Рецензия на роман «Я мыслю, значит, я существую»

Мыслю, значит, не пугаюсь: Анатомия неудавшегося хоррора
Перед читателем книга, заявленная в жанрах «хоррор», «фантастический триллер» и «weird fiction». На первый взгляд, все атрибуты на месте: загадочные исчезновения в глухом городке Потерянное , изувеченные до неузнаваемости тела , потусторонние существа и портал в другой мир. Автор, Макс Максимов, замахивается на создание интеллектуального ужаса, смешивая детектив с лавкрафтианскими мотивами и философскими концепциями. Однако, на мой взгляд, именно эта амбициозная смесь и приводит к тому, что произведение терпит неудачу в своём главном предназначении — пугать. Вместо саспенса и гнетущей атмосферы читатель получает скорее научно-популярный трактат, обёрнутый в художественную форму, что делает книгу интересным предметом для анализа, но никак не представителем жанра ужасов.
Начнём с того, что составляет основу любого хоррора — страха. Первая же сцена с обнаружением трупа задаёт тон всему произведению. Автор с почти медицинской скрупулёзностью описывает каждое увечье: «Склера распорота будто скальпелем» , «Стекловидное тело на половину извлечено из глазницы» , «Череп расколот» , «Носовой хрящ срезан». Описание занимает несколько абзацев и напоминает скорее выдержку из протокола судмедэксперта, чем попытку нагнать жути. Ужас рождается не от детализации, а от недосказанности, от того, что воображение читателя дорисовывает само. Здесь же воображению не остаётся никакой работы — перед нами сухой перечень повреждений, который вызывает скорее академический интерес, нежели первобытный страх. Атмосферу окончательно разрушает поведение местной полиции: пока главная героиня изучает труп, капитан полиции озабочен тем, как бы пораньше уйти , а криминалист и вовсе ушёл на шашлыки. Этот комический диссонанс полностью нивелирует любую попытку создать напряжение.
Ключевая проблема, уничтожающая саспенс на корню — это главная героиня, следователь Алёна Афанасьева. Автор не жалеет эпитетов, чтобы доказать её превосходство: она «лучшая. Самая лучшая!» , у неё «утонченные черты лица», «большие голубые глаза» , «практически каждый сотрудник» в Москве пытался за ней ухаживать , она «была достаточно умна» и постоянно тренирует мышление шахматами. Автор даже сам иронично называет её «настоящая Мэри Сью в мире кошмаров». Читателю сложно сопереживать персонажу, который изначально представлен как идеальный и неуязвимый. Мы не боимся за Алёну, потому что с первых страниц уверены: она со всем справится. Её интеллект всегда на шаг впереди, её логика безупречна, а её эмоциональная отстранённость не позволяет читателю почувствовать её страх. В хорроре герой должен быть уязвим, именно его слабости и страхи создают напряжение. Алёна же — функция, машина для расследования, за которую невозможно по-настоящему испугаться.
Сами «монстры» этого мира также не вызывают ужаса. Они описаны как «неудачные копии» или «производственный брак». Женщина с лишними пальцами , с лицом, которое «слегка съехало в бок» , или мужчина с выдвигающейся шеей и шестью одинаковыми пальцами — это скорее курьёзы, примеры «странной фантастики», нежели воплощение зла. Их анатомия, вскрытая в морге, лишь подтверждает эту мысль: упрощённые внутренние органы, отсутствие мозжечка, слитная черепная коробка. Они не пугают, а вызывают недоумение и научный интерес. Они не порождения хаоса, а некачественные изделия, что смещает акцент с хоррора на научную фантастику о неудачном эксперименте. Их поведение часто нелогично и абсурдно, что также снижает градус страха. Они не преследуют, а скорее «выполняют программу», что делает их предсказуемыми и менее опасными в глазах читателя.
Наконец, повествование постоянно прерывается пространными философскими и научными лекциями. Диалог школьного учителя Василия с сыном об искусственном интеллекте , рассуждения Алёны о снятии отпечатков пальцев или лекция Василия о многомировой интерпретации Эверетта — всё это выглядит как вставки из научно-популярной статьи. Эти моменты полностью останавливают действие и разрушают любую созданную атмосферу. Вместо того чтобы погружаться в кошмарный мир Потерянного, читатель вынужден слушать объяснения физических теорий. Это показывает, что автора, возможно, больше интересуют сами концепции, чем создание цельного и пугающего художественного произведения. Идеи не вплетены в ткань сюжета, а поданы в лоб, что превращает потенциальный хоррор в дидактическую прозу.
В итоге, «Я мыслю, значит, я существую» — это черновик любопытного научно-фантастического детектива, который по ошибке пытается притвориться хоррором. Книга пугает не своими монстрами и не зверскими убийствами, а скорее обилием экспозиции, картонностью второстепенных персонажей и неуязвимостью главной героини. Потенциально интересная идея о столкновении с миром «неудачных копий» тонет в жанровой неопределённости и желании автора продемонстрировать свои познания в физике и философии, вместо того чтобы планомерно выстраивать атмосферу страха. Это произведение можно порекомендовать для анализа писательских ошибок, но никак не для щекотания нервов. Настоящий ужас здесь — это упущенные возможности.