Рецензия на сборник рассказов «Исчезающий человек»

Я проснулся от настойчивого звона. Не будильника – старинного, латунного колокольчика… Знаете, из тех, что бывают у смотрителей маяков, указывающих путь не сквозь туман, а к свету. За окном, вопреки прогнозам, здравому смыслу и законам лавкрафтианской физики, сияло солнце, будто сам Ктулху решил взять выходной и заняться йогой. Оно рисовало на стене фрески из бликов и теней, как если бы приглашая в путешествие по ту сторону зеркала. Или по эту? В Аркхеме никогда не знаешь наверняка, где заканчивается реальность и начинается… сон.

На столе, рядом с недопитой чашкой кофе (кажется, настоянного на ирландских травах, звездной пыльце, смехе единорога, паре капель абсента и щепотке безумия – рецепт, проверенный временем и Дагоном), лежал сборник рассказов. Тот самый. Лавкрафтианский паноптикум, советский андеграунд, иронический цирк и психоаналитический кабинет – всё в одном флаконе, точнее, в одной обложке. Этакий литературный "шведский стол" для тех, кто любит погорячее… и послаще. Обложка подмигивала мне трамваем № 1852, уходящим… Правильно, к рассвету! Туда, где даже щупальца – это ветви цветущей сакуры, бездна – джакузи с пузырьками, а безумие – просто легкая форма художественного восприятия.

"Пора," – прошептал голос, напоминавший шелест страниц, шум прибоя, мурлыканье чеширского кота (который, кажется, тоже читал этот сборник), отдаленный гул артиллерийской канонады и джазовую импровизацию на тему "Песни глубоководного". Я, точно лунатик (но не бледный и безумный, а загорелый, с коктейлем "Мохито" в руке и томиком Пушкина в кармане – мало ли, что там, в Аркхеме, пригодится), оделся, схватил книгу и шагнул за порог. Иногда нужно посмотреть в зеркало, даже если оно показывает то, чего ты не ожидал увидеть. Или то, что слишком долго прятал сам от себя. Особенно, если это зеркало – книга.

На остановке меня ждал… да-да, он самый. Трамвай. Не призрак, а душа компании, и, пожалуй, лучший психотерапевт, которого я встречал. Выкрашенный в цвета лимонного сорбета, апельсинового джема и радуги после летнего ливня (Дагон лично утверждал цветовую гамму, а Йог-Сотот настоял на дополнительных блестках), он как будто приглашал в путешествие не по городу, а по закоулкам собственной души. Кондуктор, парень с лицом, будто бы сошедшим с полотен Магритта (вместо рта – улыбающийся ключ, а в глазах – целая вселенная, полная звезд и… трамвайных билетов), протянул мне билет: 

– В Аркхем, пожалуйста! Прятки с реальностью начинаются. И помните – это не ужастик, а сеанс групповой терапии с элементами стендапа и чаепитием. Никаких щупалец, у нас тут приличное заведение!

Я устроился у окна, и трамвай, звеня не колокольчиком, а джазовыми импровизациями на темы из сборника (я даже, кажется, расслышал мелодию "Носков" в исполнении Дюка Эллингтона), покатился по улицам, которые напоминали не декорации к фильму ужасов, а картины импрессионистов, залитые солнцем, пахнущие свежей выпечкой и… морем? Да, определенно морем. Вместо искаженных фасадов – дома, увитые плющом, цветами и светящимися гирляндами; вместо зловещих теней – солнечные зайчики, танцующие на стенах, как блики на воде. Аркхем гулял, а Лавкрафт, кажется, получил приглашение, но перепутал вечеринку с похоронами.

Я открыл книгу, и рассказы, точно актеры на карнавале, сбросили свои мрачные маски и показали мне… свои истинные лица. И я вдруг понял: эта книга – не зеркало и не калейдоскоп. Это – я сам.

Сначала – "Исчезающий человек". Знакомое чувство, не правда ли? Он терял себя в Аркхеме, так же, как я – пульт от телевизора в складках дивана (или, если честно, как я теряю себя в потоке повседневных забот). Но я-то ловил себя на мысли, что тоже иногда… исчезаю. В толпе, в рутине, в собственных мыслях. И это не страшно. Это… повод для самоанализа. Разве не прекрасно – найти себя заново, собрать по кусочкам, подобно любимому, но давно забытому пазлу? Он разбирал пазл из детских воспоминаний, находя в них не проклятие, а ключ. К себе, к своему прошлому, к своим возможностям. И к пульту от телевизора, конечно.

