«Поцелуй эринии». Препубликация пролога

Цикл «Соломенная Звезда».

Несмотря на новогоднее убранство, квартира выглядела безрадостно и осиротело. Изредка навещая дядюшку, Катя не переставала удивляться, как сильно здесь всё переменилось.
В детстве Катя любила гостить у бабушки – слушать её рассказы про войну, пить чай с малиной за огромным дубовым столом, и долгими зимними вечерами обшаривать нескончаемые пыльные шкафы в поисках сказочных сокровищ, или хотя бы какой-нибудь интересной книжки.
Однако с тех пор, как бабушка умерла, а дядю Гришу списали на берег, куда-то выветрился прежний уют. Ему на смену пришла суровая казарменная стерильность с накрахмаленными скатертями, кульком торчащими подушками и до блеска отполированной мебелью, – следить за порядком бывший старпом умудрялся даже в самом лютом запое.
Своего бестолкового дядюшку Катя любила, но иногда казалось, что вместе с ним в доме обосновался кто-то ещё – кто-то очень неприятный, даже мерзкий.
А может быть, наоборот: раньше здесь жил добрый домовичок, а потом он сбежал – не то от дядиных солдафонских замашек, не то тоски по бабушке.
Катя безумно тосковала. Даже хорошо, что дядя выбросил колченогий дубовый стол и рассохшиеся шкафы заменил чехословацкой стенкой, иначе было бы совсем невмоготу.
А ведь столько лет прошло… Детство закончилось, и Катя стала реже приезжать сюда.
Хотя с дядей ей было интересно – он исколесил весь мир, многое повидал, многое мог рассказать. Да и чего греха таить, в племяннице своей он души не чаял, регулярно заваливая её всевозможными подарками: японский видак, французская косметика, шмотки и деликатесы, – обычной советской девушке подобное даже не снилось.
Раньше-то, когда дядя сам ходил в загранки, Катя вовсе жила, как у Христа за пазухой, но и оказавшись на берегу, старых связей дядя не растерял.
Вот и сейчас Катя вертелась у зеркала в очередной обновке, с грустью осознавая, что джинсы ей не подходят. Вроде бы, и размер, какой надо, а влезла в них Катя с трудом.
«Неужели же я потолстела?! –  неприятное открытие, – Кошмар! Зато будет что Сашке подарить!»
Саша Перепёлкин – это Катин одногруппник. Они целый год проучились вместе, не замечая друг друга, а подружились только осенью – на факультативе по греческой мифологии. Очень скоро, впрочем, их отношения стали гораздо ближе. Поэтому-то Кате хотелось подарить ему на Новый Год что-нибудь особенное, по-настоящему ценное.
Однако время шло, а идеи в голову не являлись. Катя, как будто знала, что всё само собой устроится. Теперь-то и придумывать ничего не надо – что может быть круче фирменных джинсов?!
- Дядя Гриша, а они точно женские? – Катя скептически осматривала своё отражение, – Или мужские?
- Лишь бы с жопой поладили, – дядя изобразил руками подобие огромной тыквы, – А женские они, или мужские… Это, Катюха, пускай в комитете комсомола разбираются, когда тебя из института выпирать будут.
Его сальные шуточки иногда переходили все мыслимые границы, но перевоспитывать дядю было уже поздно, да и не шибко-то хотелось. Горбатого могила исправит.
- Не из института, а из университета, – скривившись поправила Катя, – А за джинсы сейчас уже никого не выгоняют. Мы ж не при Сталине живём.
- При Сталине, племяш, тоже никого из институтов не выгоняли. При Сталине расстреливали. Дед твой продал на сухаревском рынке кусок мыла, и загремел под семь восьмых. И не посмотрели, что фронтовик-орденоносец!
- Семь восьмых?
- Указ о трёх колосках, темень! Слыхала?! И чему вас только в ваших университетах учат!
Побрюзжать дядя тоже любил, но скорее, для порядка, – надолго его не хватало. Посмотрит искоса, неодобрительно хмыкнет, и вновь обернётся добродушным косматым лешим в застиранной тельняшке и дырявых носках.
Очень быстро воспитательный запал иссяк, и дядя вернулся к своим делам. Сидя в кресле у включённого телевизора и бесшумно шевеля губами, он читал какую-то ветхую пожелтевшую брошюру. Рядышком, на журнальном столике, стояла трёхлитровая банка солёных огурцов, наполовину уже опустошённая. Время от времени дядя прикладывался к ней и жадно лакал рассол.
«Здорово придумано, – думала Катя с улыбкой, – вечером закусил, утром подлечился!»
И так заразительно у него это получалось, так аппетитно выглядело, что Кате самой захотелось отведать огурчика.
- Дядь, где у тебя чистые вилки?
- В шкафу возьми, – он кивнул в сторону кухни, – Что, мать, на солёненькое потянуло?
- Да ну тебя в баню! – Хмыкнув, Катя изобразила обиду, – Ешь сам свои огурцы!
- И не сметь дуться! – дядя назидательно воздел палец к потолку, – Послушай лучше, что умные люди пушут…