На снимке было двое. Она и он. Оба в гимнастерках, пилотках, в саже и грязи. Позади них горел танк. С нацистским крестом на боку. Смотря на фотографию, она не хотела вспоминать. Как они прощались в холодное промозглое утро. Она уже тогда знала, что они никогда больше не встретятся.
Однажды она получила письмо. Последнее письмо от него. "Моя дорогая, Марго, прости, что ты читаешь это письмо. По-другому я не мог. Ты не отпустила бы меня. Остановила..."
У нее были тонкие, почти точеные черты лица и роскошные, длинные с золотым отливом волосы. Но не это отличало ее от других девушек, а руки. Худые, с длинными пальцами, они то замирали над черно-белыми клавишами фортепьяно, то начинали порхать над ними, превращаясь в трепещущие крылья. И при каждом взмахе рук-крыльев возникала мелодия. Словно и звучала здесь, в этой комнате, всегда.