Рецензия на роман «Ласка. Лекарство от времени»
«Другие авторы «на обочине», как вы изволили выразиться, по довольно простой причине: каждый участник литмоба рискует своей репутацией, рекомендуя книги коллег по акции своим же читателям. Если уровень других текстов не дотягивает до уровня участника, то его читатель будет разочарован. Обманывая таким образом ожидания читателей, автор рискует потерять ЗНАЧИТЕЛЬНО больше, чем приобрести.»
Нани Кроноцкая
https://author.today/post/732912?c=36324265&th=36319857
«Она считает, что на вечеринку необходимо звать вообще всех, а я считаю, что на вечеринку стоит звать лишь тех, кто не заблюёт раковину и не уронит сервант.»
Ульяна Муратова
https://author.today/post/732912?c=36351290&th=36319857
Некоторые книги можно, конечно, рассматривать сами по себе, вне контекста их создания, но эта книга – не из таких. В этой рецензии речь пойдет о книге-явлении, книге, которая является закономерным итогом многих и многих процессов, которые сейчас происходят в сфере сетевой литературы, можно сказать, венцом их и апофигеем. Поэтому прежде, чем мы перейдем к непосредственно разбору текста, я укажу на несколько обстоятельств, сопутствовавших возникновению уникального в своем роде образчика женского романтического фентези «Ласка. Лекарство от времени».
Книга была написана в рамках Литмоба «Шанс исправить прошлое». Литмоб этот вызывает множество споров с самого анонса. Люди с улицы не до конца понимают, зачем он нужен и почему никто не вывешивал приглашений на эту закрытую вечеринку. Авторы-участники не понимают, почему люди выражают недоумение в комментах, когда могли бы выразить поддержку пионерам и вообще порадоваться за то, что у них все так замечательно устроилось, а не завидовать чорной-пречорной завистью их замечательной задумке.
Литмоб использует унифицированные форматные обложки в голубом цвете, у них есть собственные баннеры и отдельная вкладка на сайте. Они пишут в рамках одной идеи: «Они возвращаются в прошлое, чтобы прожить жизнь набело – и в этот раз стать счастливыми!» но разные вещи. Неплохой выбор для литмоба, в конце концов, для возвращения в прошлое на АТ есть довольно большая в том числе и женская аудитория: в нем работала Тайга Ри с ее историей о Блау, заморские исекайные регрессорши и реинкарнаторши тоже переписываются в ромфант регулярно. Организаторы литмоба в свою очередь обещали привлечь к тропу еще больше внимания: своей самоотверженной работой и, конечно же, вложениями в таргет.
Так почему же завершение первой книги литмоба не было встречено ликованием толпы? Почему из-под книги трутся комментарии и том, что в тексте потопталась нейросетка? Почему никто как будто бы не заметил завершения «Ласки»?
Вы, конечно, можете сказать, как некоторые странные читатели-комментаторы под книгой, что книга не особо завершена, если оборвана на клиффхангере, и превращена в многотомник. (Возможно, вы даже что-то помните про то, что изначально вроде как обсуждалось, что литмоб будет для однотомников) Но разве это не естественное и закономерное для автора боярки решение — писать ровно столько томов, сколько потребует история и мир?
Дискуссии о нейросетях в последнее время как-то потихоньку включились в обычную для АТ ротацию, по расписанию они где-то между гендерными баталиями и спорами о критиках. У каждого своя позиция, стоит ли использовать нейросетку. Если бы кто-то спросил меня, я бы сказала, что нейросетка — это инвалидная коляска для безногого. Дойти он никуда на ней не дойдет, но, возможно, сможет съехать по пандусу. Тем, кто писать умеет, нейросетка не нужна; тем, кто писать не умеет, нейросетка не поможет.
К счастью, меня никто особо не спрашивал.
Поэтому я не собираюсь ставить в этой рецензии вопрос, пользовался ли автор нейросетью во время написания этой книги. Даже не просто не собираюсь, решительно и с возмущением отказываюсь его ставить! Мы, авторы, члены одного большого сообщества, и должны безусловно доверять друг другу. И если автор утверждает, что текст написал сам, вот этими самыми человеческими ручками, то почему мы отказываем человеку в праве так коряво писать абсолютно самостоятельно?
