И мальчишки-воины после боя больше не взъезжают в город Н, гарцуя на статном жеребце под градом чепчиков, летящих с балконов…, а остаются ночевать в развороченном взрывами и присыпанным гарью «нуле»?
Коллер — может и хотел бы и дальше быть «со своими», пить с ними темное в том кабаке, предаваясь воспоминаниям типа «Помните, как мы ту дуру натянули всем скопом?!». Не зная сослагательных наклонений, мы не может спрогнозировать, как пошла бы его жизнь после войны, не окажись он внезапно… бестолковым пулеметчиком.
Не могу дословно вспомнить стихов-разговоров, что мы вели недавно с товарищами… Что-то вроде: Андрюха — вот стрелок от Бога… Стреляет ровными, уходит вовремя… таким Господь всегда сыпнёт на полочку Особенного ангельского пороху… А Коллеру его Райховский Бог ничего такого не насыплет.
Потому что он — мазила… Не видит «точки», стреляет, ориентируясь по трассерам. Способен выполнить огневую задачу не опытом или навыком, а лишь безумием отваги, презрением к собственной жизни. Да, он готов оставаться на линии огня, лупя в белый свет со всей мочи, пока перегрев не завернет ствол его пулемета, как татарский хрен… хм, прошу прощения, дамы. Но таким образом ему никогда не заслужить уважения сослуживцев. Потому что на войне уважают прежде всего толковых, а не тех, кто тупо лезет на рожон. Не зря после одной безнадежной драки Полли бросает ему презрительное: «Берсерк чёртов»… И не зря старый и старший товарищ его Карл готов так легко пожертвовать им.
Потому что он — лишний человек. Неудобство, сплошной перевод времени и патронов… Заноза для фельдфебеля-инструктора и головная боль для зампотыла. И, пройдя через все эти периоды отторжения его коллективом единомышленников, Эрих Коллер оказался именно там, где ему и было уготовано место — на обочине! И единомышленники постепенно сделались бывшими…
Он больше не разделял их идеалов… они не выдержали проверки временем, а безотчетной верности невозможно испытывать к людям, с которыми не чувствуешь родства... Медленно, как ржавчина на оброненной в грязь железяке, вместо восторга идеями и единением с толпой — начало проступать совершенно новое, не виданное им доселе чувство… Стыд за содеянное.
Да, Коллеру, чтобы снова ощущать себя человеком, пришлось искупать не только свои собственные прегрешения, но и всё то, что наворотили бывшие соратники. Именно поэтому ему и не пришло в голову делать какие-то там генетические тесты — ведь если признать право воина брать женщин, которые не успели попрятаться, то нужно признавать и обязательства, которые накладывает этот самый стыд. Ведь в этом случае не «кто последний, тот и папа», но «папа» тот — кто хотя бы постоял рядом. Любой участвовавший (в несправедливой войне или в изнасиловании) — несет перед будущим свою меру раскаяния. В пространстве этого романа и в тех этических координатах, что определяет нам Рейнмастер — нет невиновных. Коллективная ответственность целой нации, вот что наполняет этот роман контекстом.
Да, в подобные времена общество быстро скатывается к первобытным понятиям. Справедливость ослабляет свое влияние на умы, на смену ему выходит рациональность. И получается, что старики — бесполезный материал, уже отживший свое, уже отработавший предназначенный им ресурс. И в этом смысле Эрих Коллер куда ближе к ним, чем к «мальчикам Дитриха» — он тоже расходник, который никому особо не жалко. Автор дает и нам вволю поиграть в эту рациональность, раз за разом описывая дюжину стариков-апостолов как бесполезных, даже противных в своей немощи. Вопрос, который я будто бы слышу в этом тексте: «А было бы ли хоть кому-то дело до настоящих апостолов, тех, из Писания… если б святая книга строго не определила бы им место? Если б Христос не воскрес (читай — война была бы проиграна)? Ведь и Христос, как мы знаем — он был поэт, он говорил: „мол не убий! Убьешь — везде найду, мол…“ Он принес в рациональный мир гуманистические идеи. И вот вам одна из них: чего достойна эта отдельно взятая дюжина стариков? Эдема или Альтенхайма с этаким прежним „доктором Кальтом“ во главе?
Так что, вот вам, товарищ мой Реймастер, мое неуклюжее мнение по поводу прочитанного: основной конфликт книги не в том, чтобы ветеран с ПТСР смог выдохнуть и счастливо зажить со смазливой темнокожей Афрани… Смысл — сможет ли один человек искупить вину всей нации? Увидеть в этом свою «точку»…
Надеюсь, я вас правильно понял?
Резюме…
Очень хорошая книга! Маскирующаяся под простую, отчасти даже жанровую… Насыщенная смыслами, которые до жути занятно разгадывать. Более того — разгадывая их, ты будто сам приводишь свои мысли в порядок, сам становишься чище… как земля, с которой собрали мины… Очень редкое качество. Все фирменные стилистические Рейнмастерские приемы, что так радовали в «Пасифике», здесь есть, и в то же время — нет той сюрреалистической изменчивой дымки, которая застила мне взгляд при чтении первой книги. В «Конечной станции — Эдем» сюжет нарочито упрощен, здесь он практически в равных долях с т. н. «атмосферой». Это и создает эффект «низкого порога входа» — когда книга больше увлекательна, чем сложна. Браво, Рейнмастер!