КАМЕННАЯ ВОДА. Скидка

Вот уж что я делаю редко, так это - скидки ))) 

Но сегодня прямо-таки компенсация ) 

"КАМЕННАЯ ВОДА-1" три дня по 50. 

Почему? Потому что у нас Неделя Учителей!!! )))  И потому что в КВ самый крутой учитель из всех, кого я когда-либо написала ) Кашифур Акыл )  Вот для него и скидки ) 

А вот так мы впервые его видим: 

На внутреннем дворике своего родового Дома вилин Ярий-Тал проходил урок Воинского Достоинства. И строгий наставник – старый воин, пленный меккерянин – Кашифур не давал пощады, гоняя от стены к стене. Тяжёлый учебный меч-трещётка вскидывался к небу и с силой опускался на голое тело. То колет, то рубит, то режет. Ярий метался, норовя уйти от жёстких столкновений, но удавалось это редко. Ветеран его уловок не упускал. И пусть через раз, но наказывал за неповоротливость жёстким ударом.

- Боль – лучший учитель достоинства! – с едва заметным акцентом шипел он из-под куфии, закрывающей лицо. – Чуй её! Слышь её! Фоэма? Её голос человек слышит лучше, чем голоса всех богов! Потому что боль – это речь самой смерти! Сумей распознать – что она говорит тебе! Слушай, как она говорит языком твоей воды. Она говорит языком твоей крови. Она говорит языком твоих жил. И твоих костей. Говори с ней! Говори с ней на её языке! Не распуская свой! В этом достоинство наследного воина! Фоэма? И неважно – самрит он или меккерянен, кунгурец или уртянин, арзанец или бранин! Его достоинство – говорить со Смертью на её языке!

Трещётка – учебный меч, собранный из стеблей речного дерева и затянутый кольцами змеиной кожи – свистел и шумел при каждом взмахе. Он опускался на тело с таким оглушительным треском, словно ломался в руках наставника. Но Ярий давно знал, что это не так, и прочности учебного оружия можно было позавидовать, ведь живое тело оказывалось слабее. И снова приходилось нырять, отпрыгивать, подскакивать и приседать, уворачиваясь от ударов. Кашифур лишь изредка останавливался, но не ради юного вила или отдыха рукам, а для того, чтобы поправить тяжёлую куфию, сверху затянутую традиционной чалмой-саваном. Он вышел на урок, привычно облачённый по традиции предков в многослойные долгополые одеяния – синие, в знак того, что земли его родины помнят ещё цвет большой воды. И Ярий видел, хоть прошло уже немало времени, но старого наставника не сломить высоко поднявшимся солнцем и ратным трудом - и то, и другое давно стало ему родным, близким. Это к нему, молодому, уже постучалась в грудь усталость, сводя рёбра в желании вдоха и заставляя кожу пропитываться дорогой влагой и кровью из взбитых трещёткой мелких сосудов. И в краткие мгновения, когда можно было глотнуть воздуха во всю мощь, он не стеснял себя. Хотя и натыкался на неодобрительный взгляд наставника. Но вдыхал, срывая ритм, и снова бросался из стороны в сторону, норовя не просто уйти из-под обжигающих ударов трещёткой, но и подступить ближе к наставнику. Пусть не остановить его – это было бы бессмысленным исходом урока, - но показать, что в состоянии это сделать. Увы, Кашифур, словно подслушивал его мысли и не позволял сократить дистанцию. В оружном бою старый ветеран был безмерно хорош. Не зря всю свою жизнь до плена пил воду во дворце меккерянской правительницы, охраняя её сон!

Когда на балконе дома появился отец, Вил-И-Он Тон-Тал, Ярий в который раз оказался под ударом и успел лишь прикрыть голову. Трещётка с маху опустилась на плечо, с громким треском прогибаясь, словно обнимая ключицу, и обжигая новым следом спину. Ярий прогнулся от боли, упал на истоптанную в пыль землю дворика и перекатился подальше от наставника. Встал на одно колено и замер, исподлобья смотря на учителя. Кашифур быстро и красиво перехватил трещётку, словно настоящую боевую саблю, и, держась за лезвие и протягивая к балкону рукоять, склонился:

- Мой хайд!