Разве можно так недооценивать людей? Вот пишет человек:
«Над головой нависал не обшарпанный бетонный потолок, а струящийся полупрозрачный полог из серо-лилового шелка, расшитый серебряными журавлями. Воздух в комнате был плотным и тёплым, наполненным ароматом цветущей за окном сирени, запахом воска для мебели, ладаном от лампады в углу и сладковатым дымком от камина.»
Так зачем же издеваться, выискивать все эти конструкции типа не потолок, а полог; зачем спрашивать, где автор видел обшарпанные бетонные потолки в квартирах, ну понятно же, что он имел в виду, что героиня жила в модном лофте, а не на теплотрассе! И да, вот такой вот мир, что аромат сирени из окна может перебить запах ладана от лампады в углу, в камине в мае трещат дрова со сладким дымом, потому что героиня вообще-то много болела и мерзнет даже в конце мая, когда цветет сирень, а не потому что с вытяжкой проблемы?
«Этот человек был для меня не просто гостем, а значимой частью моей личной истории»,
«Я ощущала себя не просто нелепо. Я чувствовала себя униженно-голой, словно последнее проявление хаоса, внезапно ворвавшееся в их тщательно выверенный, мужской и серьёзный мир»
«В его взгляде была не просто боль. Узнавание? Невозможно.»
Все это лишь особенности авторского стиля, любимые обороты. Автор имеет право пользоваться удобными ему лексическими конструкциями, разве нет?
«В тишине, которую изредка нарушали лишь низкие голоса моих братьев, царила Катенька. Моя бывшая горничная невозмутимо расставляла на столе чашки, из которых поднимался пар. При каждом наклоне вперёд её платье с глубоким вырезом чуть оттопыривалось, позволяя увидеть упругие полусферы груди. Бедра девушки двигались плавно и уверенно, словно жили собственной жизнью.»
Ну да, у девушки бедра живут собственной жизнью, играют на гитаре в переходах, копят на хату, чтобы съехать подальше от Катеньки и полусфер ее груди, ну вот такая вот Катенька стерва, получается.
Как можно остаться равнодушным к яркой образности вот такой вот картины?
«Проходя мимо близнецов, она остановилась, будто поправляя складку на скатерти. Её крутое бедро легко и почти незаметно коснулось плеча Гоши. Братья замерли и уставились на неё. Гришка неуверенно провел пальцем по едва заметному пушку над верхней губой, а Георгий покраснел до корней волос и сгоряча проглотил целую ватрушку»
Лично я была в восторге и даже нарисовала фанарт:
Но я не очень хороший художник, поэтому мне немножко помогла с визуализацией Марика:
У Катеньки просто гренадерская стать и рост под два метра, очень сексуально, я считаю.
У Гоши усы, потому что они там по сцене то усы, то пушок, то вытягиваются, то втягиваются, вероятно, от ужаса. Очень яркая картина, правда.
«Воздух наполняли ароматы жареного бекона, свежей выпечки и, возможно, ватрушек, только что вынутых из печи и источавших сладкий запах.»
Ну, во-первых, зачем обобщать возможно, ватрушки, в запахи выпечки, если они, возможно, не ватрушки. Во-вторых, ароматы бекона и выпечки отдельно, а запах отдельно, стоит упомянуть и то, и то. И это вовсе не странная избыточность, это очень грамотное описание происходящего. Ведь, возможно, там вовсе не ватрушки. Возможно, там блины. Так читатель проникается интригой.
«Я лежала на узкой тахте, укутанная до подбородка кашемировым клетчатым пледом. Края его были так тщательно подоткнуты, что я ощутила себя древней мумией, готовой к последнему путешествию в загробный мир.»
Клишированные описания – то героиня крадется, как индеец, то подоткнута, как мумия, -- в совершенно неуместных для них местах тоже интересная часть авторского стиля. Этот литературный прием позволяет читателю ощутить смутное узнавание, проникнуться к героине сочувствием: кто из нас не лежал на тахте в пледике и не думал, как было бы славно, если бы древний жрец вытащил у нас через нос последние мозги и дал, наконец, выспаться?
«Я научилась принимать многие вещи как данность. В конце концов, новорожденный младенец не пытается выяснить у родителей, почему и зачем его заставляют ходить на двух ногах, есть ложкой (а потом даже и вилкой!) и посещать уборную. Он просто воспринимает эти жестокие правила своего нового мира как данность, и всё. Вот так и я. Некоторые вещи бессмысленно обсуждать или анализировать. Их проще принять.»
