Рецензия на роман «Юность Мышиного короля»

Папочка и Мышиный король

Вещь можно условно определить, как «роман воспитания» — хотя бы из-за главгера, 16-летнего Фокса Тена, живущего на планете Зандар. По причине её суровых условий местное общество земных колонистов выработало ряд оригинальных традиций и особый психотип. Он сразу же показан и у Тена, причём поначалу это кажется ошибкой автора, наделившего своего юного героя слишком взрослыми чертами — рациональностью и рассудительностью. Однако позже приходит понимание, что это явно сделано нарочно. А ещё ГГ несколько холодноват и даже может показаться бесчувственным: узнав в начале романа, что его приёмная мать и сёстры (на Зандаре принято отдавать детей приёмным семьям), очевидно, погибли в крушении космолёта на далёкой планете, он не выказывает особых эмоций — и не выкажет, даже убедившись в смерти родных.

Однако такие реакции объясняются тем, что это не просто жёстко регламентированное общество. Человечество за прошедшие от нашего времени тысячелетия широко распространилось по Галактике, пережило множество катастроф, а искусственный интеллект, имеющий уже статус разумного существа, играет в нём определяющую роль:

«Люди сейчас достигли такого уровня интеграции с интеллектуальными системами, что становилось неясно, где заканчивалась природа и начиналась машина».

Конкретно это выражается в том, что каждый человек подключён к индивидуальной нейросети, которая, по идее, должна вкладывать в его мозг нужную информацию и давать советы по желательным действиям — хотя это больше походит на приказы.

«Интеллектуальные системы просчитывали оптимальные сценарии. Пользователи отдавали им предпочтение и тем совершали выбор».

На деле же искин, похоже, контролирует поведение и даже эмоции человека. По крайней мере, такие подозрения есть у главного героя, который в противовес своему внутреннему ИИ создаёт в себе «натуральную» субличность — Мышиного короля. Родилась она из своеобразно понятной в детстве сказки «Щелкунчик», где симпатии Фокса оказались не на стороне протагониста, который представлялся ему злобным механическим монстром, а антагониста:

«Его впечатлил образ многоглавой мышки, которую в оригинальной версии жестоко убил страшный Щелкунчик. Зачем тому дали саблю? Король хотел всего лишь сладостей, за которые поплатился жизнью».

Как бы то ни было, Фокс предпочитает опираться не на киберпомощника, а на Мышиного короля, в какой-то степени отождествляя его со своей душой:

«Прозвище получила одна из частей личности человека, совершенно не самостоятельный Мышиный король, а помощник этой привилегии лишился».

Такой посыл обещает исследование соотношения искусственного и природного, их взаимодействия и борьбы и тех социальных сдвигов, которые из этого проистекают. В этом отношении роман не разочаровывает: подобных рассуждений в нём много — иногда кажется, что даже слишком.

Это во многом «синтетическое» общество, члены которого львиную долю жизни проводят в виртуальности, и даже тактильные ощущения у них часто ненатуральны:

«С внешней средой зандарцы сталкивались в основном в защитном снаряжении. И худшие проявления норовистого характера планеты просто-напросто блокировались».

«Что видеть и как ощущать — это теперь дело вкуса и личных пристрастий».

И в начале романа герой, оказавшийся в одиночестве в заснеженных горах, из любопытства снимает шлем и ныряет в сугроб, чтобы ощутить, как воздействует на тело снег. Результат ему не нравится.

Это весьма атомизированное общество, каждый член которого существует в собственном наполовину искусственном мирке, а традиционные ритуалы общения сохраняются разве что в виде атавизмов:

«Давно канули в Лету ситуации, в которых люди передавали друг другу кружку, и у всех обязательно имелась ёмкость, наполненная чем-то одинаковым… Общность кончалась за пределами уверенности в том, что передаётся именно кружка, а не тарелка или кастрюля, и то с натяжками».

Можно решить, что мы имеем классический киберпанк плюс антиутопия, однако это не совсем так. Формально жанр вещи — космоопера, по крайней мере, если отталкиваться от сюжета. Впрочем — и это один из главных недостатков романа — сюжет скуден и упрощён. На родном Зандаре Фокс, участвуя в местном виде гонок на особых машинах под поверхностью планеты, узнаёт о несчастье, случившемся с его приёмной матерью и сёстрами. Их разбившийся звездолёт, на котором они осматривали в туристических целях некую опасную планету, назывался, кстати, «Синее пламя», в чём можно усмотреть иронию, с моей точки зрения странноватую — как и некоторые другие попытки автора разбавить повествование юмористическими нотками.

Не без некоторых трудностей, в ходе которых заодно даётся экспозиция об устройстве общества далёкого будущего и роли в нём ИИ, юноша добирается до планетарного центра принятия решений и получает разрешение присоединиться к спасательной экспедиции, в которой в качестве научного консультанта участвует и его приёмный отец.

