О чем поёт с орхестры Ноэдес Бэл. Иштар. Калейдоскоп вселенных (18+++, pride month на АТ!)

Ну вот мы и добрались до самого интересного. О чем еще поёт с орхестры современный галло-римский скальд Ноэдес Бэл из одной альтернативной вселенной? — О лоне Иштар. Ну а, собственно, почему бы не петь: ханжеская нравственность, подаренная нашему с вами обществу двумя тысячелетиями христианского унижения и доминирования, в мире Ноэдеса, надо полагать, так и сформировалась. Или умерла в зачатке. У мировой культуры случился выкидыш. И петь стало дозволительно о чем угодно: хоть о сосцах Ану, хоть о лоне Иштар, хоть вообще о яйцах Сета и... хм-м... ягодицах Гора. Не знаю, поет ли о них Ноэдес, но с него станется.

И тем не менее Иштар. Имя Иштар, наверное, хоть раз в жизни слышал всякий, кто не глух, и читал буквами каждый, кто не слеп. В ассиро-вавилонской мифологии Иштар всецело отождествлялась с шумерской Царицей Небесной Инанной, и была прежде всего богиней любви. Попрошу заметить: не богиней брака или деторождения, не хранительницей семейных уз, а именно богиней чувственности, любовного пыла. Богиней секса. А еще, как это часто случалось и после нее, божеством войн и завоеваний. Потому как, знаете ли, в те славные денечки у истоков цивилизации считалось, что военные победы и успехи на любовном поприще, скажем прямо, успехи в постели — суть одно, и исходят они соответственно из одного лона — лона Иштар.

Существуют также гипотезы, объясняющие противоречивую природу деятельности Иштар несколько иным образом, а именно — ее изначальной двойственностью. Вернее, не столько ее самой, сколько ее предшественницы Инанны: вероятно, культ шумерской Инанны объединил в себе поклонение мужскому божеству искусства войны, которое было персонификацией утренней звезды Венеры, и женскому божеству вечерней звезды, искусному в любовных утехах. Причем утверждают, что после слияния двух независимых богов в одну, вероятно, отчасти трансгендерную Инанну, имя у нее осталось мужским, а облик — женским.

Ну и была наша прекрасная Инанна-Иштар, образ которой, к слову, после отпечатался в античной Афродите, ее римской копии Венере, финикийской Астарте (которую также — и не самым лестным образом— поминает скальд Ноэдес Бэл в рассказе «Кровавые крылья»), карфагенской Танит и почти наверняка скандинавской Фрейе, в общем, была она, разумеется, особой ветреной и своевольной, а также исключительно тщеславной и властолюбивой. Например, известно, что Инанна выкрала сущности-силы («мэ») у бога мудрости Энки и отняла храм у бога неба Ану — между прочим, своего же отца. С мужчинами у нее все складывалось соответственно: она изменяла им, они — ей. Например, когда к еще юной и незамужней Инанне-Иштар посватались двое — бог пастухов Думузи (или, в аккадской версии имени, Таммуз) и бог земледелия Энкимду, поначалу Инанна предпочла земледельца. Но Думузи, вероятно, зная слабое место корыстолюбивой красотки, быстро убедил свою избранницу, что на каждый дар, который может предложить ей какой-то там грязный пахарь, у него найдется равноценный, или даже получше. Здраво поразмыслив, богиня изменила свое решение и продалась отдала свое сердце пастуху.

Страстные ночи любви Инанны-Иштар и Думузи-Таммуза служили источником вдохновения для древних поэтов, порождая бесчисленные эротические гимны (нечто похожее на которые, наверное, вполне мог бы петь Ноэдес Бел). Один из них, переведенный мной (правда, с английского, а не шумерского или аккадского языка) я уже когда-то цитировала. Вот он.

Моя вульва, горн,
Ладья Небес,
Полна вожделением, как юный месяц.
Моя пашня лежит под паром.
Для меня, Инанны,
Кто распашет вульву?
Кто вспашет мое высокое поле?
Кто станет пахать мою влажную землю?
Для меня, младой жены,
Кто распашет вульву?
Кто вола своего там поставит?
Кто мою вульву распашет?

И еще одна, менее прямолинейная и откровенная, но восхитительно двусмысленная.

Сделай, жених мой, молоко свое густым и сладким.

Мой пастух, я испью молока твоего свежего.

Дикий бык мой, Думузи, сделай густым молоко и сладким.

Я испью молока твоего свежего.

Пусть течет молоко твое козье в моих загонах.

Наполнь мою маслобойку святую ты сыром медовым.

Господин мой Думузи, я испью молока твоего свежего.

Однако столь сладостная любовь не могла не закончиться весьма печально. Случилось так, что неугомонная Инанна-Иштар вздумала навестить свою сестрицу, подземную царицу мира мертвых Эрешкигаль. За какой надобностью — сложно сказать, но, зная нрав Инанны, владычица Земли Без Возврата сделала так, чтобы и младшая сестренка из ее удела не вернулась: Инанну раздели, лишили всех атрибутов власти, убили и повесили тело на крюк. Узнав об этом ее преданная служанка и наперсница Ниншубур пошла слезно просить других богов вернуть жизнь своей госпоже. «Ох, так ей и надо!» — сказали все боги. И только один — тот самый обокраденный Инанной Энки — сжалился и вызволил божественную вертихвостку из мира смерти. Но Эрешкигаль так просто не уступила: пусть гордячка Инанна тогда даст за себя выкуп, другого живого себе, мол, на замену! Кого избрала Инанна? — Да наскучившего муженька! Пусть катится в ад! Хотя, поговаривают, у нее были на то причины: вернувшись, богиня обнаружила, что супруг отнюдь не оплакивал ее, а вкушал наслаждения жизни в постели с рабыней. Ну и какое женское сердце тут выдержит!

Ну и, знаете ли, была у культа Иштар еще одна любопытная особенность: ее жрицами... жрецами... или все-таки жрицами? нередко становились, хм-м, мужчины с нестандартной... ну, не обязательно половой ориентацией, хотя пишут, что и это частенько тоже, но, как минимум, гендерной самоидентификацией. Звались они гала, и занимались в основном тем, что, нарядившись в женские одежды, пели гимны своей госпоже, называя себя самих женскими именами и обращаясь к ней так, как то делали женщины. Древние тексты гласят, что гала сотворил все тот же бог Энки, дабы они услаждали слух богини Иштар душещипательными песнями-элегиями. А еще говорили, что Иштар способна и впрямь превратить мужчину в женщину.

Ну и контрольный в голову (или еще во что-то), дабы заодно уж точно поддержать флешмоб Эрика. Шумерская присказка гласит: «Подтирая задницу, гала сказал: не след мне будоражить то, что принадлежит госпоже моей Инанне».