И тут трамвай, качнувшись на повороте, будто подсказал мне следующую остановку...

Потом – "Трамвай № 1852". Трамвай-призрак? Нет, трамвай-психотерапевт, который везет тебя не в бездну, а к самому себе. С кондуктором-Магриттом (с улыбающимся ключом вместо рта!) он уносил меня не в преисподнюю, а в болото, где небо – мятного мороженого цвета, а лягушки пели блюз, курили сигары и обсуждали философию Шопенгауэра (по крайней мере, мне так показалось сквозь звон в ушах). Но вместо паники – термос с чаем, лимонным печеньем и томиком Пушкина. Потому что даже в самом сюрреалистичном болоте можно найти что-то, за что можно зацепиться. Мы все иногда оказываемся в таком трамвае, правда? Когда жизнь – сплошной абсурд, а небо – цвета просроченного йогурта. Но даже там, в этом болоте, можно найти что-то хорошее. Печенье, например. Или Пушкина. Или хотя бы улыбку кондуктора.

И, в ответ на мои мысли, за окном промелькнуло что-то еще...

Далее – "Носки", как символ всего, что мы прячем от других… и от себя. Тех самых "скелетов в шкафу", которые на самом деле – просто грязные носки. Грязные носки, источающие не мрак древних богов, а… ну, вы поняли. Запах немытого тела и экзистенциального кризиса. Герой, в духе Фрейда (который, кстати, подозрительно похож на Дагона, подрабатывающего психоаналитиком в свободное от призываний Ктулху время), превращал свой стыд в комедию абсурда, а потом… шел в прачечную. Потому что иногда самое простое решение – самое верное. И не нужно усложнять. Даже если ты – герой лавкрафтианского ужаса.

Внезапно я провалился в сон…: артиллерийская позиция, двое солдат, один шепчет о какой-то позабытой войне, где вместо пуль – слова, а вместо взрывов – безумие, и где единственная подмога – это ты сам ("Х.З. 'Подмога'", – подсказал мне внутренний голос, который, кажется, тоже читал этот сборник)… Но видение растаяло, дымом от сигары, которую курила одна из лягушек в трамвае.

И снова реальность... или сон?

Затем – "Мистериум", где выбор – не между красной и синей таблеткой, а между разными оттенками серого. Или, скорее, между разными способами смотреть на мир. Мордохей предлагал не истину, а возможность. Возможность увидеть мир таким, какой он есть: сложным, противоречивым, полным несправедливости, страха… и красоты. Красная таблетка открывала расизм, цензуру, страх перед свободой и… что-то еще, неуловимое, будто шепот ветра в листве. А что бы выбрал я? И разве мы не выбираем каждый день – как смотреть, как думать, как действовать? Герой выбирал не "знать или не знать", а "действовать или бездействовать". И, проглотив обе, он не сходил с ума, а садился писать мемуары. Потому что творчество – это не просто способ самовыражения, это способ выжить. Способ придать смысл бессмыслице.

И тут… из-за поворота вынырнули Михалков и Пушкин, два веселых конферансье, объявляющие следующий номер программы. "Дядя Стёпа и Ми-Го"? Съеденная цензурой рукопись прорастала волшебным бамбуком в будущих антологиях, смехом сквозь слезы, надеждой сквозь отчаяние. А пушкинский Иннсмут? Гибриды человека и рыбы не пугали, а танцевали кадриль и пили чай с Дагоном, который оказался не таким уж и страшным, а просто… одиноким и немного закомплексованным. Потому что даже в самых страшных сказках, даже в самых глубоких безднах, есть место для смеха, любви и… чаепития с теми, кто кажется тебе чудовищем.

Я листал страницы, и слова, как ноты в джазовой импровизации, сплетались в причудливые мелодии: то лирическую грусть "Мискатоника", нашептывающую о любви и реке, метафоре жизни; то разудалую тоску "Песни глубоководного", где "уход под воду" - не бегство, а принятие себя, своих страхов, своей "темной стороны", то шепот древних богов, то смех ребенка…. Страх уходил, водой в песок, уступая место любопытству, иронии, принятию и ощущению… полета? Да, именно полета. Эта книга – не ужастик, а колыбельная. Колыбельная для души, которая устала бояться и хочет… танцевать.

Трамвай остановился. 

– Приехали, – объявил кондуктор-Магритт, вручая мне вместо билета… зеркало. Лучший сувенир из Аркхема и самый честный собеседник.

