продолжение

В очередной вторник староста заявил во всеуслышание: "С сегодняшнего дня ничего не едим. Готовим желудок к пятнице!" Я, конечно, не въехал, а Шурка объяснил,  что в пятницу будет свадьба, и мы на ней играем. Где свадьба, чья свадьба, во что мы играем, Шурка объяснять не стал, а я всё равно не въехал. И на всякий случай всё-таки ел потихонечку.

Оказалось, что мы играем в лабухов. Часов в пять нам прямо ко входу подали автобус ПАЗик раздолбанный, а на вахте оказалась нужная бумажка "на вынос материальных ценностей". Мы, сразу после последней пары, нашим маленьким, но дружным коллективом с четвёртого этажа и через вестибюль таскали и таскали, таскали и таскали, таскали и таскали...

Поехали. Приехали куда-то на "рабочую окраину", Свердловск я тогда ещё знал плохо, подрулили к кафе с каким-то цветочным названием, не то "Фиалка", не то "Резеда" какая-нибудь, нас встретила группа разряженных мужчин, в пиджаках и при галстуках, быстро-быстро разгрузила тяжело гружёный транспорт. Больше всего я, конечно, беспокоился за свою бесценную сумку, я перед этим всё подготовил, перепроверил, даже и несколько лишних проводков заготовил и положил, как показалось потом, они вовсе и не лишние.

Столы, составленные большой буквой П, небольшой такой помостик слева у входа, куда и сгрузили всю нашу халабуду, неподалеку, за колонной отдельный сервированный столик. Официанты разносят блюда и посуду, тётеньки в лёгоньких разноцветных платьицах развешивают по стенам шарики и какие-то бумажки. Мы быстренько все своё расставили, скрутили, свинтили, повтыкали, повключали, даже "раз-раз-раз-раз" в микрофон я сказал несколько раз, ну положено так, "раз-раз-раз-раз" в микрофон сказать, все же так говорят, ну и я тоже. А вот щёлкать по микрофону не надо, он от этого портится.

Я до этого никогда не был на свадьбах, как-то так сложилось, поэтому всё было таак интересно, а наши так вполне себе уверенно расположились на эстраде, и точно знали, что когда и как надо. Гости стали проходить и рассредотачиваться, распорядитель или тамада всем кто не понял что-то, указывал, несколько раз он подбегал к нам, брал микрофон и что-то громко объявлял. Когда он, объявляя, вставал не очень удачно, колонки начинали взвывать нечеловеческим голосом, я было кинулся покрутить-подкрутить, но ребята дяденьку поставили правильно и построили и сказали: "стой тут, говори сюда, а тут стоять не надо" и он понял. Все туда-сюда вокруг и около ходили, ребята что-то негромко играли, а я ходил и отпугивал слишком любопытных гостей, в смысле не пускал и оттеснял

Потом тамада или распорядитель  взмахнул рукой,  ребята заиграли Мендельсона, и в двери вошли двое нарядных и двое с лентами через плечо. Не так, чтобы уж совсем молодые, но красивые такие, да. Все там что-то закричали, забегали, кто-то кому-то что-то стал давать-передавать, наконец все расселись и угомонились. И тогда мы пошли за столик, за колонной. Что там происходит за колонной нам было не очень хорошо видно и слышно, народу там было человек семьдесят - сто, я как-то не сосчитал сразу, а потом уже и не сосчитать стало, они потому что потом стали все куда-то перемещаться всё время и организовывать Броуновское движение, но это уже потом, а пока мы наполнили посуду и налегли на разносолы. Ребята по рюмочке хряпнули, а после ни-ни, "нам играть"  а мне не играть и они как давай мне подливать и типа провоцировать. И да, я тут-то и понял, зачем староста не есть говорил, всяких салатов и закусок и деликатесов нам наставили мама не горюй, и бутылок разных тоже. Там, за колонной, чего-то кричали, ну там за маму, за папу, говорили что-то смешное, и мне ребята подливали, и давай, мол, за маму, за папу... а когда там закричали "горько!" в первый раз, ребята встали и пошли, и стали играть что-то негромко и красиво, а я остался и уже сам себе и не подливал... ну почти, не на каждое "горько".

Зал был совсем не маленький, перед эстрадой было такое свободное пространство, ну типа танцпол, ну чтобы танцевать, и  туда скоро  вывели жениха и невесту, ребята заиграли им вальс, потом танго, тут все повскакивали с мест и началось Броуновское движение.  И песни советских композиторов, и композитора Дербенёва, и композитора Пахмутовой, и других тоже, а потом уже пошли и песни несоветских композиторов, Джона и Пола, Джорджа и Ринго и других тоже разных роллингов и цеппелинов и даже русскую народную шизгару по просьбе трудящихся забацали. В микрофон никто не пел, народ был как бы на самообслуживании, услышав знакомую мелодию кто-нибудь затягивал какую-нибудь "про нежность" и остальные тоже сами пели, сами танцевали...

продолжение будет