Очень сильный пассаж. Кто из нас настолько бессердечен, что не посочувствует новорожденному, которого заставляют на двух ногах посещать уборную и есть вилкой?
«Он стоял передо мной, и я едва узнавала его. Сосредоточенный, строгий, повзрослевший за эти два дня лет на десять. И… неожиданно красивый. Не той ослепительной, почти вызывающей красотой Рэма или тщательно ухоженной статуарностью Дмитрия.»
Тот, кто в конце этого пассажа пошел гуглить слово «статуарность» еще не так испорчен, как тот, кто вспомнил детское: «на горе стоит статуя, у статуи нету... Ты не порти мой рассказ, у статуи нету глаз», но ему все равно стоит поработать над расширением кругозора.
«Ядвига. Это имя прозвучало как вызов. Полная противоположность простой, благозвучной «Агате». В уме тут же возник ее образ: высокая, статная, с безупречными чертами лица, будто сошедшая с парадного портрета. Холодная голубоглазая блондинка с осанкой королевы, снизошедшей до общения с холопами»
А кто не слышит особой разницы между Ядвигой и Агатой, тот просто глухой, простите, но тут я без экивоков скажу, как есть. И если вы не понимаете, как можно решить, что человек тебе враг, из-за неблагозвучного имени и безупречных черт лица, то у вас нет сердца.
А тут я даже заскринила, чтобы вы увидели, как изящно воспроизведена структура.
А посмотрите, как искусно автор ломает четвертую стену! Возможно, кого-то из вас, неудачники, так хвалит дипсик. Но здесь очевиден литературный прием, постмодернисткая игра, автор искусно делает вид, что где-то там, в пространстве произведения получает фидбэк! Браво, автор!
«Вода стекала с его мокрых волос по гладкой, загорелой коже. Мускулатура торса, прорисованная регулярными тренировками, была идеальной, но не бутафорской — живой и сухой. Капли влаги задерживались в углублениях между выпуклыми полосами пресса, и я, загипнотизированная, проследила за одной из них, пока та не исчезла за поясом брюк.»
Вот не каждый способен на столькое намекнуть, не сказав прямо. Мускулатура торса была сухой почему? Кто-то наивный сказал бы, потому что Леха сушится, как всякий качок. Но внимательный читатель поймет больше! Ну конечно же, потому что парень успел натереться маслом, заодно обеспечил лучшее скольжение капель между полосами пресса (он не какой-то там неполноценный дурачок с кубиками, его кубики сливаются в продольные полосы, чтобы воде было удобнее стекать по желобкам), и явно оттопырил руками штаны, чтобы поймать эту каплю под ремень. Так мало сказано, но столько скрытого эротизма! Как в той социальной рекламе, где парень решил было послать дикпик девушке, но вовремя передумал и написал что-то нормальное, а потом они поженились и нарожали кучу детей.
Но сколько можно восхищаться языком, право слово!
У нас же есть персонажи!
Я до сих пор не могу отойти от того восторга, который испытала, когда оказалось, что одного из парней зовут Ремеслав Эрастович Лазарев. Сразу перед глазами пронеслись годы буллинга в школах для маленьких княжичей, та тяжелая жизнь, полная недопониманий и унижений, которую он вел перед тем, как встретиться с главной героиней. И неважно, что героиня в пространстве текста увидит его один раз мельком. А потом включит этого почти незнакомого мне человека в свою замудренную интригу «а пойду-ка я на бал не с официальным женихом, а с Рэмом, опасным парнем, который стребует с меня желание, а не почку, потому что рядом стоял брат и вовремя попросил, чтоб он не требовал с меня почку». Я чувствую, что за именем Ремеслав Эрастович скрывается буря страстей и трагедий, мне не нужно никакого знакомства с персонажем, зачем что-то показывать действием, если можно описать? (впрочем, спасибо, что уточнили, что он красивый и опасный, это очень помогло)
А главная героиня! Доктор наук, погибшая в возрасте сорока пяти лет! И когда даже эта мудрая, умудренная годами и несколькими отношениями женщина, как девчонка в пятом классе всю книжку мучается, как же так Алексей на нее странно смотрит, он же просто ДРУГ??? Разве это не внушает всем нам надежду? Мне кажется, так нам дают понять, что чистоту и наивность души можно сохранить в любом возрасте.
