Рецензия на повесть «Мыльный гномик»

Нестойкий Мыльный гномик
Повесть напоминает произведения, герои которых — условно неодушевлённые предметы, например, «Стойкий оловянный солдатик» Ханса Кристиана Андерсена или «История одного золотого» Василе Александри. Но продолжает она и не менее почтенную литературную традицию «прОклятых вещей», вроде «Шагреневой кожи» Бальзака. При этом оригинальная фантазия автора, как всегда, придаёт произведению сюрреалистически-фантасмагоричный оттенок.
На сей раз её герой — кусок детского мыла, сделанный в виде мимишного гномика. В начале повести он существует в хозяйственном отделе магазина в окружении других товаров — Хозяйственного мыла, Щётки, Скатерти и прочих. Хозотдел — весь мир главгера, в котором он ищет своё место, словно младенец, удивлённо рассматривая его незамутнённым взглядом.
Процесс сложный: сам по себе облик и функции ГГ подчёркивают его инаковость, отделённость от других персонажей. В самом деле, если все они имеют совершенно чёткое и понятное предназначение, то Гномик — нечто странное и выбивающееся из общего порядка. С одной стороны, он просто кусок мыла, но с другой — изящная статуэтка, вызывающая восторги покупателей, которые умиляются красавцем, однако приобретать его не спешат. А вот часть его «коллег», например, Хозяйственное мыло, явно испытывают к нему зависть и даже третируют — он ведь совсем не такой, как они:
«Аромата простоты я в тебе не чую!»
Всё это формирует характер ГГ. Сначала он проявляет доброту и сочувствие к окружающим и пытается утвердить себя в их среде:
«Чего это они, я такой же, как и все».
Однако постепенно уверяется в своей исключительности, начинает думать, что так и останется блистать на витрине, что таково его жизненное предназначение. Его эго раздувается безмерно, он становится капризным и деспотичным, подстраивает увольнения нескольких продавщиц. Но потом нарывается на одну, которая поступает с ним решительно:
«Мыльному гномику вдруг стало грустно расставаться со своим хозяйственным домом. Здесь его друзья, братья, сестры. Здесь он привык. Самое главное, ему ужасно не хотелось учить неизвестную девочку быть опрятной, аккуратной».
Тут надо бы отвлечься от сюжета, чтобы упомянуть художественный метод, применяемый Шавалиевой практически во всех её сказках. А именно: действия животных и даже неодушевлённых предметов у неё не отличаются от действий людей. Это, конечно, очень старый литературный приём, применяемый ещё в античности, но даже герои басен всё-таки имеют какие-то ограничения, пусть и весьма условные, проистекающие из их нечеловеческого статуса. У разбираемого же автора такие герои могут творить всё, что угодно: кот делает записи в дневнике, пугала участвуют в конкурсе красоты, а кусок мыла ругается со своими владельцами и даже нападает на них.
В семье старушки Гномик в полной мере проявляет свою строптивость и неуживчивость, ведя себя, как избалованный деспот:
«Учись, детка! Меня не мочить! Потакать! Любить! Целовать! Говорить, какая я прелесть!»
Маленькая девочка Айгуль, которой Гномика подарили, сразу же его невзлюбила:
«Он был сер, хмур, неласков. Более глупого и некрасивого лица она не могла себе и представить! И чего она так его испугалась? Подумаешь — говорящее мыло. Пусть что хочет творит, она его не боится».
А тот, окончательно распоясавшись, устраивает скандал, кидается на всех домашних и в конце концов вылетает в окно, поклявшись отомстить и этой семье, и всем людям, и жестокому миру. В общем, становится на путь, давно предначертанный ему Хозяйственным мылом:
«Посмотрю я на тебя, когда тобою намылят шею».
Как известно, идиома эта не о мытье шеи, а о повешении…
Но мир за окном огромен, не комфортен, грязен и пугающ:
«Он долго кружил между одинаковыми бетонными домами, потом заблудился в их лабиринте, напугал кошку, испугался мертвой крысы»
Гномик несколько адаптируется и в рамках своей мести начинает потихоньку гадить ненавистной семье. Например, натирает собой лестницу в их подъезде, чтобы люди скользили и падали. Диверсия имеет относительный успех — кое-кто упал и даже пострадал, хоть, к счастью, и легко. Но вскоре мир показывает ГГ своё непреложное доминирование — начинается дождь:
«Капли сначала медленно, а затем быстрее и быстрее забарабанили по сухому асфальту, зеленой траве, крыше телефона-автомата. Уже не одна, а две, три… много капель падали на голову Мыльного гномика. Вода, стекавшая с него, становилась мутно-тусклой и еще пузырилась, как на постирушках, в корыте».
ГГ ничего не может сделать с этим — в силу своей природы он попросту растворяется. Люди на улице начинают поскальзываться на мыле и падать. Это приобретает характер цепной реакции, что напоминает мини-рассказ Эжена Ионеско «Гнев», в котором ничтожное происшествие — муха в супе — становится триггером грандиозной катастрофы. Впрочем, в нашем случае всё не настолько глобально, просто из упавших людей образуется куча-мала.
Гномику это начинает нравиться, а вскоре он понимает, что это можно использовать для его мести: он видит едущую машину, в которой вся семья его обидчиков, и бросается под колёса. Автомобиль теряет управление на скользкой дороге, в неё врезается другая машина — вновь цепная реакция. Однако всё опять разрешается относительно безобидно, а дождь смывает мыло, и улица вновь становится безопасной.
ГГ же входит во вкус и начинает грабить магазины:
«Очевидцы в подробных деталях рассказывали о странном человеке, который коробками пожирал мыла и запивал всю эту отраву шампунем».
Ещё он портит мылом еду в кафе, но сам становится всё меньше — эдакая шагреневая кожа наоборот. В совсем печальном виде его находит в парке малышка Айгуль. Она жалеет Гномика и предлагает ему помощь, но тот совершенно пал духом:
«Поздно, — и Мыльный гномик заплакал еще сильнее. — Я потратил себя на гадости… Ты, наверное, очень хорошая девочка. Твоя бабушка хотела, чтобы я научил тебя быть опрятной, аккуратной. Айгуль! Пообещай мне, что ты всегда будешь такой».
ГГ ясно осознаёт, что это конец, к которому он пришёл ни с чем, не принеся в мир ничего, кроме печали и досады. Но тут его осеняет, что он способен создать нечто светлое своей смертью. И кидается в фонтан.
«Айгуль, пускай пузыри! — весело кричал он, барахтаясь и кувыркаясь в фонтане».
И девочка, и другие дети берут соломинки и начинают радостно пускать роскошные радужные пузыри, в которые обращается Мыльный гномик.
«Поднялась радуга. Очень красивая, чистая и опрятная.
— Спасибо тебе… — услышала Айгуль с неба голос Гномика. — Прощай…»
Катарсис свершился.
Можно, конечно, трактовать эту сказку, как детскую нравоучительную историю. Или даже не слишком детскую — она вполне способна помочь запутавшимися в психологических проблемах взрослым. Но я уже писал в рецензии на другое произведение Шавалиевой, что при желании его можно воспринять на более высоком, духовном, даже богословском уровне. Справедливо это и для «Гномика». Не знаю, правда, действительно ли автор имела это в виду, но мне почудились по тексту несколько многозначительных пасхалок.
Например, Хозяйственное мыло называет ГГ «павликаном». Просто исковерканное слово «павлин»?.. Но павликане — средневековая ересь, близкая гностицизму и манихейству, последователи которой отрицали материальный мир, как «нечистый» и ратовали за освобождение духа от него. Подобные воззрения, кстати, были и у катаров, что значит «чистые». Но ведь по всему тексту Гномик утверждает свою «чистоту» и требует, чтобы его не пачкали. То есть мыло — инструмент для достижения чистоты, само провозглашает себя таковой… Мне в этом чудится некое искажение евангельской притчи о силе соли:
«Если же соль потеряет силу, то чем сделаешь её соленою?»
Гностические мироощущение — извращение духа, попытка избавиться от материального мира. Попытка с негодными средствами, разумеется. ГГ понимает это в финале и сожалеет о своих деяниях. То есть через покаяние познаёт истину. И тогда-то и переходит на иной духовный уровень: превращается в радугу — библейский символ завета Бога и человека.
Даже если всё это с моей стороны и надумано, не вижу, почему историю нельзя прочитать и в таком ключе.
Критиковать текст почти не за что — он ярко-метафоричен, поэтичен и лёгок для восприятия. Мелькают некоторые неудачные словосочетания, вроде «в подробных деталях». Или китайское приветствие в русской транскрипции пишется «нихао», а не «нихау». Но общего весьма благоприятного впечатления от сказки всё это никак не портит.
Имею возможность, способности и желание написать за разумную плату рецензию на Ваше произведение.