Лишь тогда Ярий перевёл взгляд на отца. Вил-И-Он смотрел на него внимательно. Нет, не в глаза – пустые и равнодушные, как у него самого - а на окровавленные руки и торс, присыпанные пылью, только что налипшей от земли. Закончив осмотр и ничем не выдав ни удовлетворения, ни досады, Вил-И-Он коротко кивнул наставнику и приказал:

- Закончите быстрее и отправь его ко мне.

- Да, мой хайд! – склонился Кашифур, почтительно прикасаясь ладонью к груди.

И, не дожидаясь пока Вил-И-Он уйдёт, стремительно рванул к ученику и, оставив трещётку в положении приветствия, ударил наотмашь, целя в шею. Но Ярия там уже не было. Малая передышка придала сил, и он обошёл удар ветерана. Кашифур, не останавливая движения трещётки, перекинул её в другую руку, меняя положение клинка на правильное, и ринулся в новую атаку. И через несколько пустых выпадов снова достал ученика. Ярий согнулся пополам от обжигающей боли и попытался набрать дистанцию, но тут же получил второй удар. Подсечённые ноги сорвало с места, и он свалился. От удара оземь спасся, подставив предплечья. Рванулся в сторону – и снова напоролся на удар учебным мечом. И ещё раз! Трещётка свистела и выла, поднимаясь и опускаясь, и, казалось, что с него живьём снимают кожу или поливают кипячёным маслом, наказывая, как пойманного вора.

- Терпи! – рыкнул Кашифур, не останавливаясь. – Тебя ждёт отец! Слушай Тояктонея и терпи! Фоэма?

Ярий сжался, закрывая голову и шею руками, и втиснулся в землю, из-под локтей и мокрых вихров смотря за ногами наставника. Мягкие сапоги враней кожи запылились так, что только кисточки на голенищах сохранили остатки цвета в сплошном сером. Ярий смотрел на эти кисточки, обветшалые от времени, облезлые и вылинявшие с глубокой сини до лазоревого, и сдерживал бухающее в груди сердце. Чтобы молчать, а не шипеть от боли, пришлось стиснуть зубы и дышать, дышать, дышать... И думать о том, что сейчас это закончиться. Как заканчивается в этой жизни всё – и плохое, и хорошее. 

Кашифур в последний раз опустил трещётку на голые плечи ученика и остановился.

- Посмотри на меня, о, благороднейший вилин! – приказал он, устало выдыхая.

Ярий, глотнув воздуха пополам с пылью, заставил себя выпрямиться и повернуться к наставнику. Кашифур вперил в него внимательный взгляд, ощупывающий каждую мышцу, каждую морщинку на лице ученика. Но Ярий не волновался. Что-что, а самое главное в схватке он уже давно выучил, и теперь его лицо не выражало ничего. В поту, крови и пыли, но оно оставалось сосредоточенно-равнодушным, будто происходящее касалось не его. Ярий знал, что наставник прекрасно понимает, чего ему это стоит. И знал, что он должен увидеть. Изменившиеся зрачки и ставшая синим от ярости радужка – вот единственное, что может у истинного вила выдать испытываемую боль. И хотя глаза воинов благих родов, обычно серые, выражая настроение и чувства, меняли цвет от синего к зелёному, но переживания вилы учились скрывать с детства. Боль, страх, ненависть, ярость – всё это нужно было изгнать из глаз, а лучше и из сердца! Потому вилину вменялось ежедневная тренировка достоинства. Для привыкания к терпению и умению скрывать свои чувства в «шуге» – спокойном, выученном светло-сером тоне зрачков. Ярий давно уже легко погружал глаза в светло-снежный тон при телесной боли, да только с душевной ещё плохо справлялся… 

Кашифур медленно кивнул, удовлетворяясь осмотром, и холодно напомнил:

- Твой отец – мой хайд - ждёт тебя.

Ярий поднялся, склонился в лёгком поклоне благодарности учителю, и пошёл к дому, стремясь не показать, насколько вымотан. Знал, что учитель продолжает искоса наблюдать – всё также внимательно и сдержанно, ожидая малейшего намёка на слабость. Ярий на ходу подхватил оставленную до урока на земле рубаху и набросил плащом на иссечённую спину. И уже шагнув в дом, выдохнул – только теперь урок был закончен. Привалившись к стене, прижался затылком. В здании было прохладно и пусто. Тишина, покой и нежность холодка обнимали, даря искреннее блаженство после насыщенного послушаниями и уроками дня...