А ее отказ от горничной? Какая же Катенька дура, правда, негодую: когда ее из горничных произвели в подавальщицы чая, почему-то обиделась на хозяйку. Катенька, этот княжеский дом не может обеспечить тебя приличной формой, приходится ходить в том, из чего слегка выросла сиськами; в этом княжеском доме всего две столовых и вообще-то не каждый князь может позволить себе отдельную кухарку. Сказала бы спасибо, что тебя вообще не сократили в связи с тяжелым финансовым кризисом в семье.
И ведь героиня не заложила горничную, когда увидела, как та подозрительно крадется прочь из комнаты брата. Она могла бы спросить брата, что происходит, могла бы настучать родителям, могла бы проследить за Катенькой, но, конечно же, выбрала оптимальный способ разобраться с ситуацией — забила на это все и пошла в библиотеку.
А детективная интрига с пропавшей портнихой, которая пропустила визит, а потом пришла, сняла мерки и просто сшила платье? Это несомненно урок всем нам: иногда портниха ни в чем не виноваты, даже если к ним домой заходят порою тетки в плащах безвкусных шляпах. И, как назло, именно в тот самый момент, когда вам с братом приспичило к этому самому дому съездить.
И как тут не перечислить всех тех ярких мужчин, заинтересованных в героине. Леха-друг, Игорь-шрамы-научрук, Ремеслославослав, Гаврюша… Я не до конца уверена, как они выглядят и какого цвета у них глаза, но каждый из них, несомненно, личность.
Но Леха – мой фаворит.
«Боже мой, Лёшка. Ты не просто гений. Ты — чёртов политический гений высшей пробы, — пронеслось у меня в голове, пока я давилась супом.»
Да, да, да! Только политический гений высшей пробы может подойти к бате девушки и сказать, что она в принципе могла бы позаниматься с ним в специальном монастыре всякими там боевыми искусствами. И если вам вдруг это кажется интригой уровня «А пустите Агаточку с нами учиться в библиотеку, много домашки, чуть подольше посидим», после которой Агаточку гордо ведут на школьный дискач для пятого класса средней школы, то вы ничего не понимаете в политических гениях.
Некоторые из них тоже учились в пятом классе.
Но я отвлеклась от главной героини, которая тоже — характер!
В ходе сюжета героиня преодолевает множество лишений. Она не только не стучит родителям на горничную брата, не похищает подругу у нежеланного жениха, дождавшись, пока она свалит сама чудом сценарным и вмешательством императора, не разбирается, с кем она вообще помолвлена, или что Ремеслововововслав – это князь, или почему Леху выгнали из рода. Она еще и принимает волевое решение не уходить из монастыря с очень тяжелыми условиями! Там рано встают, идут на пробежку, потом у них первый завтрак (видимо, есть и второй), тихий час, после тихого часа – пары… Какой взрослый человек вообще выдержит целый час тишины? Я вот лично, если у меня днем выдается час тишины, очень часто начинаю похрапывать.
А еще у героини есть фамильяр! То есть Тень. И это особенная Тень и особенная связь: только героиня приручила демона, и только героиня, одна из целого мира магов, у которых магические силы проявляются в виде симпатишных зверюшек… только она! Одна! Догадалась о том, что с этой зверюшкой возможны сотрудничество и диалог.
Уникальная аномалия.
Уф.
***
Так, а теперь мне надоело издеваться, и я скажу уже серьезно.
Впечатление от книги у меня одно: это очень плохая книга.
