Рецензия на повесть «Повесть лет без времени, или Век бесед на обочине»
Повесть Д. Красного попала в мое поле зрения благодаря марафону «Читатель – автор», для которого рецензия и пишется; на самом же марафоне она выделяется названием – и не очень скрытой отсылкой к Нестору Летописцу, и довольно сложной структурой этого названия: не так уж часто встретишь не только на сайте, но и в принципе произведение с двухчастным названием, где каждая часть представляет собой распространенное предложение. Надо сказать, название – отчасти обманка, потому что сначала оно вызвало у меня ассоциации с чем-то средневековым (см. пункт про Нестора Летописца), и я, образно выражаясь, свайпнула ее влево с мыслью «не интересуюсь исторической прозой». Потом, кажется, увидев произведение в списке в энный раз, я прочитала и вторую часть названия, подумав, что нет, может, это и не средневековое (тэги и жанры мне в помощь, ха-ха). Потом сходила на страницу книги, прочитала аннотацию, полистала первые страницы… И через какое-то время решила прочитать-таки и написать рецу просто потому, что мне хочется прицепить к книжечке первую рецензию.
Аннотация повести – или «Повести» – нейтрально обещает рассказ о предотъездных буднях молодого человека: пригласили его «работать за границей», ну с кем не бывает? Не каждая работа предполагает даже заграничные поездки, не говоря уж о длительных командировках или тем, что можно прямо назвать работой за границей, но где-то такое в порядке вещей. Однако буквально с первой половины первой главы становится понятно, что речь идет не просто о какой-то работе за границей, а о самых что ни на есть наших днях, то есть об эмиграции – которой я даже не буду подбирать синоним или какую-либо описательную характеристику, ибо этих вполне себе полярных характеристик может быть -дцать в зависимости от точки зрения, – и обо всем, что, думаю, знакомо буквально каждому. На протяжении двенадцати небольших глав мы следим за тем, как главный герой Вадим готовится к отъезду, навещает родственников, приводит дела в порядок – и не раз обсуждает с разными людьми и причины своего отъезда, и причины подчас совершенно противоположных по смыслу поступков близких.
От «Повести» остается впечатление, что автор основательно подошел к делу и ввел в повествование действительно максимально возможную палитру позиций без демонизации и / или превозношения той или иной стороны. Каждую из позиций озвучивает типичный носитель того или иного мировоззрения, и портрет каждого такого носителя достоверен – начиная от возраста, профессии, социального и семейного положения и заканчивая набором аргументов и даже характерными формулировками, которые передают истинное отношение говорящего к происходящему. Думаю, что о «Повести лет без времени» можно сказать, что она представляет собой результат стремления сделать слепок – эпохи, времени или момента, – результат стремления создать картину без черно-белой раскраски и карикатурных персонажей, но с проработанным фоном, где атмосферу должны создавать узнаваемые детали типа буянящих соседей или мелькающих в окне электрички нарядных церквушек и новых коттеджей, которые сменяются изрисованными граффити заборами.
Однако здесь имеется непременное «однако», отчасти вытекающее из предыдущего абзаца, а отчасти объясняющееся другими причинами: в рамках своего субъективного восприятия я не нахожу – не говорю, что там этого нет; говорю, что не нахожу – в «Повести» признаков художественного произведения, какого-то творческого переосмысления действительности: произведение так добросовестно описывает происходящее и настолько не отличается от того, что происходит вокруг тебя каждый день, что вроде как и непонятно, зачем еще и книжку об этом читать. «Повесть» напоминает мне нонфикшн, нечто вроде статьи о срезе настроений общества или же интеллектуальное упражнение, в котором, говоря о проблеме, нужно представить несколько аргументов «за», столько же «против» и прийти к общему выводу, по которому невозможно понять, какой же точки зрения придерживается выполняющий это упражнение (а если человек все же выдал себя, то ему незачет). Если попробовать вписать повесть в традицию художественной литературы, то я бы сравнила ее с жанром моралите, где, согласно Википедии, «действующими лицами являются не люди, а отвлечённые понятия», а согласно другому источнику, битвы – в данном случае за душу читателя (шутка) – выражаются в «в словесных поединках, рассуждениях и назидательных речах»: на мой взгляд, все персонажи «Повести» настолько носители позиций, что и не очень-то удается попытка придать им черты живых людей, описывая их истории и разбавляя обещанный век бесед какими-то бытовыми деталями типа пуговицы дождевика, которую Вадим ну никак не может застегнуть, или бородатых анекдотов от бывшего тестя. Предполагаю, что низкая степень эмоциональной вовлеченности читателя (в моем лице) может объясняться и общей обезличенностью текста: «Лавина эмоций от Марины — длинноногой подруги, которую он почти год уговаривал переехать, наконец, к нему — захлестнула и не позволила оторваться от телефона ни на секунду, требуя постоянной реакции. С пришедшим Ником — старым институтским товарищем — пришлось объясняться жестами» – в первом предложении действующим лицом оказывается лавина эмоций, а не Вадим, во втором и вовсе никаких действующих лиц нет, а есть только абстрактное «пришлось».