Я вышел и огляделся. Передо мной был Аркхем – не город-призрак, а город-мечта, город-праздник, город-возможность, залитый светом. Вместо остроконечных крыш – террасы с цветущими розами и воздушными змеями; вместо узких окон – витражи, сияющие всеми цветами радуги, глаза Дагона после удачной шутки.

Я посмотрел в зеркало и увидел… не исчезающее отражение, а улыбающегося себя. И в этой улыбке не было страха. Только спокойствие, уверенность и… готовность к новым приключениям. И, возможно, немного безумия – но это уже совсем другая история.

– Что это? – спросил я, хотя уже знал ответ.

– Это то, что ты нашел, – прошелестел ветер в листве, – лабиринт с выходом на рассвете… и чашкой ароматного кофе, и билетом в один конец – к самому себе. И еще – это рецензия, в которой, кажется, все, наконец, встало на свои места.

И я понял: анализ сборника – это путешествие, в котором ужас – не цель, а средство. Средство, чтобы увидеть свет. Чтобы принять тьму. Чтобы найти себя. Чтобы, в конце концов, просто посмеяться над своими страхами и… выпить чаю с Дагоном, обсудив с ним последние новости литературы и рецепт идеального печенья.

Я улыбнулся и шагнул вперед, навстречу солнцу, оставив позади лавкрафтианские тени и пустую чашку. Впереди меня ждал новый день. И колокольчик больше не звонил. Он играл джаз. Или блюз. Или что-то еще, под что танцуют Ми-Го на Югготе, жители Иннсмута на городских праздниках, а исчезающие люди – в своих снах. И где-то вдали, среди цветущих сакур, улыбающихся Дагонов и летающих трамваев, распускались цветы… а может, это были вовсе не цветы, а… Впрочем, неважно. Жизнь была удивительна, абсурдна, прекрасна и, определенно, стоила того, чтобы ее прожить. И прочитать о ней – тоже.

P.S. Знаешь, а ведь ужасы — это как страхи в терапии: их надо не отрицать, а приглашать на чай. С печеньками. И, возможно, с Пушкиным, Михалковым и кондуктором-Магриттом. Бойся, но смейся. Теряйся, но ищи. И помни: даже в самом темном лабиринте всегда есть выход. Или, по крайней мере, найдется тот, кто подскажет дорогу. Или нарисует ее на стене мелом. Или просто составит компанию, пока ты ищешь.

Итоговая оценка: 3/5

Увлекательность (3/5):

• Темп повествования: Хотя сюжеты развиваются динамично, неравномерный темп может сбивать с толку читателей, не знакомых с жанром.
• Интрига и неожиданные повороты: Интрига присутствует, но повороты могут казаться слишком фантастичными или абстрактными без контекста.
• Способность удерживать внимание: Сложный язык и обилие деталей могут отвлекать, особенно если читатель не подготовлен.

Художественная ценность (3/5):

• Язык и стиль автора: Богатый, но архаичный язык может быть тяжелым для восприятия. Упрощение стиля может сделать текст более доступным.
• Глубина персонажей: Персонажи проработаны, но их мотивы часто определяются внешними силами, что делает их менее понятными.
• Символика и метафоры: Символика глубокая, но может быть непонятной без знания контекста.

Эмоциональное воздействие (3/5):

• Сопереживание героям: Сложно сопереживать героям из-за их необычных переживаний, связанных с неизвестными ужасами.
• Сильные эмоции: Эмоциональное воздействие снижено из-за недостатка контекста. Некоторые сцены кажутся слишком абстрактными.
• Запоминаемость ключевых моментов: Ключевые моменты запоминаются, но их значение может быть утрачено без понимания контекста.

Актуальность и полезность (3/5):

• Важность поднимаемых тем: Тема столкновения человека с неизведанным актуальна, но может казаться слишком абстрактной.
• Полезная информация или идеи: Рассказы заставляют задуматься о природе ужаса, но не все идеи раскрыты достаточно глубоко.
• Способность заставить задуматься: Читатель может задуматься о своих страхах, но без контекста эти размышления могут быть поверхностными.

Универсальность (3/5):

• Подходит для разных возрастов и интересов: Сборник может быть интересен любителям мистики и ужасов, но для более широкой аудитории он может показаться слишком нишевым.
• Легкость чтения: Язык и стиль требуют вдумчивости, что может отпугнуть часть читателей.
• Актуальность через годы: Тема ужаса всегда актуальна, но некоторые культурные отсылки могут устареть.