Тут сюжет, который не знает, что он такое – детективная линия сливается на полпути, героиня справляется с испытаниями исключительно посредством рояля и чудом сценарным (и это бы не так бесило, если бы на каждое действие героини или очередного мужика, даже самое банальное, не прописывалась отдельная телега про гениальность действия. Иногда мне кажется, что героиня даже ватрушки ест, как гениальный дипломат). Книга включает себе две арки – арку с потерей домашнего алтаря, где героиня всячески лажает и в «детективной» линии с портнихой, потому что над горничной разве что стрелочка «предатель» не нарисована, но она вообще ничего с ней не делает. И в линии «отделаться от Димы-жениха», которую можно было разрулить без конфликта вообще, но она влипла в ситуацию вида «сосемся с чуваком на балконе во время дебюта и палимся перед ДРУГОМ». Дальше там финал арки, где алтарь разрушен — вот тут бы неплохо было бы закончить, на самом деле, и выйдет нормальный том с завязкой, кульминацией и развязкой, но у тогда же не хватит знаков и нельзя же вернуться и нормально, а не тезисно, прописать, скажем, сцену «никого не нашли у портнихи», так что продолжается гонево знаков. Героиня едет в монастырь, и самое начало арки монастыря, где героиня начинает готовиться к Академии и встречает бывшего. Вторая арка прерывается на середине завязки, видимо, так здесь реализован клиффхангер.
То, что героиня старательно описывает в конце глав как гениальные интриги – это детский садик, ясельная группа. Героиня не продемонстрировала какого-то академического интеллекта – спустя полгода она все еще не знает, как работают всякие бытовые штуки, вроде порталов; и демонстрирует нулевой социальный интеллект. Спустя полгода жизни с семьей она даже не научилась различать братьев-близнецов, она совершенно случайно узнает, что на бал ей, оказывается, нельзя являться одной, она вступает в конфликты с людьми из-за косого взгляда или неблагозвучного имени, она не в состоянии уговорить родителей уволить служанку, которая ей не нравится, или хотя бы прилично ее одеть.
На героиню западают фансервисные мужики, но даже этот фансервис реализован не слишком удачно. Вместо взаимодействия с мужиками читатель вынужден читать бесконечное литье воды вроде:
«И брачный договор... это же не просто выгодная сделка, Это… камень в фундаменте мира. Нерушимая традиция. Он боится не нашего гнева, а хаоса, который, как он искренне верит, наступит, если нарушить древний обет»
<…>
«Для него этот договор, подписанный нашими дедами, — не просто бумага. .это эффективный способ усилить свой клан, смешав энергии. Настоящая евгеника, только с ритуальными камнями в подвалах, Тенями и заклинаниями.»
Хотя подсушите текст от пробуксовывания, которое конечно же само вот этими ручками и напечаталось, а не стандартный глитч нейронки по одной мысли, и сразу появится место на потусить с опасным Ремом и показать, где ж он в чем опасный до того, как идти к нему что-то предлагать с бухты-барахты.
Вычитайте то, что создали хотя бы. Потому что сейчас, в том состоянии, в котором вот это вот вывалено – это не просто поездка на инвалидной коляске; это поездка на инвалидной коляске впереди колонны, по которой люди будут судить обо всей колонне, и большой плевок в лицо читателям, которые поверили в задекларированное на литмобе качество текста.
Они откроют вашу первую завершенку и убегут, плюясь. Они уже бегут и уже плюются, в том числе по авторским комментам.
Авторы Лиги, вы же от этого не отмоетесь. Какими бы хорошими и опытными авторами с репутацией вы бы ни были, сейчас, когда читатель везде настороженно ищет нейронку и кидает в бан за первые признаки, рядом с ней не стоит даже стоять. Даже если это ручной текст, который просто очень похож на нейронку, ну попросите вы автора не позориться и не позорить вас и его отредачить!
Великолепная аналогия с раковиной, безусловно, жива и будет жить, но я скажу так: человек, который на вечеринке блюет в раковину – это хороший, добрый человек, который позаботился о том, чтобы хозяевам было удобно убирать.
А вот человек, который блюет на пол, прикрывает дорогим ковром и еще неделю ходит к хозяевам на чай, искренне вместе с ними возмущаясь, почему это снизу тянет кисловатым — это гость, которого второй раз лучше не звать.
И если это вдруг (а я, конечно же, могу быть не права) лидер вашей Лиги, первым завершивший свою прекрасную книгу в Литмобе, по которому вас в последнее время знает все АТ — то я очень, очень вам сочувствую.
И я знаю, что вы мне не поверите, но я сейчас пишу эту рецензию не как автор книжек, я сейчас пишу ее как читатель, который хочет открывать книги и видеть за ними человека, человеческий взгляд, какой-то человеческий опыт и его осмысление.
Даже если мне эти книги придется ждать не двадцать восемь дней, а год.