Рецензия на повесть «Я»
Я люблю истории о героях, даже если эти герои лишь в своём сердце и жизнь от них не требует подвига. Так вот, повесть мне не понравилась. А теперь по порядку.
Указанные киберпанк и антиутопия выдержаны от и до, тут я придраться ни к чему не могу. Мир действительно самозамкнутый и пропитан технологиями и космической нищетой. И всё это воспринимается цельно. Противоречий в проработке образов и системы в целом тоже нет, сработано на твёрдую пятёрку.
Мир нескончаемой непогоды, пропитанный отчаянием, безнадёгой и тоской. У людей нет желания выжить, просто обречённо плыть по течению или бунтовать, разрушая всё, не думая. Или же проваливаться глубже в безжалостность. Это очень хорошо показано в госпитале, где врач уже ничем не может помочь.
Первое моё недоумение – это отсылки в именах. Это снова Чук-Гек, буквально притянутый за уши. Хотя он хорошо параллелится с Чукигейкой из другой книги автора, но вот производит довольно странное впечатление. Второе и тоже связанное с именами – Пани-Цея.
Пани-Цея – панацея. Панацея – это универсальное лекарство от всех болезней, спасительное средство… которым эта женщина не стала, да и нет в этой повести «панацеи». Но благодаря имени, персонаж запомнился и параллель двух миров сразу стала очевидно, тем более Пани это проговаривала прямым текстом. Но то, что главный герой и читатель это поняли разве стало лекарством для мира? Нет, болезнь лишь усугубилась. Хотя
– Их смерть, их спасение! – резко крикнуло мне существо и пошло дальше.
Ну да, смерть действительно универсальное лекарство от любых болезней.
Сильным же образом стал момент открытия РОГовой воронки – одновременно казнь множество людей, ставших жертвой, по сути, политической борьбы, где у обеих сторон было достаточно своей правды, и рождение новой жизни. Это как культовое жертвоприношение и явление мессии, но в то же время миг, когда мир потерял надежду. И по канонам художественной правды мессия должен был вернуть утраченное своему миру, искупить ужасный миг. Судьба обрекает героя, и… герой оказался пустышкой.
Да, Чук-Гек, проходит перековку и ломается. Он отказывается от принятых решений и ломается от вида розового билета (отсылку к Замятину с его «Мы» увидела). Отказывается быть героем и присоединяется к тем, кто плывёт по течению. Это проигрыш, а слова «профессора» – самоуспокоение. Ведь миры связаны, и отчаяние убивает медленно и мучительно, а смерть в мире-доноре тянет за собой и жизнь из мира-акцептора. Так что любой безумец может устроить катастрофу на оба мира, это бомба со сломанным таймером. А Чук-Гек, отказавшись взорвать её сейчас, отложил катастрофу на время своих детей и внуков, заодно экспоненциально увеличив масштаб взрыва от увеличившейся за годы воронки.
Отдельно хочу отметить персонаж Смертушки с тележкой. Он интересен, знаков и недоработан. Его основная роль неожиданным словом направлять героя, но афоризмам смертушки не хватает остроты и краткости. Они какие-то никакие, и от этого образ становится блёклым даже среди этой серости.
Кстати, остался вопрос с тайником и летуном. Почему они сквозные меж мирами и почему на них эмблема трёх кругов? Может и было объяснение, но я его не заметила.
И последнее, кульминация. Всю повесть читателя пытались прокатить на качелях эмоционально-нравственных метаний главного героя. Где-то лучше, где-то слабее. В итоге подводят к точке выбора и наивысшего напряжения. Чук-Гек должен решить рвануть или рвануть (бомбу или в мир розовых пони). Какой бы он не сделал выбор, он должен попасть в определённую точку, куда его Система Контроля хочет не пустить. И вот этот путь и момент падения в воронку, пик выбора недотянут. Во всём эпизоде потерян эмоциональный накал.
Итого, повесть проработана хорошо, написана качественно, но мне не понравилось, что герой не стал мессией, отрёкся, отдав бремя будущему поколению. Хотя это выбор автора и персонажа.