Ожидание

Кажется, что нет на свете чувства более высокого, более страстного, более светлого, чем любовь. Мой любезный читатель, который познал на себе этот дар шаловливого Эрота, вероятно, согласится со мной — конечно, в том случае, если он сам любим. Однако другие могут воспринять мои мысли в штыки — я знаю подобных людей, отдавших всю свою жизнь в жертву любви и, не обретя ее в ответ, глубоко разочаровавшихся и превратившихся в циников. Но не об этом я поведаю сейчас.

Речь пойдет о состоянии, в котором вы томитесь, снедаемые противоречивыми чувствами, бросаясь из разочарования в радостное предвкушение долгожданной встречи и наоборот. Думаю, мой любезный читатель уже понял, что я имею в виду ожидание.

Но хватит длинных предисловий, вступлений и ораторских речей! Позвольте пригласить вас в маленький уездный городок N середины XIX века, где живет столь любезная моему сердцу героиня этого рассказа. Мой дорогой читатель, не задерживайтесь в сенях, гостиной и уж тем более на кухне, давайте сразу пройдем в маленькую светелку, где мы и найдем мою любимицу.

Вот она, столь любезная моему сердцу и взору Анюта. Милый читатель, вообразите себе хрупкую точеную фигурку, гордую осанку, мраморную шейку и грудь, стыдливо скрывающуюся в неглубоком вырезе кружевного декольте. Длинные белокурые волосы собраны в небрежный пучок, но оттого придают еще больше миловидности этой нежной барышне с робким румянцем и ямочками на пухлых щечках, ярко-синими глазами, опушенными густыми ресницами, и ротиком — маленьким прелестным ротиком с капризно надутыми губками.

Итак, это моя Анюта. Но что это? Она взволнована: маленькие хрупкие пальчики нервно комкают белоснежный платочек, глаза лихорадочно блестят — она приникла лбом к оконному стеклу, запотевшему, с мутными разводами...

Бог мой, она больна! У нее жар — немудрено, ведь в горнице слишком натоплено!

Или нет... Кажется, она что-то говорит...

Любезный читатель, давайте постоим тихонько в этом темном углу, неосвещаемом тусклым светом наполовину сгоревшей свечи. Да, давайте постоим и немного послушаем...

— Его нет. Но боже мой, что могло случиться? — Анюта металась по комнате, садилась в кресло и опять вскакивала, хватала вышивание, но в итоге уколола палец и засунула его в рот, чтобы унять боль, бросалась к окну, силясь разглядеть что-то или кого-то в наступающей вечерней темноте.

— Боже мой, уже пора ужинать, матушка несколько раз звали к столу, а его до сих пор нет! А вдруг с ним что-то случилось? А что, если он на дуэли? Ах, эти господа офицеры такие пылкие, того и гляди застрелят друг друга! Ах, а что, если причина всех его несчастий — я?!

На мгновение она задумалась, глядя на дрожащее пламя полусгоревшей свечи, затем пожала плечами и вновь заходила из угла в угол.

— Но как это приятно однако, когда из-за тебя стреляются молодые, полные жизни офицеры, готовые потерять эту самую жизнь за честь любимой дамы. Боже мой, как это романтично!

Анюта засмеялась и закружила по комнате, напевая мелодию популярного нынче вальса, — она словно вновь очутилась на балу, где судьба свела ее с красавцем офицером, в мгновение ока ставшим причиной тайных воздыханий.

— Ах, а если его убьют? — пронзенная нежданной мыслью, она замерла, затем вновь кинулась к окну, где сгущались сумерки. — Сердце мое не перенесет этой потери! Терзаясь в муках отчаяния и боли, оно разорвется на тысячи маленьких кусочков, каждый из которых будет биться в сумасшедшем вихре безнадежности и рыдать кровавыми слезами! Ах, мой милый Владимир, на какую судьбу ты меня обрекаешь? Быть может, ты уже лежишь убитый — такой спокойный, ничего не ждущий и ни о чем не мечтающий, а я... Боже мой, я здесь изнемогаю от отчаяния и боли, я... Ах, да что это я? Я, наверное, больна — как я могу думать о таком?! Он жив, ну конечно, он жив! Значит, скоро он придет!

В изнеможении Анюта опустилась в кресло, положив левую руку на свой прекрасный изящный лоб, а правую прижав к сердцу. Тишину комнаты нарушало лишь потрескивание свечи да тяжелое дыхание барышни, еще минуту назад сходившей с ума при мысли о гибели возлюбленного. Неожиданно она резко выпрямилась, глядя немигающим взглядом на часы, висевшие на стене напротив и уже давно остановившиеся.

— А вдруг он у другой? Господи боже, как можно допустить такое?! Пока я рыдаю здесь кровавыми слезами, этот изменник наслаждается прелестями другой! Фи, ветренный офицеришка, и как я могла полюбить такого?! «Мадемуазель, целую ваши ручки» — ха! «Ляфам, лямор» — фу! Боже мой, и я поверила такому человеку! Этому... этому дон жуану, этому... ловеласу! Ах, ненавижу его!

Милая моему сердцу Анюта забилась в рыданиях, как вдруг дверь в светелку распахнулась и тонкий молодой голос возвестил: «Барышня, приехали!»

Любезный читатель, позвольте представить вам Лизоньку — горничную, поверенную во все сердечные дела моей прелестной Анюты. После того рокового бала, когда барышня потеряла покой и томилась в сердечных муках, лишь верная Лизонька скрашивала часы долгого ожидания и приносила ей письма от воздыхателя, которые он по договоренности оставлял в дупле старого дуба, росшего за оградой особняка, принадлежавшего семье моей любимой прелестницы.

«А что же Анюта?» — спросите вы. О, услышав о столь долгожданном приезде, она тут же забыла все свои подозрения, проклятья и планы отмщения, вытерла слезы и выбежала из горницы быстрее лани, вспугнутой охотниками, оставив после себя лишь легкий аромат французских духов...

Мой любезный читатель, нам лучше уйти из этого дома — боюсь, сегодня милая Анюта не сможет нас принять. Что ж, давайте прогуляемся вдоль набережной — вечер сегодня чудесный, воздух изумительно чист и просто напоен поэзией — как раз то, что нужно молодым людям вроде нас с вами, и чем знаменит, надеюсь, полюбившийся вам городок N.

19–26.10.2000

Не хочу больше публиковать свои старые рассказы в произведениях, пусть живут в моих блогах. Да и напомнить надо о себе, мол, вот она я, загруженная работой, но все еще с вами на АТ :)