Рецензия на повесть «Коншарский стрелок»
И снова здравствуйте, друзья.
Сегодня я хочу рассказать вам о повести «Коншарский стрелок», которую написал автор под псевдонимом «pascendi». По комнате разносится аромат свежесваренного кофе, камин потрескивает поленьями — пора поделиться с вами своими впечатлениями, которые получились… сложными и неоднозначными.
Первое, что хочется отметить — обещание, заявленное в аннотации, автор выполняет честно. Это действительно история о мире «после». После долгой, сорокапятилетней войны, которая не цветёт, а медленно залечивает раны. Дороги опасны, города полупусты, а в лесах плодятся не только разбойники, но и «нечистые звери, созданные когда‑то боевыми колдунами» — одна из самых удачных находок мира повести. Это не просто монстры, а живое напоминание о преступлениях прошлого, биологическое оружие, пережившее своих создателей. И на этом фоне мы знакомимся с Тандеро Стрелком — ветераном, который не может и не хочет делать ничего, кроме своего ремесла. Его внутренний монолог в первой главе — это ключ ко всему:
«…Меня сейчас возьми, дай мне денег, да пусти торговым делом заниматься — так я за две луны прогорю. Я ж не знаю, где купить дешевле, кому продать дороже… С детства я не ремеслу или земледелию учился, а мечу да арбалету. А мне уж тридцать пять стукнуло. Вот и остаётся: или в наёмники, или в разбойники».
Вот он, портрет поколения, выросшего "в окопах". Человека, для которого мирная жизнь — чужая и непонятная профессия. Это прописано неплохо, без лишнего пафоса, с горькой, усталой прямотой. Автор не делает из Стрелка супергероя — он умелый профессионал, но его возможности ограничены, он зависит от оплаты, от лошадей, от верности своих людей. И эта приземлённость, эта плотная, осязаемая фактура быта наёмного отряда — пожалуй, сильнейшая сторона текста. Чувствуется, что автор любит и знает эту «кухню»: дотошное описание проверки оружия и снаряжения, работа постоялых дворов как узловых пунктов в пустынном мире, продуманная тактика против разных чудовищ. Мир ощущается не как декорация, а как место, где нужно реально выживать, считая каждый паёк и каждый заряд для арбалета.
Однако и здесь начинаются первые шероховатости. Иногда эта детализация переливается через край. Описание одежды знатной дамы (госпожи Миры) занимает абзац, настолько подробный, что он скорее останавливает повествование, чем создаёт образ. В ущерб, простите, темпу. Порой кажется, что автор, увлёкшись созданием материального мира, немного теряет нить динамики. Дорога от Валезана до места первой стычки могла бы быть более сжатой, без ущерба для атмосферы.
И вот мы подходим к главной интриге — фигуре Миры из Элама. Она введена мастерски: через замедленную реакцию купца Магоро Бороды, через восхищённое описание её холодной, чуждой красоты.
«Красота её была чистая, спокойная и холодная: чужая, но безупречная. Обычные женщины тёплые и мягкие, у них всегда есть какие‑то неправильные милые чёрточки, а эта — была строгая и идеальная».
Это сильный ход. Она сразу становится центром притяжения и источником вопросов. И здесь автор ловко играет на двух мнениях: кто она — жертва заговора или его причина? Доводы Магоро Бороды (что она страшная чародейка‑визенья) звучат убедительно. Но и сама Мира, с её низким, хрипловатым голосом, который «хотелось слушать… и было страшно обидно, когда она замолкала», и с её поразительным даром исцеления, не выглядит картонным злодеем.