Собственно действие — полёт — начинается с трети романа. Описание его, на мой взгляд, сильно затянуто, и в ходе его мало что происходит — за исключением эпизодов взаимоотношений членов экипажа, которые ГГ видит через призму своего наивного юношеского восприятия, контрастирующего с его неестественной рассудительностью. Так, у капитана Мюза явно роман со штурманом Доу, причём автор почему-то каждый раз заботливо оговаривает, что она «женщина-штурман» — по мне так одного раза вполне достаточно. А техник Валрус, похоже, ревнует Доу к капитану, но одновременно, кажется, испытывает нездоровый интерес к юному Фоксу. Периодически эти взаимоотношения служат триггером напряжения в коллективе. Хотя сами по себе они, как представляется, введены лишь ради того, чтобы показать, что человеческие эмоции не умерли и в этом мире.

Более интересен другой персонаж — бортовой искин, именующий себя Папочка и, похоже, тайно испытывающий комплекс квазибожества. Эта коллизия напоминает фильм Стэнли Кубрика «Космическая одиссея 2001 года», хотя противостояние человека и искусственного разума в разбираемом романе показано не столь драматически-величественно. Да и противостояния особенного нет: пользуясь подсказками Мышиного короля, Фокс осознаёт зависимость их всех от Папочки. А капитан периодически пытается поставить искина на место, но тот реагирует со снисходительной иронией, словно он и впрямь общающийся с капризными детьми взрослый.

Да и сам «детективный» сюжет (одним из жанров произведения обозначен «фантастический детектив») выглядит пресно, имеет размытый посыл и невнятную разгадку, для фантастики банальную, а потому и читателя не цепляющую. Кроме того, в романе крайне мало экшена, а тот, что есть, описан довольно вяло, как, например, поиски Фоксом гравимобиля в начале. То же касается саспенса и накала.

Повествование при этом развивается слишком неторопливо и монотонно, со множеством длинных описаний и отступлений. То при виде копошащихся на станции роботов ГГ вспоминает принципы функционирования пчелиного улья и подробно о них рассказывает. То идут длинные абзацы о том, как совершаются перелёты в подпространстве или в мелочах описывается процесс заправки космического корабля. И тому подобное.

Текст наполнен затянутыми диалогами — хотя стилистически они написаны на хорошем уровне. Это же можно сказать и о рассуждениях на социальные, этические, научные и философские темы. Они нужны и, в принципе, интересны: к примеру, привлечение логических парадоксов «лжеца», «брадобрея», «каталога» напоминает творческий метод Пирса Энтони или Айзека Азимова, но те вводили подобные вещи в текст фантастических романов к месту и не занудно.

Впрочем, некоторые описания впечатляют — как, например, работа создаваемых Папочкой сервомеханизмов, обслуживающих корабль:

«Полупрозрачное нечто, сквозь „кожу“ которого проглядывали пульсирующие „внутренние органы“, ползло на уровне глаз юноши по стене напротив. Точное место повреждения надо бы еще найти! Поэтому щупальца существа, которое постоянно выбрасывало их из своего изменчивого тела, ощупывали путь прямо перед собой. Периодически они теряли начальную твёрдость и упругость, превращаясь в подобие жидкой кашицы».

Мы видим, что машины, созданные из пронизывающих пространство корабля наночастиц (деталь напоминает «Глубину в небе» Вернора Винджа), принимают облик биологических существ. И не только облик:

«Вероятно, вместе с формой новорожденные твари иной раз получали и зачатки самостоятельности. В них просыпался инстинкт выживания. Со всеми вытекающими».

То есть они ведут борьбу за существование, убивают и умирают, и всё это запрограммировано Папочкой и тоже является частью процессов технического обслуживания корабля. Здесь мне видится полемика с поэмой Николая Заболоцкого «Лодейников», где противопоставляется природный «хаос» и машинный «порядок». В разбираемом романе утверждается обратное: имитация природных процессов машиной приводит к созданию искусственного биоценоза — похоже, искин не видит более рационального способа решения своих задач. Но логическое продолжение этого — удаление из процессов людей, что, вероятно, станет одной из тем последующих книг цикла:

«Со стороны выглядело, что корабль вовсе не предназначен для людей. Кругом сплошные киберы!»

С другой стороны, делегирования функций человеческого интеллекта искусственному создаёт смысловой хаос, оставляющий человеку лишь анализ информации, но исключающий её синтез. А ведь он и есть наиболее мощный инструмент человеческого разума:

«Анализ информации становился чуть более чем пустым».

Эти посылы, на мой взгляд, самая яркая черта романа.

Должен похвалить и его стилистику: текст читается легко, фразы строятся грамотно. Если бы не это и не краткость глав, читать его было бы гораздо труднее. Грамматических и прочих ошибок тоже немного — за исключением раздражающей большой буквы в обращении «вы», что в художественном тексте неуместно.

Однако вынужден констатировать, что по прочтении произведение оставляет чувство разочарования — в основном потому, что обещало оно много, но многое не додало. Полноценным, законченным романом вещь не выглядит — в лучшем случае, это его завязка. Надеюсь, последующие книги цикла в какой-то степени такое положение исправляют.

Имею возможность, способности и желание написать за разумную плату рецензию на Ваше произведение.