Или, например, из вышеприведенной цитаты мы узнаем, что у Вадима гость, которого зовут Ником (Николаем), и вот друзья сидят друг напротив друга, не решаясь начать важный разговор… и вдруг герои начинают терять имена:
— Режет он её там, что ли? — нарушил молчание Ник.
<…>
Словно в ответ на вопрос гостя донеслось: «Помогите, убивают». Гость вскочил с кресла и бросился к двери.
Потом, когда поговорить Вадиму и Нику все-таки удается, имена теряют они по очереди:
— Это их внутреннее дело, — начал горячиться Вадим.
— Да нет, не внутреннее, — вспыхнул собеседник.
Буквально несколькими строчками ниже, в рамках того же эпизода:
Собеседник попытался что-то возразить, но Николай решительно остановил его.
Череда формулировок «Вадим сказал» / «Николай воскликнул» действительно звучит очень монотонно, и хочется разнообразить текст, и, например, вполне уместно друзья тут называются спорщиками, но вот такое равнодушное переключение рубильника между положениями «вкл» и «выкл», то Вадим у нас собеседник, то Николай, лично на меня произвело именно что впечатление обезличенности, усиливающееся ощущением, что речь идет просто о некорректном использовании слова что с точки зрения логики / организации текста, что с точки зрения грамматики. Впрочем, надо заметить, что в седьмой главе при описании очередного мировоззренческого спора этот прием повторяется, и там он, на мой взгляд, используется корректно: разговор на балконе дается глазами Вадима, и понятно, что для разнообразия его оппонент называется то по имени, то «собеседником» (Вадим же всегда остается Вадимом, словно являясь центром тяжести или точкой отсчета), и оба участника разговора иногда именуются собеседниками, а иногда – спорщиками, и это звучит совершенно нормально (но, но – эта штука с переходящим знаменем повторяется и тут, на этот раз со словом «оппонент», когда оппонентом именуется то сам Вадим, то его визави; эх, я даже расстроилась).
К слову, о спорщиках: тот факт, что персонажи часто называются спорщиками, а еще – противниками, соперниками, оппонентами, снова собеседниками – и так называются не только те, кто общается с Вадимом на животрепещущие темы, но и те, чьи беседы главный герой невольно подслушивает (например, в транспорте), – с одной стороны, это соответствует духу книги, которая и представляет собой сборник бесед (а как еще участникам бесед называться, как не собеседниками и спорщиками, особенно если вся глава в прямом смысле может состоять из чередующихся реплик?), но с другой стороны усиливает ощущение обезличенности и однообразия – и того самого отсутствия художественного компонента, отчего у меня при всем желании не получалось читать «Повесть» как живую и вызывающую сопереживание историю о современниках, ибо при таком оформлении она выглядит для меня скорее как некое механизированное представление (к вопросу о моралите), где участники, носящие настолько среднестатистические имена, что от этого они кажутся безымянными, по очереди поднимают над собой таблички со своими мнениями и сходят со сцены, которая к тому же иногда подчеркнуто украшена подобающими случаю декорациями – например, происходящим на заднем плане столкновением мигрантов со скинхедами, или проводами в армию в соседской квартире, или оставшимся за скобками митингом. Механистичности добавляет и некоторая казенность формулировок, когда о внутрисемейных отношениях говорится в ключе «на смену места жительства Вадим пошёл вопреки его воле» (имеется в виду, что отец Вадима не приветствует решение сына уехать) или «Это говорило о напряжённой обстановке в семье. Обычно невестка приветствовала его гораздо теплее» (как по мне, так это говорящее о напряженной обстановке словно из отчета какой-нибудь службы опеки, характеризующей атмосферу для своих целей).
Подводя итоги, опишу «Повесть лет без времени, или век бесед на обочине» как добросовестно подготовленный слепок действительности, лишенный, на мой субъективный взгляд, признаков художественного текста и не вызывающий эмоциональной включенности в повествование, однако привлекающий внимание как минимум названием, темой, обложкой (на фоне общепринятого на сайте обложка приятно выделяется нестандартностью) и общим подходом к делу. Кроме того, содержание «Повести» соответствует названию и замыслу, насколько мне удалось его понять: это действительно век бесед на обочине, да и проблемы в целом в ней затрагиваются вневременные; думаю, это тоже монетка в копилочку честности и тщательности в подходе к делу. Пожалуй, самым удачным моментом всей «Повести» является финал, который в каком-то смысле даже можно назвать открытым; с одной стороны, можно предположить, что в нем описывается всплеск чувств Вадима, которые вряд ли могут стать руководством к немедленному действию, а с другой все-таки некоторое сомнение остается, при этом и в финале автор сохраняет свой почерк, то есть свойственную ему нейтральность изложения (кстати, понятия не имею, это специально выбранный автором стиль именно для этого произведения или же его способ выражать мысли в целом; ничего другого на странице специально не читала). В общем, финальный пассаж мне кажется действительно удачным моментом (в том числе и с драматургической точки зрения), и жаль, что этот момент только один – и в самом конце, до которого не всякая птица долетит.