Рецензия на роман «Проект "Прометей"»

Рецензию мы писали вдвоем с соавтором Корой Клеменс.

Как говорится, извините, если что.

Кора Клеменс: Начнем с хорошего: сюжет, пусть и довольно банальный и прозрачный, в романе есть, и даже вполне способен увлечь читателя. Все необходимое – антиутопия, коррумпированное правительство, срастающееся с контролирующей все и вся корпорацией, любые преступления ради денег – словом, все в наличии.

Персонажи живые и объемные… местами. Некоторые из них крайне неприятные личности, но личности. И вот тут начинается плохое. Теми самыми местами персонажи вдруг начинают вести себя как картонные куколки, вырезанные тупыми ножницами в стиле неопримитивизма.

Макаренков: Если честно, то еще до того, как начались картонные куколки, началось кондовое изложение и знакомство с героями с помощью приёмов, достойных школьного сочинения уровня класса, так, седьмого. Героиню нам не показывают. Уже во втором абзаце нам о ней рассказывают. Причем, языком милицейского протокола. Нет, автор старался, чтобы это не выглядело именно так.

Не получилось. 

Кора Клеменс: Глава корпорации и девочка-вчерашняя-школьница вдруг обе начинают вести себя как гоповатые малолетки с подростковыми подколками, сопровождая это «ледяными взглядами» с одной стороны и запоздалым подростковым бунтом с заламыванием рук и надрывом с другой.

Макаренков: Понимаете ли, в чем еще дело – автор постоянно рассказывает о своих героях, а не показывает их через поступки и окружающий мир. Он выдает читателям обоснование происходящего порцию за порцией с помощью лобовых приемов, вроде фраз «все присутствующие вдруг поняли»… С чего они поняли? Зачем это знать читателю? Такие приемы и обороты отдаляют читателей от персонажей, снижают эмоциональную вовлеченность. И, конечно, язык… «Укорительное выражение больших черных глаз», это, конечно, мощная характеристика. 

Кора Клеменс: Почтенные коррумпированные правители строят интриги уровня опереточных злодеев, сопровождая их злодейскими речами, и для полного ощущения неестественности происходящего не хватает только демонического хохота.

Макаренков: Я совершенно не имею ничего против опереточных злодейств, если они хорошо и умело выписаны. Увы, мы имеем очень кондовый и, повторюсь, лобовой пересказ действий героев второсортного американского сериала. Но, понимаете ли, там, где работает яркая картинка, отвлекающая зрителя от идиотии, происходящей на экране, текст не работает. Наоборот, он лишь усугубляет неестественность и дурость. 

Кора Клеменс: Сюжет, который сам по себе, повторюсь, вполне логичен, двигается вперед методами, не выдерживающими даже простенькой проверки на логику, не то что на реалистичность. Тут и глава супер-пупер-корпорации с золотым пистолетиком, гуляющая в потемках без охраны по злачным местам и снимающая там проституток, и члены правительства, строящие какие-то неловкие, детские интриги и обсуждающие их такими же неловкими фразами, подписывающие договора о совершении злодейств, и, наконец, лично, собственными ручками участвующие в воплощении злодейских планов. 

Мелочи уже добивают образы: главы правительства хлещут элитное вино залпом (во всяком случае, на приемах), а бизнес-леди устраняют лично неугодных.

Макаренков: Это добило и меня. С самого начала меня не отпускало ощущение  - мне зачем-то рассказывают очень примитивный американский сериал, снятый в двух ангарах и трех автомобилях. При этом, роман многие хвалят и, если честно, от этого несколько не по себе – товарищи, вы, правда, не читали хороших шпионских романов? Ну, хотя бы, Уильяма Гибсона? Дэна Симмонса? Там же есть блестящие интриги, которые не грех и стырить для собственного текста.

Кора Клеменс: А уж когда начинаются рассуждения от лица персонажей – мотивации их вообще разваливаются, как карточный домик.

Но самое плохое в тексте не это. Самое плохое в этом тексте – язык. Он чудовищен и наивен. Он перескакивает с настоящего времени на прошедшее. Начало текста написано рублеными короткими фразами, об которые разбежавшийся читатель тормозит мозгами с визгом виртуальных шин и искрами из глаз. Дальше язык немного усложняется, но остается таким же скудным и нелепым. Например, в описании внешности героев почти непременно упоминается подбородок – острый треугольный, округлый и гладко выбритый, выдвинутый вперед, он существует словно сам по себе, в отрыве от остальных черт лица, главенствует и занимает лидирующие позиции. Это, конечно, свежо по сравнению с постоянными описаниями глаз, но оставляет странное впечатление.

Макаренков: И, скулы… скулы… 

Кора Клеменс: Бесконечные «Он посмотрел на нее», «был», «были», «была», «было», повторы и стилистические ошибки можно уже и в расчет не брать.

Этот язык более всего напоминает сочинения школьников, и все бы ничего, но автор довольно хорошо представляет себе картинку созданного мироздания, включая все его техногенные навороты, и этим вот языком пытается ее описать. Получается не очень.

Макаренков: Буду честен – очень плохо получается. Это тем более обидно, что автор, судя по всему, мир, действительно, продумывал и совершенно искренне старался. Но тут сработала старая добрая ловушка – не то самоуверенности, не то поспешности. Автор решил, что читатель настолько увлечется сюжетом, что все остальное неважно. Нет. Важно. 

Кора Клеменс: Если вдумчивый рецензент решит поиграть в алкогольное бинго и начнет принимать стопарик каждый раз, как в тексте появляется устройство «странного вида» - к концу книги он уберется в дрова.

Все это щедро сдобрено физиологией и грубостями не по делу: если принимать только при слове «шлюха», то в дрова будешь с тем же успехом, хотя и попозже. И дело не в самом слове, а в том, что оно употребляется не к месту и не ко времени, торчит из текста, как вилы из стога сена.

Макаренков: Вилы то в стогу сена уместны. Тут вилы из сумочки Луи Вуттон торчат. 

Кора Клеменс: Этим же языком описаны и постельные сцены. Помимо того, что они вообще слабо работают на раскрытие сюжета, они уснащены неожиданными метафорами. Не всегда уместными. Ну, это мягко говоря. Называть «лебединой песней» эротические стоны, было крайне неудачным решением. Не говоря уж о сомнительности пихания в текст физиологии, никак не двигающей сюжет и не служащей раскрытию образа.

Макаренков: И касается это не только постельных сцен, девять десятых которых не нужны совершенно. От слова «совсем». Огромная часть диалогов и описаний тоже абсолютно не работают на раскрытие сюжета. Они попросту не нужны. 

Кора Клеменс: В целом книга вызывает сначала любопытство, потом раздражение, затем смех, а следом – жалость. 

И на этом фоне уже неважно, грамотно и достоверно ли фантастическое допущение, донес ли автор мысль, идею и мораль. Все убивается языком и дурацким поведением героев и антигероев.

А жаль.  Задумка-то была неплоха…