А я тут проду пишу...
Автор: Любовь ФедороваНикто, может быть не замечает, а я тут сабж. 53,63 а.л книги уже накнопала и имею намерение продолжать. Вот прям сегодняшняя. Про самогон, дураков и клизму:
* * *
Кабак "У Адмирала", как и большая часть порта, был погружен в печаль и холод. Главный вход закрыт. До черного, с которого заносят припасы и прямо через порог выливают помои, доплыть по грязи практически невозможная задача. Илан с Зареном стояли, совещаясь, пару сотых, пока удалось определить, которая из грязевых тропок, от дождя и помоев превратившихся в речки, преодолима вброд. А, ладно, думал Илан, с треском цепляясь за торчащие из гнилых досок покосившегося сарая щепки и ржавые кривые гвозди, собирая полой подзаборные репьи и с чавканьем утопая выше щиколотки в липкой жиже. Была ни была. Мне это надо во имя добра и для спасения мира. Плащ все равно чужой, Вояка должен плату за вызов врача в город и успокоительное.
Первая тяжелая дверь вела в проходной хламник, где лабиринтом выстроились бочки с водой, короба для объедков и ящики с золой, следующая -- в полутемную кухню с остывшими плитами, липким от наростов кухонной грязи вонючим полом и, по контрасту, выдраенными до блеска пустыми котлами. В кухне никого. Следующая дверь – торговый зал. Такой же полутемный и печальный.
– Выпить нет, – похоронным голосом откликнулся на скрип двери хозяин, уныло сгорбленный за стойкой. Он перебрасывал костяшки счет, и те щелкали с сухим и грустным стуком. – Конфисковали.
Илан никак не отозвался, обошел стойку и уселся на высокий грубый табурет со стороны зала. Зарен последовал его примеру.
– Узнаете меня? – спросил Илан, надеясь на профессиональную память кабатчика и свой прошлый визит.
– Я и в тот раз узнал, – угрюмо отвечал хозяин не совсем ожидаемую, но и не невозможную фразу, и следом разразился уныло-гневной, а, судя по связности и логичности, давно продуманной тирадой: – Если ты думаешь, будто я твоему папаше чем-то там обязан, ты ошибаешься, молодой господин. Плетей, да побольше – вот что он мне всегда обещал, и обычно дарил. Вас, щенков его, по городу сотня ходит, и каждый думает, что я у них в долгу. А где моя военная пенсия и спокойная старость? Где награды кроме дыр на шкуре? Где выслуга и офицерское звание?.. Нету! Если на то пошло, это вы мне должны, а не я вам!
Щелкнули счеты, на которых все костяшки решительным движением были сброшены на одну сторону.
– Я не про это, – терпеливо произнес Илан. – Я врач из госпиталя. В порту отравлены люди. Здесь кто-то продает не просто нелегальный самогон, а с самодельными добавками. Вы тут колдуете, чтоб крепче забирало, ваш интерес. Мой интерес – знать, как это лечится. Больше я ничего ни от кого не хочу и не прошу.
– Никак не лечится, – хозяин обвел тяжелым взглядом пустой кабак, на миг задержавшись на мутном окне, потом добавил охватывающий всю вселенную жест рукой. – Мир сошел с ума, это никак не лечится. Просто пить надо меньше. А лучше совсем не пить.
– Хорошо, – был согласен Илан. – Они уже выпили. Мне нужен рецепт состава – что пили?
– Само пройдет, – как заправский лекарь, махнул рукой хозяин.
– Да не проходит! – вдруг решил помочь Зарен.
Илан вспомнил слова про военную пенсию и стал выкладывать на стойку разномастные монеты, которые ему собрал и вернул с утра Джениш. Хозяин равнодушно следил за его рукой.
– Не проходит – подождите, – посоветовал он. – Может, оно и отрава, но не навсегда. Недавно один дурак неразбавленной хлебнул, и то выправился. Ну, одичал немного, половили его декаду по задворкам. Но прошло же. Зачем вам знать, что там намешано? Время лечит все.
Деньги у Илана закончились, но хозяин к ним не притронулся и больше на монеты не смотрел, хотя кучка получилась лар на семьдесят, если не побольше.
– Колись по-хорошему, дядя, что это за дурь, – снова попробовал нажать Зарен. – Или говори, где купить, мы сами разберемся, как людям помогать.
– По мне, так дурь не у них, а у вас. Зачем вам это надо – помогать людям? Они у вас просили? Они хотели, чтоб им стало хорошо, им стало хорошо. Напомогались уже такие как вы – ни торговли, ни работы, ни морских походов, ни добычи, ни пенсии, ничего. Идите прочь из порта, не мешайте жить. Весь мир дерьмо, все люди дикари. Мы с этим сами разберемся, вас не спросим!
– Да затем нам это надо, – потерял терпение Илан, – что вы всю жизнь грозитесь разобраться, но не можете, потому что о других не думаете! Вы даже сами о себе не думаете! Вы элементарно не в состоянии мыслить о проблеме заранее, а не в кульминационные моменты вселенских катаклизмов! – Тут Зарен слегка толкнул Илана под руку, и тот осознал, что, судя по остекленевшим глазам кабатчика, говорить надо не длинными словами ученых заклинаний, а как-то попроще и поубедительней: – Это не я без спроса лезу в чужую жизнь, это вам непонятно, что в Арденне таргский император, и ему уже выпустили под копыта золотой кареты ваших дикарей в дерьме, и, если они разбегутся еще шире, с полосой прибоя сравняют не только порт, а всю Арденну, а нам с тобой, дядя, и так жить непросто!.. Я непонятно объясняю? Ты нормально слышишь меня, дядя?..
Кабатчик вздрогнул.
– Нет, ну... про клизму-то я понял... – пробормотал он. Все-таки посмотрел на монеты. – Чай мы не дикие, военные моряки, и в докторском деле соображаем чутка... А что, серьезно дураков понабежало? Этой же дури мало, она же дорогая, только для своих. Я-то ее у себя не держу, зачем оно мне надо -- душу наизнанку выворачивать...
* * *
Кто любит длинное, медицинское и затейливое, вэлкам: