Рецензия на роман «Хватайся! Рискуй. Играй. Умри»
Аннотация романа полностью передаёт его фабулу, если коротко: молодой рок музыкант умирает от рака, оставляя позади несбывшиеся мечты.
Как по мне, самое классное в этом романе то, что в нем есть нерв. Он чувствуется в предложениях, коротких и резких. Прощупывается в рассуждениях на стыке идеализма и нигилизма. Хаотичных флэшбеках, острых и противоречивых. Один из ярких примеров таких флэшбеков: сцена с медом и осколками, о которой в аннотации автор пишет, что она не вымышлена. Нерв чувствуется в снах с повторяющимися в разных вариациях мотивами. В разнообразии персонажей и их описании, в котором точечно задействованы все уровни: от окружающих предметов и жестов до откровений невпопад и сценических имен. И раз уж я упомянула откровенность невпопад то, следует заметить, что нерв чувствуется и в отношениях, переменчивых, отчасти причудливо непредсказуемых. Даже стихи в тексте меня не раздражали, хотя обычно я не люблю эпиграфы и всевозможные цитированные рифмы. В данном случае тексты песен органично всплывают во время сцены концерта и обрастают попутно деталями и действием. Ближе к концу этот драйв из сцен и мыслей создает неплохой спецэффект: все что мы делаем в жизни, мы делаем потому что умрем. Впрочем, может, это мне приглючилось. А может быть, автор этого глюка и добивался, окружая Максима как зеркалами чужими смертями.
Печаль в том, что несмотря на наличие нерва, роман все равно производит пугающе вторичное впечатление. И подвох кроется не столько в избитой теме, как в том, что подобным образом ее раскручивали уже энное число раз. И подобных персонажей клеили к этой несвежей теме миллион раз. Такие отношения и под таким углом, в рамках этой темы и вне ее, писали бесконечное число раз. То есть сами по себе отдельные элементы, мотивы, сцены могли бы и сыграть, но их загнали в шаблонные схемы.
Что еще портит впечатление кроме вторичности, так это неловкие конструкции типа: «забор скрывал двор от лишних глаз», «зачем ты кладешь на меня ответственность».
Плюс у такого рода нервных текстов всегда есть опасность скатиться в пафос и банальности. Первого автор почти избежал, второе всплывает довольно часто. Например, когда в первой главе Макс умничает про Землю на четвертой стадии рака и телевидение. Еще один пример, черт, не могу найти цитату, но речь идет о флешбэке, когда ранее не засветившийся в повествовании школьный товарищ Макса в стиле новостной сводки внезапно рассказывает, что Макса бабушка взяла к себе из-за пенсии по инвалидности. Вот трудно придумать более неловкого диалога и введения в историю с бабушкой.
Вывод не вывод, но роман, несмотря на некоторый потенциал, из-за непродуманного и небрежного исполнения смахивает на копию копии, подражание подражанию.