Но (и вот это большое «но» в моём впечатлении) баланс между этими версиями в середине повести начинает качаться. Повествование, до того ведшееся исключительно от лица Стрелка, его трезвыми, немного циничными глазами солдата, вдруг начинает подмигивать читателю. Внутренние монологи Стрелка о том, как он не может оторвать от Миры взгляд, как она кажется ему то Девой, то матерью, то девочкой, повторяются с такой интенсивностью, что это начинает смахивать не на естественное чувство закалённого в боях мужчины (который сам признаётся, что «женщин в его жизни немного было»), а на некий гипнотический эффект. И это немного снимает напряжение. Тайна становится чуть менее тайной, когда авторская рука так явно давит на одну из чаш весов.
Это, впрочем, компенсируется отлично прописанной «механикой» мира, особенно тем, как устроена магия и угроза. Вот, к примеру, лаконичное и пугающее описание сфигги — одного из нечистых зверей:
«Сфигга из этой нечисти, наверное, самая опасная… Сфигга — существо ночное, солнечного света не любит, днём прячется в укромных местах… Хуже всего, что если пищи вдосталь, то сфигга размножается: откладывает три‑четыре яйца… Так что, если сфигга попала в населённое место, надо её истребить как можно скорее, а то место это быстро перестанет быть населённым».
Такие отрывки работают безупречно. Они не перегружены, но создают абсолютно ясное и жуткое представление об угрозе. И охота на сфиггу в городе — один из лучших эпизодов повести, напряжённый, логичный в своих действиях героев, без дешёвых трюков.
К сожалению, этого нельзя сказать о некоторых боевых сценах в дальнейшем. Столкновения на дороге, особенно повторные, иногда скатываются в череду похожих действий: «выстрелил», «отбил», «рубанул». Первая такая сцена была выверена и жёстка, вторая — уже чуть менее, к третьей глаз начинает замечать некоторую схематичность. Герои, включая самого Стрелка, демонстрируют удивительную живучесть, что слегка снижает градус реальной опасности, так хорошо созданный вначале.
Герои, включая самого Стрелка, демонстрируют удивительную живучесть, что слегка снижает градус реальной опасности, так хорошо созданный вначале. Это становится особенно заметно, когда речь заходит о ранениях и возможностях Миры. С одной стороны, её дар целительства — важнейший сюжетный элемент, объясняющий интерес к ней и создающий моральную дилемму: можно ли доверять тому, кто спасает жизни? С другой — её дар становится своего рода «магической аптечкой» для группы, и после определённого момента читатель начинает подсознательно понимать, что пока целительница жива и в сознании, гибель персонажей маловероятна. Это, конечно, снижает напряжение и чувство реальной опасности.
Но здесь нужно отдать должное автору: он пытается этот дар уравновесить. Мира не всемогуща. Она тратит силы, слабеет, и в ключевые моменты её возможности оказываются ограничены. Это важная и правильная деталь, которая не позволяет магии стать дешёвым способом решения всех проблем. Однако логика «сила есть — силы нет» порой применяется чуть более ситуативно, чем хотелось бы, подчиняясь нуждам сюжета.
Теперь о языке. С одной стороны, он цельный, выдержанный в грубоватой, но образной манере, идеально подходящей для рассказчика‑солдата. Есть по‑настоящему сильные, выписанные моменты, но хватает и минусов. Например, читаем у автора: «телега, прогремыхав окованными железом колёсами…». Надо — «прогромыхав». Подобные орфографические и грамматические ляпы проскакивают регулярно. Казалось бы, мелочь, но эта мелочь, как назойливый комар, может испортить сон — так она всю книгу.
Стоит ли её читать? Если вы цените в фэнтези не скоростной экшен, а именно погружение, «грязь и кровь» постапокалиптического средневековья, усталых героев и политику, пахнущую не розами, а дымом и железом — эта повесть для вас. Вы получите плотный, насыщенный мир, охоту на нечисть и главного героя, чья внутренняя борьба между долгом, выживанием и внезапно нахлынувшими человеческими чувствами вызывает искреннее сочувствие.
Но будьте готовы к тому, что повесть потребует от вас некоторого терпения. Мой кофе уже остыл, угли в камине догорают, а впечатление от повести осталось неоднозначное.
До новых встреч, друзья.